Апологеты-Защитники христианства-Лекции профессора-Казанской Духовной Академии-И. П. Реверсова-с оригинальными текстами-апологетов

Любовь к «другам Христовым», т.е. к христианам, зарождалась в Иустине еще раньше разговора со старцем. Бесстрашное исповедание христианами своей веры, твердость в перенесении мук и готовность к мученической смерти убеждали Иустина в неосновательности тех взглядов на христиан, каких держалось большинство язычников. «Когда я еще услаждался учением Платона, – говорит он, – я слышал, как обносят христиан, но видя, как они бесстрашно встречают смерть и все, что почитается страшным, почел невозможным, чтобы они были преданы пороку и распутству» («Апология II», гл. 12). После же беседы со старцем, когда Иустин углубился в книги Священного Писания, усвоил их возвышенное учение и ближе познакомился с христианами, держащимися учения этих книг, он окончательно убедился в превосходстве христианства перед язычеством и, как искатель и любитель истины, не мог уже больше держаться лжи (язычества) и сделался христианином. Крещение его произошло в тридцатых годах второго века.

Приняв крещение и познав в полной мере божественную истину, Иустин стал так же ревностно распространять ее, как раньше усердно ее искал. С проповедью христианства он был в Египте, в Малой Азии и дважды в Риме, где, по свидетельству Евсевия и Фотия, основал богословскую школу. Для большего успеха проповеди он и по переходе в христианство не снимал своего философского плаща, который, с одной стороны, привлекал к нему, как к философу, больше слушателей и придавал более авторитета его словам, а с другой, – давал знать, что он последователь философии, только не языческой, изобилующей заблуждениями, а христианской, истинной.

Стремясь распространять христианское учение между людьми разных национальностей и различных религиозных убеждений, он в то же время являлся и ревностным защитником ненавидимых и гонимых христиан, устно и письменно доказывая несправедливость такого отношения к ним.

Смелый проповедник и защитник христианства, говоривший во всеуслышание, не стесняясь тем, что между слушателями могли быть люди, враждебно настроенные против христианства, за свою святую ревность по вере поплатился жизнью. В Риме он был представлен на суд префекта Рустика, твердо исповедал перед ним свою веру во Христа, отказался принести жертву богам и за это был приговорен к смерти (приблизительно в 166 г. в царствование Марка Аврелия). Церковь дала ему название мученика и причислила к лику святых.

Лучшими и бесспорными памятниками апологетической деятельности св. Иустина являются две его апологии (большая и малая) против язычников и «Разговор с Трифоном Иудеем» (апологетико-полемический трактат против иудеев).

Апология I

Первая апология св. Иустина написана по поводу гонений, бывших в царствование Антонина Благочестивого (138–161) и адресована самому императору, его сыну Марку Аврелию, священному сенату и всему народу римскому, как ходатайство «за людей из всех народов несправедливо ненавидимых и гонимых» (гл. 1).

«Вы называетесь благочестивыми и философами, – говорит св. Иустин императору и его сыну, – и слывете везде блюстителями правды и любителями наук: теперь окажется, таковы ли вы на самом деле» (гл. 2). «Наша обязанность – представить на рассмотрение всех наше учение и жизнь, а ваше дело – выслушать нас и явиться добрыми судьями» (гл. 3).

Как добрым судьям, Иустин указывает им, что несправедливо судить и наказывать христиан за то только, что они называются христианами, как это практиковалось в римских судах со времени известного указа Траяна Плинию Младшему. «Одно имя, – говорит Иустин, – не может представлять разумного основания ни для похвалы, ни для наказания, если из самых дел не откроется что-либо похвальное или дурное. Нас обвиняют в том, что мы христиане. Если кто из обвиняемых отречется и скажет только, что он не христианин, то вы его отпускаете, как бы уже не имея никакого доказательства его виновности; если же кто объявит себя христианином, то наказываете его за одно признание, тогда как надлежало бы исследовать жизнь и того, кто объявил себя христианином, и того, кто отрекся, чтобы из самых дел оказалось, каков тот и другой» (гл. 4). «Мы просим, – говорит он в другом месте, – чтобы те, на кого вам доносят, были судимы по делам их, дабы оказавшийся виновным подвергался наказанию, как преступник, а не как христианин; если же кто окажется невинным, пусть освобождается, как христианин, не сделавший ничего худого» (гл. 7).

