Да простят почтенные ученые и литераторы, гг. Вл. Чиж, И.И. Ковалевский и Ат, что я предваряю маленькую им реплику касательно поднятого вопроса о медицинском освидетельствовании лиц, вступающих в брак, сим желчным предисловием. Предисловие  не к ним лично относится; это  просто больная печенка, сорвавшаяся у меня с места и выплюнувшаяся отравленным словом. Я в точности сказал предисловие по адресу нашей цивилизации, и с точною верою в "пошептавшего нам на воду" черта, но без всякой личной и специальной злобы. Кого винить, если, в самом деле, вся цивилизация заражена пороком детоненавидения, детоотвращения. Винят иногда женщин в вытравлении плода, даже, кажется, об этом в уголовном законодательстве чтото есть. Между тем, ведь решительно все равно, что вытравить a posteriori ребенка, что a priori не дать ему зародиться. Но между тем, как a posteriori вытравлять запрещено уголовным законом, ибо "погашается жизнь", в это же самое время пишутся при первом удобном случае статья и почти целые трактаты, чтобы a priori предупредить рождение ребенка. Но по моему немудреному суждению, что погасить свечку, что помешать зажечь ее  не все ли равно?

Черт отравил наши суждения, и мы устами ученых и литераторов решаем такой дикий вопрос: "А что, если этот юноша со следами золотухи, с предрасположением к чахотке, имевший ракового дядюшку или эпилептического дедушку, женится на влюбленной в него девушке Елизавете Nой, то ведь родится у них дюжина детей с предрасположением к эпилепсии, к золотухе, к раку или чахотке. Мы, сострадательные ученые (предложение это идет от Ч. Дарвина) и литераторы, заранее плачем,  нет, мы рыдаем, посыпаем пеплом главу, раздираем одежды и вопим: "Посмотрите  вместо двух чахоточных  теперь четырнадцать чахоточных! И мы это допустили! И закон это допустил! Запретить! Не позволить! Не женить! То бишь: не венчать!"

Отвечаю:

1) Да почему вы думаете, что от данного брака непременно будут дети? Ведь вы хотите всем "с предрасположением" запретить, а между тем сколько браков  бездетных; и из числа запрещенных вами, наверное, множество окажется бездетными, и жестокость безбрачия будет относительно их наказанием, без самой вины их, без возможности вины.

2) Есть только одно действительное средство предупредить рождение детей: кастрировать "опасных" родителей. Ну, так и пишите: "Предрасположенных к чахотке, раку, эпилепсии и проч.  кастрировать". Тогда будет ясно и тогда будет твердо. А то ведь чем же вы обеспечите фактическое "нерождение"? Будут, конечно, без брака рождать. Пожалуй,  рождать и убивать. Но, почему, нежели "чахоточного родить и воспитать", лучше "чахоточного родить и сейчас же убить"?! Вы скажете: "Когда взрослый умирает  то это картина, а когда новорожденного убивают  то в потемках, и нет картины". Ну, что за аргумент: доктора  народ твердый и от зрелища чахоточного в обморок не падают. Нет, помоему, лучше так: родился чахоточный; пятнадцати лет пожил; поучился в гимназии, пошалил с товарищами, утешал маму, радовал папу, а главное  сам всетаки пятнадцать лет радовался. А потом шестнадцати лет помер, грустный, прекрасный, всеми оплакиваемый.

Да и притом пятнадцати лет, даже моложе пятнадцати лет  совершенно здоровые дети и от здоровеннейших родителей все равно умирают! Вспомните так называемый "родимчик" детей  сколько от него гибнет! Вообще, людей, детей, юношей во всяком возрасте  бездна гибнет. Это ужасно грустно, но эти волны жизни, столь скорбные, эти фимиамы слез и рыданий около молодого гроба  неужели же сравнить их с тупоумным: "издать закон, чтобы не женились". У меня девяти месяцев умер ребенок  прекрасный, поистине прекрасный. Сколько воспоминаний! Да я воспитывался около него. И он, хоть только девять месяцев, разве не знал своих радостей, своей огромной, хотя для нас и малопостижимой, поэзии? Он не спал ночью, повидимому еще здоровый, но в сущности уже больной. Утомленные его закачиванием, мы, бывало, вынесем его к свету. И вот, поставишь его детскими ножками на письменный зеленый стол: пораженный видом лампы, он взглянет на нее огромными темными глазами и весь сияет восторгом, теперь я знаю  болезненным восторгом. И все лицо горит, сияет жизнью. Ночью я носил его по комнатам (темным), и вот, бывало, остановишься у окна, а против окна горел газовый уличный фонарь: и опять он смотрит на него, долгодолго смотрит задумчивыми большими глазами. И такое у него бессмертнопрекрасное в это время бывало лицо. Раз я его обидел: он чтото скапризничал, и я резким движением передал его мамке, воскликнув: "У, козел". Я рассчитывал, что девяти месяцев ничего нельзя понять, но он жалобножалобно закричал, именно от окрика, от огорчения и быстрым энергичным движением уткнулся личиком в мамку. Сейчас же я его взял и утешил; и он утешился. Умирая, он тягостно страдал. Так что же, "лучше, чтобы всего этого не было"? Нет, лучше  чтобы было. Это  неизгладимые воспоминания для живых, а для него... каждый день жизни был всетаки день жизни, содержание, кажется  радость, иногда  скорбь, под конец  тягостная скорбь. Но, всетаки, это не пустой ноль, не ужасный ноль.

