Ответ. Я думаю, что нельзя относиться к этому так однозначно. Иногда Бог долготерпит человека, хотя уже совершенно ясно, что никакого плода он не принесет, но все же Господь долготерпит, предоставляя возможность покаяться. Кроме того, некоторые люди живут ради других людей, потому что все мы связаны. В сегодняшней притче говорилось о том, как пастух отделяет овец от козлищ; мы также похожи на стадо, которое вперемешку пасется в этом мире, только в будущей жизни мы будем разделены. Потому существует взаимосвязь и зависимость между некоторыми верующими, благочестивыми людьми и некоторыми неверующими. Иногда это современники, которые так или иначе влияют друг на друга, иногда от нечестивых родителей рождаются люди благочестивые. Об этом можно только догадываться, только одному Богу это ведомо. Бывает, что люди нечестивые живут на земле в благополучии, даже в роскоши, в счастье, ради того чтобы потом они не говорили, что Бог им в этой жизни ничего не даровал, чтобы не упрекали Его, что Он не дал им повода для покаяния, для спасения. Ведь само это благополучие для немощных людей является предлогом для того, чтобы благодарить Бога. Нельзя однозначно сказать, что каждый человек живет только до тех пор, пока может приносить добрый плод. Возможно, к некоторым людям это и относится, а именно к тем, кто духовно развивается; пока такой человек не достигнет, так сказать, своего пика в духовной жизни, Господь его оставляет жить на земле. Иногда кажется, что человек умер преждевременно, на самом же деле он уже находился на вершине своего нравственного развития, для него самого кончина была полезной. В советское время у нас в N был архиепископ Никон (Петин), человек высокодуховной жизни, милостивый, проповедник, истинный святитель. За некоторое время до его внезапной кончины одной женщине было такое видение. В Успенском кафедральном соборе, верхний храм которого освящен в честь Успения Божией Матери, а нижний - во имя святителя Николая, в левом приделе, она увидела как будто бы виноградные лозы, и из них что-то истекало: сок или вино - я точно не помню этого видения. Словом, увидела она как будто зрелый виноград или нечто подобное. Она не понимала, что это значит. Через некоторое время владыка Никон попал в аварию (видимо, подстроили ее коммунисты), после этого он уже не оправился и умер. Его похоронили в том самом месте, где женщина видела виноградные лозы. Там, где ей казалось, что был виноград, находились две иконы: одна в честь того святого, имя которого владыка носил в монашеском постриге, другая в честь того святого, имя которого он носил в миру. Таким образом она поняла, что означает бывшее ей видение, и другим о нем рассказывала. То есть виноград уже созрел, пришла пора его срывать. Хотя архиепископу Никону в то время было пятьдесят четыре или пятьдесят шесть лет и он был и физически крепким, и совершенно здоровым человеком.

Вопрос. Если все в нас Божье, то и любовь к Нему тоже Его дар. Значит, тот, кто не очень любит Бега, не виновен.

Ответ. Любовь, конечно, дар, но порой случается и так, что Господь нам что-либо дарует, а мы отвергаем. Тогда получается, что мы виновны, так как Господь, может быть, не сразу подает человеку совершеннейший дар любви, но что-то малое все равно ему дарует. Если человек принимает это, то Бог дает ему больше, и так в человеке постепенно развиваются дары Божий. Поэтому тот, кто не очень любит Бога, я думаю, все-таки виновен, а вина его в том, что он поданный ему дар не принял, не усвоил себе, не развил в себе и вообще, можно сказать, не понуждал себя к доброму. "Без понуждения не может быть спасения" - есть такая монашеская поговорка.

Вопрос. Вы сказали, что евангельские слова "Блаженны нищие духом" обозначают, что блажен человек, который ни к чему не имеет пристрастия. Читал в толкованиях, что нищим духом назван тот, кто ничего о себе не думает, то есть нищие духом - люди смиренные. Одно ли это и то же толкование? Вижу между ними тесную связь.

Ответ. Святитель Григорий Палама толкует, что нищие духом - это люди беспристрастные, а святитель Феофилакт Болгарский (не знаю, заимствовал ли он это у Иоанна Златоуста или у кого-то еще) толкует нищету духовную как смирение. Я думаю, что смирение не может прийти прежде покаяния, а у нас заповедь о плаче - "Блаженны плачущие" - стоит на втором месте. Сначала "Блаженны нищие духом", потом - "Блаженны плачущие". Если нищие духом - это смиренные, то о чем тогда им плакать? Поэтому я считаю, что толкование святителя Григория Паламы более правильное, чем толкование Феофилакта Болгарского.

Вопрос. Вы говорили, что человек живущий правильно, а учащий криво Царствия Божия не наследует. Что думать об архимандрите Софронии? Имею в виду его отношение к новому стилю, ведь он проповедовал его.