В виду того, что с именем христианина у язычников связывались различные обвинения христиан, Иустин старается рассеять этот ложный взгляд. На обвинение христиан в атеизме, основанное на том, что христиане не поклоняются языческим богам и не приносят им никаких жертв, он говорит: «Сознаемся, что мы безбожники в отношении к таким мнимым богам (измышленным демонами), но не в отношении к Богу истиннейшему, Отцу правды, целомудрия и прочих добродетелей, и чистому от всякого зла. Но как Его, так и пришедшего от Него Сына, равно и Духа пророческого чтим» (гл. 6). «Мы не приносим множества жертв, не делаем венков из цветов в честь тех, которых сделали люди и, поставивши в храмах, назвали богами; ибо мы знаем, что они бездушны и мертвы и образе Божия не имеют. Да и нужно ли сказывать вам, когда вы сами знаете, как художники обделывают вещество, обтесывают и вырезают, плавят и куют, и нередко из негодных сосудов, посредством искусства переменивши только вид и давши им образ, делают то, что называют богами? Вот что мы считаем не только противным разуму, но и оскорбительным для Бога, Который имеет неизреченную славу и образ, между тем как имя Его усвояется вещам тленным и требующим постоянного попечения» (гл. 9). «Нам передано, что Бог не имеет нужды в вещественных приношениях от людей. Он, Который, как мы видим, Сам все подает нам. Мы научены, убеждены и веруем, что Ему приятны только те, которые подражают Ему в совершенствах – в целомудрии, правде и во всем, что достойно Бога. Мы научены также, что Он по благости Своей в начале все устроил из без?бразного вещества для человеков, и что они, если по своим делам окажутся достойными своего назначения, удостоятся жить с Ним и царствовать с Ним, сделавшись свободными от тления и страдания» (гл. 10). «Кто же из благомыслящих не сознается, что мы не безбожны, когда почитаем Создателя всего мира, и согласно с тем, как мы научены, говорим, что Он не требует крови, возлияний и курений, а славим Его, по мере сил, словом молитвы и благодарением во всех приношениях наших? Наш учитель в этом есть Иисус Христос, Который для этого родился и был распят при Понтии Пилате, бывшем правителе Иудеи во времена Тиверия Кесаря; и мы знаем, что Он Сын Самого истинного Бога, и поставляем Его на втором месте, а Духа пророческого на третьем» (гл. 13).

Наряду с обвинением христиан в атеизме самым популярным было и обвинение их в безнравственности и подкидывании незаконно прижитых детей. В ответ на эти обвинения Иустин указывает, какая целомудренная воздержность и какие взгляды на брак и на детей господствуют в христианском обществе. «Есть много мужчин и женщин, лет шестидесяти и семидесяти, которые, из детства сделавшись учениками Христовыми, живут в девстве. Нужно ли говорить о множестве тех, которые обратились от распутства и научились целомудрию»? (гл. 15). «Мы или вступаем в брак, не иначе, как с тем, чтобы воспитывать детей, или, отказываясь от брака, постоянно живем в воздержании. Чтобы доказать вам, что срамное совокупление у нас не составляет какого-либо таинства, – один из наших подал александрийскому префекту Феликсу прошение, чтобы он дозволил врачу оскопить его. Когда же Феликс никак не хотел подписать прошения, то молодой человек остался девственником и довольствовался своим собственным сознанием и сознанием единомысленных с ним» (гл. 29).

