Тем не менее, несмотря на силу, которая чувствовалась мне в этом благочестивом и мудром ребенке, я дрожал пред той задачей, которая мне предстояла, пред тем вопросом, который я должен был пред нею возбудить. Утром, возвращаясь из церкви, мы согласились с ее родителями, что надо воспользоваться этим утром и совершить над ней Соборование.

Кто мог сказать, когда я вернусь? Не могла ли она отойти при каком-нибудь внезапном ухудшении? И как было нам не воспользоваться миром этого утра и нравственной силой этой души, чтобы приготовить ее к переходу в лучшую жизнь?

По католическому учению, при Соборовании жизнь посвящается Богу. Гаэтана была слишком прекрасна, слишком возвышенна, чтобы мы не желали для нее всего лучшего в области духовной красоты и лучшего венца, который состоит в том, чтобы преобразить свою смерть, заклать себя в жертву Богу.

Со всякими предосторожностями я наконец сказал ей о Соборовании. Она встрепенулась.

— Это мама об этом с вами говорила?

— Да, дитя мое,— ответил я,— она будет покойнее, так как я должен уехать. А потом, вы видите бессилие врачей. Один Всемогущий Бог может вас исцелить, и Таинство Елеосвящения было учреждено отчасти с этой целью.

Я взял тогда книгу, заключающую эти прекрасные молитвы об умирающих, в которых заключено столько надежд: надежда на телесное здравие, надежда на освящение души, надежда на вечное единение с Богом. Я перевел ей эти молитвы и объяснил ей их, чтобы приготовить ее душу к Таинству, которое я должен был совершить.

Я уже много раз присутствовал при этом трогательном обряде. Но никогда не видал ничего подобного. Сидя на кровати, полная веры и покорности, она сама протягивала руки к священному помазанию. Ни отец ее, ни сестры, ни я — никто не плакал. Мы были все охвачены силою ее упований. Мать ее, которую так страшил этот обряд, находилась в том состоянии Божественного мира, который переполнял всех нас.

Между тем становилось все несомненнее, что смерть приближалась быстрыми шагами. Об этом можно было заключить не только по тому, что уменьшались физические силы больной,— об этом говорили те быстрые и очевидные успехи, которые сделала ее душевная жизнь. А это верный признак для тех, кто знает пути Божии. Бог дает цветам распуститься, прежде чем их сорвать.

Я расстался с нею вечером, уверенный, что более не увижу ее и что два или три дня страдания и любви довершат ее приготовление к смерти.

Как только я приехал в Париж, у меня явилась мысль послать ей в знак последнего прощания прекрасное Распятие, которое она могла бы держать в руках в свой последний час и к которому могла бы во время агонии прильнуть холодеющими устами.

Я искал такое Распятие, которое бы разом удовлетворило и ее верующую душу, и то чувство прекрасного, которое ее никогда не покидало. Я с трудом нашел то, чего желал. Мне пришлось объехать несколько магазинов. Мне предлагали сделать его в несколько дней.

— Нет, нет,— говорил я,— мне нужно сейчас, это для умирающего ребенка.

У меня в глазах были слезы. Купцы смотрели на меня с удивлением. Я послал Распятие в тот же день при небольшом письме, в которое я влил последние капли своего сердца.