Ответ. Когда человек изо всех сил слушается, отсекает во всем свою волю, открывает свои помыслы, старается молиться, то и бывает такое чувство беспечалия. Об этом говорит преподобный авва Дорофей. Конечно, все равно возникнет какая-нибудь брань, появятся какие-то искушения, но в основном у настоящего, истинного послушника должно быть именно такое чувство. Оно совершенно нормальное.

Вопрос. В Четвертой книге Царств есть такой эпизод. Илия сказал Елисею: "Что сделаю тебе, прежде нежели я буду взят от тебя?" И сказал Елисей: "Дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне" (см. 4Цар.2:9). Батюшка, можно ли, подобно Елисею, желать прийти в ту же меру, что и твой духовный наставник или духовный отец? Если и не вдвойне преуспеть, то хотя бы той же меры достичь. Это не дерзость? И как быть, если есть такое сильное желание?

Ответ. Смотря о ком идет речь. Если речь идет обо мне, то я никому не желаю прийти в такую меру, как я. Не потому, что я подобен Илии пророку, а потому, что я немощный человек. Учу я, как мне кажется, в основном правильно, но, к сожалению, сам часто не могу всего исполнить. Я не хочу оправдываться, но и обвинять себя не желаю... В общем, на самом деле я, конечно, отнюдь не являюсь образцом для подражания. Подражать надо угодникам Божиим, таким людям, как отец Николай Гурьянов, хотя, опять же, он человек скрытый от нас. Он живет втайне, все его добродетели тайные. Что же открыто для нас? - Его прозорливость и необыкновенная доброта, она сквозит во всем его виде. А как он живет и в чем ему подражать - мы ведь этого не знаем, такие люди утаивают свою внутреннюю жизнь. Я думаю, есть здесь среди нас один человек, достойный подражания, но я не буду говорить, кто, потому что при публике, так сказать, это невозможно. Вообще, нас нельзя ставить в пример, на то есть угодники Божии. Не будем много мечтать о себе. Подражать, наверное, можно в каком-то определенном отношении. Допустим, с отца А., быть может, позволительно брать пример в том, что он является ревнителем Православия, сколько-то начитан в святых отцах. Какой-нибудь сестре можно подражать в трудолюбии, например, а другой в том, что она очень послушливая. Это будет разумно, так нам советует делать святитель Игнатий Брянчанинов - видеть в каждом какую-нибудь добрую черту и стараться перенимать ее.

Вопрос. Святые отцы дают совет во время поношения воспринимать бранные слова так, как будто они относятся не к тебе. Но мне кажется, что так можно впасть в пренебрежение к ближним. Видимо, это применимо не ко всякому случаю. Объясните, пожалуйста, как правильно понимать этот совет?

Ответ. Имеется в виду не то, чтобы в буквальном смысле воспринимать поношение так, как бы оно относилось не к тебе, а что нужно сохранять такое же спокойствие в душе, как будто говорят не тебе. Вот что, мне кажется, имеют в виду святые отцы. Потому что иначе это действительно было бы пренебрежением. Такое восприятие - это, скорее, результат, чем средство. Средство здесь - молитва, унижение себя, смирение перед ближним, результат же - при поношении пребывать таким спокойным, будто говорят не мне, а кому-нибудь другому. Допустим, благочинный ругает какого-нибудь послушника за то, что он во время службы вел себя не как подобает. А он говорит: "Это ко мне не относится" - и пребывает совершенно спокойным. Такое поведение, я думаю, неуместно. Или эконом на кого-нибудь кричит: "Что ж ты сделал? Я же тебе сказал вот то сделать, а ты сделал это, неужели не понимаешь, что от тебя требуют?" А тот отвечает: "Ко мне это не относится" - и продолжает делать то, что делал раньше. Эконом в бешенстве убегает, а человек тот пребывает совершенно спокойным и думает: "Вот какой я бесстрастный". Довел всех вокруг себя "до белого каления", а сам остается невозмутимым и полагает, что он бесстрастный. Это говорит отнюдь не о смирении, но, скорее, о гордости. Конечно, тому человеку хорошо, а нам-то каково?

Вопрос. Вероятно, я неправильно понял, но мне показалось, будто Вы сегодня утром говорили, что сейчас не надо благодарить Бога.

Ответ. Я не говорил, что сейчас не надо благодарить Бога. Бога надо всегда благодарить. Литургия, точнее, Евхаристия - это значит благодарение. Как я могу такое говорить, когда я во время Литургии, воздевая руки, всех вас призываю: "Благодарим Господа". Как же после этого я скажу, что сейчас не надо благодарить Бога? Речь шла о том, что нужно смиряться и упор делать не столько на благодарении - потому что здесь можно впасть в гордость, - сколько на покаянии, но я не говорил, что сейчас не надо благодарить Бога. Нужно всегда Его благодарить за те бесчисленные благодеяния, которые Он на нас изливает. В литургической молитве есть такие слова: "...о всех явленных и неявленных благодеяниях, бывших на нас". Мы должны за все непрестанно благодарить Бога, и кто Его не благодарит, тот просто безумный, почти что лишившийся рассудка человек. Я считаю так. Речь шла просто о том, что больше стараний надо прилагать к покаянию, необходимо придавать ему кардинальное, первостепенное значение. Можно сказать, что от покаяния возникнет и настоящее, неподдельное благодарение.