Ответ. Я уже говорил, что всякий человек может ошибаться, даже высокодуховный. Например, святитель Игнатий рассказывает о священнике, которому всегда сослужил Ангел, и тем не менее священник этот имел некоторые еретические мнения. Если бы дьякон, случайно странствовавший в тех местах и ему сослуживший, не обнаружил этих мнений и не обличил бы его, то он, пожалуй, и продолжал бы так думать. Но все же, несмотря на его ошибку, Ангел во время Литургии от священника того не отступал. Возможно, то же самое было и со старцем Софронием. Необходимо учитывать ту толщу неведения, так сказать, которая поначалу отделяла его от познания истины и которую он преодолел, и поэтому Господь, может быть, оказывал ему снисхождение в некоторых его второстепенных заблуждениях.

8 февраля 1998 года.

Часть 5. О борьбе со страстями

Сегодня мне хотелось бы коснуться темы борьбы со страстями. Конечно, я не смогу полно пересказать Иоанна Лествичника или преподобного Иоанна Кассиана - великих отцов, да, наверное, это и не имеет смысла, потому что их творения лучше прочитать самостоятельно. И нет у меня намерения сказать что-то особенно новое: конечно же, я один из самых немощных, самых, может быть, неудачных учеников этих святых отцов (однако же мню, что нахожусь в числе их учеников). Поэтому ничего принципиально нового я сказать, разумеется, не могу. Но так как я сам вынужден этим заниматься и поскольку являюсь вашим современником, то, возможно, я скажу что-то интересное именно для нас - людей современных, потому что в каждое время опыт борьбы со страстями, в связи с многообразием пороков и развитием греховности, немного интерпретируется. А в принципе, по сути своей он остается тем же, каким был во времена даже не святых отцов, а святых апостолов, то есть в самые древние христианские времена, в начале Христианства.

Я говорил уже, что учение о страстях несколько условно. Например, преподобный Нил Мироточивый говорит, что страсти тьмочисленны, то есть число их бесконечно. Большинство отцов принимает классическое деление страстей на восемь главных. Некоторые считают, что их семь. Иные, еще более упрощая это деление, говорят, что основных страстей три или даже две. Но когда мы говорим о бесчисленности страстей, то перечислять их, наверное, невозможно и бессмысленно, потому что множество это порождается неисчислимым, бесконечным разнообразием страстей, сочетающихся между собой, действующих с различной силой. Я же скажу о восьми главных страстях. Начну называть их: гордость и тщеславие. Некоторые из отцов почитают эти две страсти за одну, например святитель Григорий Богослов, - он считает, что тщеславие - это только начальная стадия гордости. Далее идут уныние и печаль. Хотя в русском языке слова эти сходны по смыслу, но под печалью подразумевается несколько другое переживание, чем уныние, а именно имеется в виду скорбь о каких-либо несчастьях, болезнях и тому подобном - гонениях, оскорблениях. Поэтому печаль отличается от уныния. Следующая страсть - сребролюбие, которое иные называют любостяжанием. Это разные названия одной и той же страсти. Понятно, что когда речь идет о сребролюбии, то совсем необязательно, чтобы человек сребролюбивый собирал одно только серебро или деньги. Сребролюбие - это страсть к накоплению имущества в любом виде. И наконец, - гнев, блудная страсть и чревоугодие. Те, которые разделяют все эти немощи, пороки человеческие на три раздела, на три страсти, называют славолюбие, сребролюбие и сластолюбие. Таким образом, они считают их источниками всех других страстей. Иные же, еще более упрощая, считают, что посредством сребролюбия человек осуществляет, исполняет на деле свои страсти славолюбия и сластолюбия, и поэтому видят всего два греховных порока, от которых происходят все другие, - славолюбие и сластолюбие. Конечно, вся эта классификация не имела бы никакого значения, если бы не представляла для нас практической пользы. Не для того мы классифицируем страсти, чтобы уподобиться каким-то ученым, занимающимся исследованиями человеческой психологии, а для того, чтобы победить страсти.

Вначале, прежде чем высказывать свои мысли или приводить понравившиеся мне изречения святых отцов, так сказать усвоившиеся, близкие мне, я хочу сделать некоторое примечание. Что значит бороться со страстями? Один мой старый друг и духовный сын нашего общего духовника - отца А., ныне уже покойного, прочитав Иоанна Лествичника (мы тогда только начинали знакомиться со святоотеческими книгами), выразил желание бороться со страстями, на что отец А. ему сказал: "Если будешь со страстями бороться, то с ума сойдешь". Это не значит, что не нужно бороться со страстями, - разумеется, надо понимать тот жизненный контекст, так сказать, в котором была дана эта рекомендация. Если человек желает бороться со страстями своей собственной силой, лишь посредством самопонуждения и без сверхъестественной помощи, иначе говоря без молитвы, то, бесспорно, это будет безумным занятием и действительно окончится вполне откровенным сумасшествием. Как можно победить гордость тому, кто даже ее не видит и не понимает, в чем она состоит? И так лукавые страсти нас обманывают, что мы, не умея их различить, не имея средств для борьбы с ними, можем, конечно же, впасть в какую-то мечтательность. Нам будет казаться, что мы бежим, а мы будем спать. Как спящему человеку может присниться, что он бежит, хотя на самом деле он пребывает в самом неподвижном состоянии, так и мы можем впасть в мечтательность и думать, что боремся со страстями, побеждаем ту или иную страсть, а в действительности мы будем лишь питать свои гордость и тщеславие. Все это может привести к прелести, которая в самом крайнем, в самом последнем своем проявлении заканчивается просто умопомешательством.

