После доказательства истинности главнейших христианских догматов Иустин выясняет силу и значение креста, который служил таким соблазном для язычников. «Крест, как предсказал пророк, есть величайший символ силы и власти Христовой, как это видно и из предметов, подлежащих нашему наблюдению». Крестообразную форму имеет корабль с поднятым парусом, имеют земледельческие и ремесленные орудия и человек с распростертыми руками. Наконец, «и ваши символы представляют силу крестообразной формы. Я разумею знамена и трофеи, с которыми вы совершаете свои торжественные шествия, являя в них знак вашей власти и силы, хотя вы делаете это, сами не помышляя о том» (гл. 50). У философов также встречается учение о кресте. Платон в «Тимее» говорит, что Бог поместил Сына Своего во вселенной наподобие буквы X (форма креста) (гл. 60).

Если же христиане ведут чистую богоугодную жизнь, если они никогда не являются врагами государства и если, наконец, они содержат возвышенное, божественное учение, в некоторых пунктах сходное с мнениями лучших языческих писателей, то почему же они одни из всех людей подвергаются преследованиям за свою религию? Объяснение этого непонятного, на первый взгляд, явления Иустин видит в действии на язычников злых демонов, коренное свойство которых – обольщать людей и вводить их в заблуждение. Создавши язычество, они разными способами заставили уверовать в него людей, нетвердых в богопознании, и с тех пор держат их в своей власти, всячески отвлекая их от истины. Так как христиане проповедуют эту истину, то демоны являются их естественными врагами и настраивают против них язычников. «Так называемые демоны, – говорит Иустин, – о том только и стараются, чтобы отвести людей от Бога Творца и Его Перворожденного Христа Бога, и тех, которые не могут возвыситься от земли, они пригвоздили и пригвождают к земным и рукотворенным вещам, а тех, которые стремятся к созерцанию божественного, незаметно совращают, и если они не имеют здравого рассудка и не ведут чистой и бесстрастной жизни, – ввергают в нечестие» (гл. 58). «Еще в древности злые демоны, открыто являясь, оскверняли женщин и отроков и наводили людям поразительные ужасы, так что те, которые не рассуждали разумом об их действиях, будучи объяты страхом, и не зная, что это были злые демоны, назвали их богами и давали им такое имя, какое кто из демонов сам себе избрал» (гл. 5). Отсюда произошли сказания о разных сынах Зевса (гл. 21) и вся вообще языческая безнравственная мифология (гл. 25), так как демоны через посредство поэтов предварительно рассказывали за действительность то, что последние описывали в вымышленных ими сказаниях (гл. 23). «Они требуют жертв и служения от тех, которые живут противно разуму (гл. 12), и вообще стараются держать вас в рабстве и служении, – то через сновидения, то через магические чарования пленяют всех, кто нимало не старается о спасении своем» (гл. 14). Для обмана и развращения рода человеческого демоны извращали божественное учение. Они, услышавши предсказания пророков о том, что придет Христос и люди нечестивые будут наказаны огнем, сделали то, что многие назвались сынами Зевса, думая тем произвести такое действие, чтобы люди сказание о Христе почитали за чудесные сказки, подобные тем, которые были рассказаны поэтами. Так, например, пророчество Моисея: «не оскудеет князь от Иуды...» они извратили в сказание, что Дионис родится от Зевса, будет изобретателем винограда и т.д. Пророчество Исаии о рождении Христа от Девы и о вознесении Его на небо представили в виде сказания о Персее. Пророчество о том, что Он будет исцелять больных и воскресит мертвых извратили в сказание об «Эскулапе» (гл. 51). После вознесения Христа на небо они выставили таких людей, которые называли себя богами, как, например, Симона волхва и Менандра (гл. 26; ср. гл. 56). «Услышавши о христианском омовении, которое было возвещено пророками, демоны сделали то, что входящие в храмы их и желающие приблизиться к ним для совершения возлияний и курений окропляют себя, и даже делают то, что люди идут и омываются перед тем, как войти в храмы, им посвященные» (гл. 62). Даже таинство евхаристии перенесено демонами в обряды Митры, где вступающему в мистерию предлагается хлеб и чаша с водою (гл. 66). Эти же демоны, обличаемые христианами, «выдумали и те порочные и нечестивые дела, которые возводятся на христиан и для которых нет никакого свидетеля, ни доказательства (гл. 23). Они производят и то, что живущие неразумно, воспитанные в страстях и худых обычаях и приверженные к пустым мнениям истребляют и ненавидят христиан» (гл. 57).