Вопрос. Как-то во время молитвы мне вдруг стало казаться, что я умираю, как будто наступили последние минуты жизни. Может быть, это бесовское наваждение?

Ответ. По моему мнению, это действительно похоже на бесовское наваждение. Еще раз говорю: лучшая и полезнейшая память смерти - безвидная, не отвлекающая от молитвы. Человек может размышлять и представлять себе, допустим, что он умирает при каких-то обстоятельствах, например дома на кровати или в больнице, или еще что-нибудь подобное. И это, полезно или неполезно, хорошо или плохо, является естественным проявлением силы человеческого воображения. А когда вдруг сама собой является перед глазами какая-то картина, то это уже очень подозрительно, и я бы посоветовал не принимать подобного рода образы, потому что прелесть может действовать "под каким угодно соусом", под любым видом, даже под видом памяти смертной. Так было у упомянутого мною основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы. Он одним действием ума способен был представить себе вечные адские муки, огонь или, с такой же легкостью, вечное блаженство. А он был в глубочайшей прелести! Раз он изобрел такой принцип, как "цель оправдывает средства" (этим принципом по сей день руководствуется орден иезуитов), то, конечно же, он не мог быть святым человеком. Потому что служение Христу, угождение Богу требует соответствующих средств, но невозможно служить Богу при помощи каких-то преступных средств. Несомненно, Игнатий Лойола был прельщенным, и сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться в этом.

Вопрос. Один батюшка сказал мне, что в последние времена бесы не будут бояться святой воды и крестного знамения. Чем же тогда защищаться?

Ответ. Я думаю, что все зависит от нашей веры. Бесы, может быть, не будут бояться святой воды и крестного знамения из-за нашего маловерия. Святая вода или крестное знамение не потеряют силу, но бесы перестанут их страшиться потому, что мы не будем иметь должной веры. Расскажу такой эпизод. В Глинской пустыни (это было уже в наше время, в пятидесятых годах) некая колдунья тайно подсунула монаху, кажется, молоко или что-то подобное - заколдованное. Старец, который был соседом по келье того неопытного монаха, прозрел это и, прежде чем тот выпил заколдованное молоко, пришел к нему и сказал: "Ты его не пей". Монах спрашивает: "Почему?" Старец объяснил ему, какова причина. Тот говорит:"А я его перекрестил". "Нет, - возразил старец, - этого мало". Потом он сам перекрестил молоко и сказал: "Теперь можешь пить". Крестное знамение, понятно, одно, но различны сила веры и действие благодати, зависящее от этой веры. Поэтому, может быть, и не будут бесы бояться святой воды и крестного знамения - из-за нашего маловерия. А чем защищаться? Опять же, крестным знамением, молитвой, святой водой и всем, что нам предлагает Святая Церковь. Если же оставим крестное знамение под предлогом того, что бесы его уже не боятся, то, пожалуй, придется идти в баптисты. Святой воды нет, крестного знамения нет - так мы и от баптистов ничем не будем отличаться. Я думаю, что мои слова вы не воспримете буквально.

Вопрос. При воспоминании о смерти в транспорте, например, охватывает страх, что могу умереть без покаяния и Причащения. Молитва в тот момент творится, но она не очень внимательная. Если произойдет авария и я погибну, то с какой душой предстану пред Богом? Простятся ли грехи, если у меня такая невнимательная молитва? Может быть, я не спасусь? Подобное происходит со мной и в течение дня, и перед сном.

Ответ. Я полагаю, что если все эти размышления отвлекают от молитвы, я бы даже сказал, не усугубляют молитву, не делают ее более внимательной, истовой, покаянной, то, значит, они чисто человеческие; и нужно думать не о том, что можешь умереть без Причащения, - о таких вещах, по-моему, размышлять не стоит. Не всякий человек, умерший с Причащением, обязательно спасается, и не всякий, умерший без него, непременно погибает. Надо просто думать о покаянии и, конечно, желательно помышлять, что ты уже как бы умер, предстоишь перед Господом и умоляешь Его о прощении грехов и что, когда ты на самом деле предстанешь перед Ним, у тебя уже не будет времени умолять о помиловании и нужно молить об этом заранее. А где ты умрешь: в аварии или на своей кровати у себя дома - это даже не столь важно. Я считаю, нужно постоянно молиться, Господь даст время для покаяния, если только мы действительно его ищем.

Вопрос. Иногда при молитве приходит, но ненадолго, воспоминание о смерти и размышление о ней. Что сделать, чтобы продлить эти размышления? Или это только действие благодати, а не результат своего понуждения?