В предыдущих своих беседах я говорил (и сейчас повторяться не буду) о средствах борьбы с грехом и одновременно о средствах для стяжания благодати. Сначала речь шла о вспомогательных средствах, таких, как пост, уединение, молчание, уклонение от общения с людьми, послушание, если есть опытный духовный наставник (такое примечание обязательно). И самое главное, основное средство в борьбе с грехом - это молитва, в особенности молитва Иисусова, умное делание. Никакой пост, никакое строжайшее послушание самому высокодуховному отцу, никакая образованность - в смысле знания святоотеческого предания - не смогут помочь человеку, если не будет у него этого самого главного. Тогда все прочее окажется бессмысленным и, более того, оно даже будет не настоящим. Это будет подобно тому, как дети, не знающие грамоты, читают книги. Порой, сделав умный вид, ребенок берет книгу и, перевернув ее "вверх ногами", водит глазами по странице. И он воображает, что читает, а если ему кто-то уже рассказывал содержание книги и он хорошо его запомнил (как это бывает у детей: память у них свежая, да и книги им обычно читают простые), то он говорит: "Жили-были старик со старухой". А он-то совсем не читает: книга открыта на другой странице, да и буквы "вверх ногами". Так бывает с нами тогда, когда мы не имеем этого ключа - молитвы Иисусовой, этого шифра к святоотеческому преданию, изучаем ли мы его по книгам или нас наставляет какой-то опытный подвижник. Для нас оно пребывает мертвым, кажется нам "китайской грамотой". Поэтому именно умное делание является самым необходимым, самым важным средством - если вообще можно назвать его средством, правильнее было бы назвать его самой жизнью, - для того чтобы победить страсти и стяжать благодать. Что такое страсти? Что такое добродетели? Что такое заповеди? В каком соотношении между собой находятся все эти понятия?

Человек создан Богом - Существом совершенным и по нравственности, и во всем остальном. Когда человек пал, его сущность исказилась, но не окончательно, не так, как у демонов, превратившихся в существа совершенно злые. Осталось в человеке и нечто доброе, сохранился, так сказать, добрый корень, потому что человек преступил заповедь по неведению, был обманут дьяволом. Если дьявол и демоны согрешили против Бога вполне сознательно, это был сознательный бунт против Творца, то люди согрешили в неведении, и поэтому не все их существо повредилось. Когда пришел Господь Иисус Христос и обновил человеческое естество (я говорю очень кратко, для того чтобы не отвлекаться от главной темы), Он воссоединил человека с Богом, душу человеческую с благодатью Святого Духа. Но в то же самое время Он не лишил человека свободы. И если бы мы всей душой, всем своим существом последовательно восприяли учение Христово и, подготовившись, достойно приняли бы Таинства, начиная с Крещения, то, может быть, борьба со страстями была бы и не нужна, потому что благодатью Божией они были бы изгнаны из сердца человеческого и оно было бы очищено. Но мы, приняв Таинства и очистившись, добровольно возвращаемся к прежним своим грехам, страстям, подчиняемся старым привычкам и вновь им порабощаемся. Будучи внутренне обновленными, имея власть и свободу, мы вновь добровольно покоряемся греху. Вот здесь-то и возникает необходимость бороться со страстями и противиться тому злу, которое мы иногда с удивлением обнаруживаем внутри самих себя. Как мы его обнаруживаем? Если мы не будем понуждать себя к исполнению заповедей, не будем предъявлять к себе строгие евангельские требования, то, конечно же, мы будем ошибочно полагать, что у нас все в порядке. Тот, кто удерживается от каких-то грубых, тяжких грехов, а строгих требований к себе не предъявляет, кажется сам себе вполне благоприличным, хорошим человеком. Например, он знает, что блуд творить - это плохо, а блудные помыслы считает вполне извинительной вещью, или понимает, что воровать грешно, а в том, чтобы завидовать богатым или в каком-то ином отношении благополучным людям, ничего страшного не видит. Когда же мы начинаем требовать от себя исполнения евангельских заповедей и "втискиваем" свое естество, искаженное грехом, в эти узкие врата, надеваем на себя это ярмо, порабощаем себя игу Христовых заповедей, то тут обнаруживаются наши страсти, противящиеся всему этому, они выходят наружу, объявляются. Поэтому часто бывает, что человек внимательный чувствует себя великим грешником, а рассеянный кажется самому себе хорошим. Эти обнаруживающиеся при понуждении себя к добру отклонения и называются страстями. Еще раз скажу, что большинство отцов разделяет их на восемь главных условно, для удобства.