Своим рассуждением о демонах Иустин достиг двух целей: с одной стороны, указал главный источник ненависти язычников к христианам, а с другой, – доказал ложность язычества, которое, как произведение демонов, есть удаление от истинного богопознания.

Апология заканчивается повторением просьбы правительству о правосудии. «Если все сказанное мною, – говорит Иустин, – кажется вам согласным с разумом и истиною, то уважьте; если кажется вам пустяками, то оставьте в презрении, как пустяки, и ни в чем невинных людей не осуждайте на смерть, как врагов. Мы наперед говорим вам, что не избежите будущего суда Божия, если пребудете в вашей неправде, а мы воскликнем: пусть будет, что Богу угодно» (гл. 68).

Апология II

Вторая апология, поданная тому же Антонину Благочестивому, служит продолжением и дополнением первой, так как в ней или приводятся новые, или же восполняются уже встречавшиеся в первой доводы для защиты христианства и христиан. Написана она по частному случаю, имевшему место в самом Риме. Здесь одна римлянка, обратившись в христианство, развелась со своим распутным мужем. Чтобы отомстить ей за это, он заявил властям, что она христианка, вследствие чего она должна была явиться на суд для дачи показаний. Зная, чем обыкновенно кончаются христианские процессы, она подала императору просьбу, чтобы ей позволили привести в порядок свои домашние дела, прежде чем отвечать на обвинение. Просьба ее была уважена. Тогда озлобленный муж обратил внимание властей на Птоломея, бывшего ее наставником в христианском учении. Птоломей, представленный на суд префекта Урбика, твердо исповедал себя христианином и за это был приговорен к смертной казни. Присутствовавший при этом осуждении другой христианин, по имени Луций, возмущенный нарушением старинного римского правосудия, сказал Урбику: «Почему ты осудил на казнь человека, который не виновен ни в блуде, ни в прелюбодеянии, не убийца, не грабитель или вор и вообще не обличен в каком-либо преступлении, а исповедал только, что он христианин? Ты, Урбик, судишь, как неприлично судить ни самодержцу благочестивому, ни философу, сыну кесаря, ни священному сенату». Урбик на это сказал Луцию: «И ты, мне кажется, такой же?» (христианин). «Да», –- ответил Луций, и также был отведен на казнь. Та же участь постигла и третьего христианина, который подошел на это дело (гл. 2-3).

Не довольствуясь несправедливым осуждением ни в чем неповинных христиан, язычники часто еще издевались над ними. Видя твердость христиан при перенесении мучений и бесстрастие перед самою смертью, они насмешливо спрашивали: «Почему же христиане сами себя не убивают, чтобы отойти к своему Богу и тем избавить язычников от излишних хлопот (гл. 4), или почему христианский Бог попускает, что люди беззаконные владычествуют над христианами и мучат их?» (гл. 5). Частые случаи казни христиан, в роде описанного, и жестокие издевательства над страдальцами побудили Иустина написать свою вторую апологию, чтобы защитить невинно страждущих и оградить их от грубых и неуместных насмешек.

Отвечая на первую насмешку, он говорит: «Я скажу, почему мы этого не делаем. Мы научены, что не напрасно Бог сотворил мир, но для человеческого рода, и Он услаждается теми, которые подражают Ему в свойственных Ему добродетелях, и ненавидит тех, которые словом или делом предпочитают зло. Итак, если мы все станем себя убивать, то будем виновны в том, что, сколько от нас зависит, никто не родится, не научится Божественному учению, и перестанет существовать человеческий род, и если будем делать так, то сами поступим противно воле Божией» (гл. 4).