Хуже нуля ничего нет. Через десять лет я умру, вероятно,  умру. Так что же, мне взять веревку и заранее повеситься? А "не родиться ребенку, потому что он, наверное, в пятнадцать лет умрет", все равно, что повеситься в пятьдесят лет, потому что "шестидесяти пяти лет я, наверное, умру". Пятнадцать лет жизни  и давай сюда, два года  и всетаки давай; девять только месяцев  и все же давай и давай. Все  давай, все  в жизнь! А смерти  "кукиш с маслом", уж простите, до того я ненавижу этого врага рода человеческого (смерть). "Да будет благословенно имя Господне", "Бог дал  Бог и взял". Нам приходится только покориться этому, учиться из этого.

Аккуратно, починовнически, со счетами в руках победить смерть или даже ее ограничить  нельзя. Г. Ат привел прекрасный пример смерти от тюфяка, купленного на Александровском рынке. Я иду по улице, упала вывеска мне на голову  и я умер. В одном знакомом мне семействе смерть вырвала троих прекрасных мальчиков: заражение (дифтеритом со скарлатиной) произошло в конке, едущей от клиники Виллие в Лесной (кстати: в конках по направлению к клиникам, вероятно, ездят ужасно много заразных больных: и тут бы нужна какаянибудь дезинфекция или хоть маленькое, в однодва сиденья особое "отделенье", и с отдельным в него входом). Неужели все это возможно "пресечь заранее"? "Лучше не родиться, а то будут больны". Но даже больное существование радостно; всетаки дышишь. Дышишь!.. Пока мы здоровы "как сорок тысяч братьев", применяя выражение Шекспира,  мы не ценим "только дыхания". Нам кажется, жизнь тогда "в жизнь", когда она сыта, беспечна, красна и румяна. Но вот мы заболеем: а, тогда мы оценим, "что значит "только дышать"! Дайте и дайте подышать! Вечно буду в постели, с болью, с нытьем: но дышу! Пришла жена и подержала за руку  радостно! Пришел друг и поговорил  опять радостно! Сколько радостей, океан радостей  у постели больного, "едва дышащего"!  "Но, может быть, ему умереть? дать опиума? ведь он устал?"  О, никогда!..

Никогда нельзя и отнимать права семьи у больного, у предрасположенного к болезни. Их судьба особенно печальна. И где же сострадание, где милосердие, если у этих уже обездоленных людей мы отнимем право обнимать друг друга, утешать друг друга, облегчать друг друга? Две сиделки  в объятиях одна другой! И обеим легче. И будут у них дети, тоже больные,  и они будут утешать их и сами ими утешаться. И мы придем к ним, и на зрелище их любви  воспитаемся. Ибо и нам нужно воспитание, и мы нуждаемся в примерах воспитывающих. А то сытые буйволы, если они одни останутся на земле, или перегрызутся от злобы, или издохнут от меланхолии. И еще соображение: кто же не наблюдал особенной, поразительной духовной красоты именно у больных, у "предрасположенных к заболеванию". У болезни есть какаято своя тайная психология, и, может быть, лишить землю этой психологии  значит многого ее лишить! Мы не знаем всего, мы еще многого не понимаем!

