Ответ. Думаю, что в описанном здесь отношении к постригу перемешано и хорошее, и плохое. Одежда не должна привлекать, она ничего не значит и ничего не дает. Дает - решимость отречься от своей прошлой жизни. А изменение внешнего вида, конечно, на нас, немощных, как-то действует и, возможно, приносит нам какую-то пользу, но действует именно как на немощных. И может статься, что мы поддадимся тщеславию: наденем клобук, рясу и будем считать себя какими-то особенными, как фарисеи из Евангелия, которые удлиняли свои одежды, увеличивали воскрилия риз своих и так далее. Поэтому лучше такого отношения к монашеской одежде остерегаться. Конечно, хорошо, что ты стремишься к постригу, но лучше было бы стремиться собственно к отречению от мира, а не к обряду. Господь же, когда будет нужно, когда Он увидит, что ты действительно имеешь соответствующую решимость, устроит и постриг. Не постриг дает отречение от мира, а отречение, так сказать, внешне выражается постригом.

Вопрос. Правильное ли это отношение к наставнице, если чувствуешь любовь к ней, если хочешь быть похожей на нее, подражать ей, чем-то услужить; если скорбишь при ее болезни? Духовное ли это чувство?

Ответ. На мой взгляд, это вполне нормальное, здоровое духовное чувство. Где нет любви, там невозможно и доверие. Бывает, конечно, нездоровое пристрастие, - правда, оно чаще возникает в тех случаях, когда человек имеет наставника противоположного пола. Любовь может быть разной. Разумеется, нужно бояться того, чтобы примешивались нечистые чувства, а если они появляются, то пресекать их. Когда же ты испытываешь доверие, любовь и какое-то сочувствие к наставнице, то это естественно, без этого нельзя. Мы люди, а не какие-нибудь литературные персонажи или роботы, и у нас, без сомнения, должно быть чувствующее сердце.

Вопрос. Если у меня брань или уныние, то стараюсь это скрыть и не показать чем-либо ближним. Например, если хочется плакать, то стараюсь пошутить. Иногда шутка помогает преодолеть даже свое уныние или искушение. Правильно ли это?

Ответ. Это можно допускать иногда, понимая, что шутка не главное средство. А вообще, у меня создалось такое впечатление, что девушкам всегда хочется плакать. Говорят иногда про какого-нибудь человека, что покажешь ему палец - он будет смеяться, а что касается девушек (я имею в виду послушниц), то, мне кажется, им палец покажи - начнут плакать. Скажешь: "Вон птичка полетела" - заплакали. "Птичка прилетела" - опять плачут. "Иди на послушание" - в слезы. "Уходи с послушания" - снова слезы. И так без конца плачут. Раньше я очень переживал, брал платок, вытирал слезы, думал: "Зачем же я это сказал? Она заплакала". Теперь же она часами проливает слезы - а в сердце моем не возникает сочувствия. Думаю: "Ладно, пусть поплачет". Иногда, когда времени мало, я говорю: "Знаешь, хватит плакать, там меня люди ждут. Приступим к делу". Женская природа нежная, и потому женщинам плакать очень легко. Это не те слезы, которые являются настоящими покаянными, их очень трудно выжать и у женщины, и у мужчины. Более того, чувствительные женские слезы противоположны слезам покаяния. Слезы покаяния прекращают этот плач, и этот плач прекращает покаяние. Таковы-то все эти, так сказать, девичьи переживания. Поэтому я советую презирать этот плач, относиться к нему как к мозоли на ноге.

Вопрос. От мысли о своей смерти появляется чувство страха, даже теряется душевное спокойствие. Можно ли отнести это к памяти смертной?

Ответ. Конечно, спокойствие будет теряться. Какое же может быть спокойствие от страха? Другое дело, что при помощи памяти смертной и страха Божия мы изгоняем мирскую суетность, разнообразные мирские, греховные, суетные помыслы и в этом смысле успокаиваемся. Но мы вызываем в себе другую тревогу - о своей будущей участи и этой тревогой изгоняем из себя беспокойство о различных земных заботах и скорбях. Поэтому мы в каком-то отношении успокаиваемся, а в каком-то, наоборот, приходим в еще большую тревогу. И это хорошо. Лучше беспокоиться о своем уделе в вечности, чем о земных вещах. Совершенные же христиане приходят в такое состояние, что уже не испытывают страха. Антоний Великий говорил о себе, что совершенная любовь вон изгоняет страх. Но нам, конечно, до этого весьма и весьма далеко, и, вообще, такого высочайшего духовного состояния достигают очень немногие. И если оно существует, то это не значит, что обязательно, так сказать, существует для нас.

Вопрос. Даже при внимательной молитве нет к ней сердечного сочувствия, ощущаю сухость. Отчего так происходит и как это состояние преодолеть?

Ответ. Здесь может быть много разных причин: какой-нибудь грех, отогнавший от тебя благодать, возможно осуждение, иногда просто даже усталость или физическая немощь и др. Я думаю, что самый лучший, самый здоровый подход - не обращать на это внимания и стараться, несмотря ни на что, изо всех сил молиться. Правда, некоторые, имея чрезмерную ревность, понуждают себя к молитве тогда, когда надо было бы просто отдохнуть. Конечно, здесь надо сделать оговорку: я не знаю конкретной ситуации, нужно советоваться. Порой бывает так, что человек хотя и очень устал, но все-таки имеет ревность помолиться. Пусть это будет физическая усталость, иногда умственная, если послушание связано с какой-то умственной деятельностью. Тогда имеет место некое насилие в молитве, так называемая сухость. Быть может, нужно просто отдохнуть: немножко поспать или отвлечься. На что отвлечься? На чтение, например, или на какое-нибудь занятие, дающее отдых, прежде всего душевный. После такого отдыха сердечного сочувствия в молитве становится больше, она бывает более искренней. Но еще раз сделаю оговорку, что надо посоветоваться со своим духовником или со своей старицей.

Вопрос. Иногда, подарив сестре какую-либо вещь, я начинаю потом жалеть об этом, хотя, когда дарила, такого сожаления не было. Это проявление сребролюбия или дьявольский прилог, чтобы смутить?

Ответ. Это ведь одно и то же. Некоторые из отцов говорят, что страсти - это суть демоны. Поэтому все равно: скажем ли, что это сребролюбие, или скажем, что это дьявольский прилог. Правильнее же назвать это дьявольским прилогом сребролюбия.

Вопрос. Я обращаю большее внимание на помыслы во время молитвы, чем на саму молитву, как бы охочусь за помыслами. Хочется рассказать их наставнику. Запомнить их все же не получается, и вместе с тем я наношу вред своей молитве. Как правильно поступать?

Ответ. Конечно, не нужно охотиться за помыслами. Надо рассказывать те помыслы, которые не удается отогнать при помощи молитвы. А здесь выходит, что я отвлекаюсь от молитвы, чтобы вступить в собеседование с помыслом, чтобы разглядеть его. Зачем его разглядывать? Самое лучшее, высочайшее, можно сказать, духовное состояние, о котором говорит Иоанн Лествичник, когда помыслы приходят и мы не знаем, какие именно помыслы приходили и для чего они приходили, то есть мы даже не смогли их рассмотреть. Это наилучшее духовное состояние.

Вопрос. Если видишь на улице хулиганство или на твоих глазах пьяные совершают какие-то нарушения, то позволительно ли сдавать хулиганов, нарушителей в милицию? Это грех или нет?