Второй упрек касательно мнимого бессилия христианского Бога защитить Своих последователей Иустин отражает указанием на всемогущество Божие. Бог, если захочет, может разрушить целый мир, а не только наказать беззаконных, господствующих над христианами. Если же он пока не делает этого, то только ради семени христиан, которое Он признает причиною сохранения мира. «А если бы не это, то уже было бы невозможно вам более поступать так с нами и возбуждаться к тому злыми демонами; но судный огонь сошел бы и истребил все без разбора, как прежде воды потопа не оставили никого, кроме одного с его семейством, который называется у нас Ноем, а у вас Девкалионом, и от которого произошло такое множество людей – злых и добрых» (гл. 7). По исполнении времен это так непременно и случится. Демоны, бывшие во все века главными виновниками страданий людей праведных, и все служащие демонам будут наказаны вечным огнем (гл. 8). «Но чтобы не сказал кто, что все, что мы говорим о наказании неправедных людей в вечном огне, есть только пустые слова и пугала, и что мы внушаем людям жить добродетельно только по страху, а не потому что это хорошо и прекрасно, – на это отвечу коротко, что если это не так, то нет Бога, или если есть, то Он не печется о людях; что и добродетель и порок – ничто, и что законодатели несправедливо наказывают тех, которые преступают их хорошие предписания. Но так как они не несправедливы, и Отец их через Слово научает их делать то же, что делает Сам: то не несправедливо поступают и те, которые сообразуются с ними»(гл. 9).

Отразив языческие насмешки и упреки на основании христианского вероучения, Иустин затем доказывает язычникам, что это вероучение есть единственно истинное, так как оно получено от Слова Божия (Иисуса Христа), того Слова, при содействии Которого и языческие писатели высказывали свои лучшие мысли. «Наше учение, – говорит Иустин, – возвышеннее всякого человеческого учения, потому что явившийся ради нас Христос по всему был Слово. И все, что когда-либо сказано и открыто хорошего философами и законодателями, все это ими сделано соответственно мере нахождения ими и созерцания Слова, а так как они не знали всех свойств Слова, Которое есть Христос, то часто говорили противное самим себе. Превосходство христианского учения перед всяким другим видно и из того, что даже лучшему языческому учителю, Сократу, никто не поверил так, чтобы умереть за его учение; напротив, Христу поверили не только философы и ученые, но и ремесленники и вовсе необразованные, презирая и славу, и страх, и смерть» (гл. 10; ср. гл. 13).

«Итак, я прошу вас, – заканчивает свою апологию Иустин, – благоволите обнародовать это сочинение, чтобы и другие узнали о наших делах и могли освободиться от ложного мнения и неведения о добром».

Разговор с Трифоном Иудеем

«Разговор с Трифоном Иудеем» представляет образец апологии христианства против другого его врага – иудейства, которое, подобно язычеству, но с большим сознанием и убеждением, ненавидело христианство, пользовалось всяким случаем клеветать на него, а когда представлялась возможность, употребляло против него и репрессивные меры. По словам Иустина, иудейские раввины составили особые проклятия против христиан (гл. 16, 47, 96, 108, 133) и издали повеление, чтобы иудеи не вступали с христианами ни в какое общение, не вели с ними разговоров вообще и, тем более, о предметах веры (гл. 38). Иудеи, кроме того, значительно способствовали созданию и распространению тех клевет и обвинений относительно христианства и христиан, которые существовали в современном обществе (гл. 17 и 108). Во времена анархии, как, например, при восстании Вар-Кохебы, когда римская власть была бессильна оградить христиан от насилий со стороны иудеев, христиан подвергали мучениям и предавали смертной казни (гл. 95, 133).

Иустин, заявивший себя в своей устной и литературной деятельности таким ревностным защитником христианства против язычества, не мог оставить без внимания и письменного опровержения и другого врага христианства, и постарался выяснить неосновательность его вражды. Он считал себя даже обязанным сделать это, с одной стороны, в надежде, что иудеи вразумятся его словами и обратятся на путь истины и спасения, а с другой стороны, из опасения, что за умолчание об истине он будет наказан Богом (гл. 38, 58, 64, 82).