Забота о детях... Видите ли, не допускать венчаться больных молодых людей нужно из заботы о детях. Будто о них мы много думаем!.. Приходит в позапрошлое воскресенье ко мне незнакомый военный. По поданной карточке оказался генералмайор. Стар, 65 лет. Умен, очень умен, и образован,  не глубоким, но блестящим, более светским образованием. Говорит "как на духу", выворачивает все свои внутренности. Некрасивы они. И у меня они некрасивы. Может быть, читатель, и у вас некрасивы? Увы, если бы мы были все прекрасны, Христу незачем было бы приходить на землю и умирать. Итак, некрасивый случай и повод прийти именно ко мне ему  были мои статьи о неузаконимых детях. Позади в его жизни грех, не спорю: грех, как я постигаю дело,  заключался в некотором его равнодушии к старой, прежней, уже давно выросшей и хорошо устроенной семье (замужние дочери и женатый сын) и в том, что лет пятнадцать назад он обзавелся второй молодой семьей. Пример так мне казался несимпатичен, что я равнодушно выслушал его. Потом (в тот же вечер) были у меня гости, говорили, шумели, и, когда разошлись,  неотвязчиво я стал думать о старом генерале. Наутро взял извощика и поехал к нему. Обстановка почти бедная. Красивая, рослая, белокурая вторая жена. Но главное  дети, ничегото, ничегото о себе и судьбе своей неведущие! И они все белокурые, почти все мальчики, одна девочка лет уже девяти  как жемчуг друг около друга. В смысле красоты, здоровья и цветистости образцовая семья. Он мне накануне правдиво объяснил, что никаких других причин и "оправданий" для него не было, кроме того, что первая жена его как женщина и супруга  пятнадцать лет уже инвалид. Вообще  почва несимпатична, греха здесь я не отрицаю. Но вот где начинается правда. Генерала хватил первый удар, и он, как раненый, заметался  буквально заметался с мыслью усыновления этих вторых детей. Вся жизнь была неправда  но на кончике ее такая правда в этом желании поправить, загладить, не оставить после себя несчастными; правда  просто силы отцовского чувства! Я ему накануне сказал, что дело его непоправимо, ибо при наличности законных детей  усыновление незаконных воспрещено законом. Но этот бедный не о законе просил: тут металась физиология, метался отец. "Ах, что мне закон! Не усыновить  моя девочка (пока ей 910 лет, и красавица собой) в проститутки пойдет! Они  все на улицу, в нищенство, как только я в гроб". И, главное, при его уме, он видит, что дышать ему всего годдва, так что яма для детей  перед глазами, вотвот. Не знаю. Не умею рассудить. Вижу грех сзади, но и вижу правду сейчас. Зло и грех  в холодности к старой семье; но как он любит теперь этих новых, бесспорно, очевидно, нежно, страстно! Я, не находя оправдания для таких казусов, мысленно прикидываю их, однако, к загородным кафешантанам и откровенной "законной" проституции: балуйся в них старик, и никто его не остановил бы, и не было бы ему наказания, и не было бы теперь терзаний отцовских. Поразительно, что как только дети  тутто и терзание, тутто идея "греха" и встает во весь рост! Без детей "шалости"  и прощен! Но дети, но любовь к детям  никогда не будет прощена: тутто и настигнут человека "бичи и скорпионы" скопчества! Мне кажется, что всетаки основная идея христианского мира заключается в искупимости всякого греха, и для таких тяжелых форм его можно было бы установить серьезную, тягостную эпитимию, но с прощением в заключение: уверен, что старый генерал не только пошел бы, но ринулся бы в какойнибудь строгий монастырь носить дрова или воду, неустанно молиться за право усыновить этих пятерых детишек, завтра  нищих, завтра  может быть, проститутку "по бесхлебице". Нужно бы чтонибудь такое устроить... Что касается до государства, до lex civilis, то ведь ему решительно все равно, которые дети будут счастливы, сыты и воспитанны: для него желательно  чтобы некоторые не были развращены, несчастны, нищенствовали, проституировали. Или уж если не закон, то желательно, чтобы образовалось специальное филантропическое общество для защиты судьбы таких детей.

Я привожу этот случай, где никакогото нет сострадательного закона о детях, дабы показать, что и в заботах гг. Чижа, Ковалевского и Ата о "возможных" раковых, эпилептичных, чахоточных и золотушных детях, в сущности дети не играют никакой роли, а нужно "испившим черной водицы" людям еще новый повод повторить: "Вот этим, предрасположенным к заболеванию,  лучше не жениться".

МАТЕРЬЯЛЫ К РАЗРЕШЕНИЮ ВОПРОСА