Для вящего оправдания христиан от обвинения в безнравственности Иустин указывает на крещальные и воскресные собрания христиан, которые, по мнению язычников, были главным местом совершения христианами безнравственных действий. «Омытого водою крещения, – говорит он, – мы ведем к так называемым братьям в общее собрание для того, чтобы со всем усердием совершить общие молитвы как о себе, так и о просвещенном и о всех других повсюду находящихся, чтобы удостоиться нам, познавши истину, явиться и по делам добрыми гражданами и исполнителями заповедей для получения вечного спасения. По окончании молитв мы приветствуем друг друга лобзанием. Потом к предстоятелю братии приносятся хлеб и чаша воды и вина; он, взявши это, воссылает именем Сына и Святого Духа хвалу и славу Отцу всего, и подробно совершает благодарение за то, что Он удостоил нас этого. После того, как он совершит молитвы и благодарения, весь присутствующий народ отвечает: «Аминь». Аминь – еврейское слово – значит: «да будет». После благодарения предстоятеля и возглашения всего народа так называемые у нас диаконы дают каждому из присутствующих хлеба, над которым совершено благодарение, и вина, и воды, и относят к тем, которые отсутствуют. Пища эта у нас называется евхаристиею (благодарением), и никому другому не позволяется участвовать в ней, как только тому, кто верует в истину учения нашего и омылся омовением в оставление грехов и в возрождение, и живет так, как заповедал Христос. Ибо мы принимаем это не так, как обыкновенный хлеб или обыкновенное питье: но как Христос, Спаситель наш, словом Божиим воплотился и имел плоть и кровь для спасения нашего, таким же образом пища эта есть Плоть и Кровь Того воплотившегося Иисуса» (гл. 65, 66). «В день же солнца (воскресный) бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам и селам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова делает наставление и увещание подражать тем прекрасным вещам (о которых читалось). Когда же окончим молитву, тогда... совершается евхаристия в указанном выше порядке. Достаточные же и желающие, каждый по своему произволению, дают, что хотят, и собранное хранится у предстоятеля; а он имеет попечение о сиротах и вдовах, о всех нуждающихся по болезни или по другой причине, о находящихся в узах, о странниках издалека, вообще печется о всех, находящихся в нужде. В день же солнца мы все вообще делаем собрание потому, что это есть первый день, в который Бог, изменивши мрак и вещество, сотворил мир, и Иисус Христос, Спаситель наш, в тот же день воскрес из мертвых» (гл. 67). Такой невинный характер христианских собраний должен был окончательно убедить всякого непредубежденного человека в неосновательности обвинения христиан в безнравственности.

Как простой народ видел в имени христианина синоним безнравственности, так государственная власть за то же имя предъявляла христианам обвинения политического характера, считая их врагами государства, так как они ожидают какое-то царство помимо римского, не поклоняются статуе императора и т.д. В апологии, адресованной лично императору, неудобно было резко порицать несправедливость правительственных взглядов на христиан. Поэтому Иустин касается немногих государственных обвинений (и то кратко), в общих чертах показывая их несостоятельность. Он не отрицает, что христиане ожидают царства, но доказывает, что это царство не политическое, а Царство Божие – царство не от мира сего. «Когда вы слышите, – говорит он, – что мы ожидаем царства, то напрасно полагаете, что мы говорим о каком-либо царстве человеческом, между тем как мы говорим о царствовании с Богом: это ясно из того, что, когда вы допрашиваете нас, мы сами признаемся, что мы христиане, хотя знаем, что всякому, кто признается в этом, предлежит смертная казнь. Если бы мы ожидали человеческого царства, то отрекались бы, чтобы избежать погибели, или старались бы скрыться, чтобы достигнуть ожидаемого. Но так как наши надежды устремлены не к настоящему, то не беспокоимся, когда нас умерщвляют, – зная, что непременно должны умереть» (гл. 11). Отказ христиан воздавать божеские почести императору Иустин объясняет также не политическими, а религиозными мотивами. Христианская религия учит, что божеские почести следует воздавать только одному Богу. Но не покланяясь императору как богу, христиане во всех других случаях оказывают ему должное почтение и повиновение. Они аккуратно платят подати, признают императора властелином людей и молятся, чтобы он был одарен здравым разумом» (гл. 17). В заключение Иустин старается показать, что христиане не только не враги государства, а наоборот, способствуют его благосостоянию. «Что же касается до общественного спокойствия, – говорит он, – то мы вам содействуем и способствуем в том более всех людей, ибо мы держимся того учения, что ни злодею, равно как ни корыстолюбцу, ни злоумышленнику, ни добродетельному невозможно скрыться от Бога, и что каждый по качеству дел своих получит вечное мучение или спасение. Если бы все люди знали это, то никто не избирал бы зла на краткое время жизни, зная, что он идет на вечное осуждение огненное, но всемерно сдерживал бы себя и украшался бы добродетелью, чтобы получить блага и избегнуть наказаний. Преступления совершаются потому, что преступники вполне уверены в возможности укрыться от людей, назначенных судьями. Но если бы они знали и уверены были, что от Бога ничего нельзя скрыть, то по крайней мере из страха наказаний старались бы вести себя хорошо» (гл. 12). Таким образом, считать христиан людьми вредными и опасными, когда они держатся такого учения, было бы несправедливо. Признание всеведения Божия должно останавливать их от всего дурного и направлять только к хорошему.