Что Бог знает [нечто], говорят также и тогда, когда Он делает [кого-то] знающим, как написано: «Искушает вас Господь Бог ваш, чтобы узнать, любители вы Его» (Ср. Втор.13:3). Ибо сказано так не потому, что Бог не знает, но для того, чтобы они сами узнали, насколько усовершенствовались в любви к Богу. А это не познается людьми в полной мере иначе как через случающиеся искушения; и само слово «искушает» поставлено в том [смысле], что «позволяет быть искушаемыми». Так и когда говорится, что [Бог] не знает, то это говорится или в том смысле, что Он не одобряет, то есть не признает этого в Своем наставлении и учении, как сказано: «Не знаю вас» (Мф.25:12); или же [так выражаются], когда ради пользы делает Он [людей] незнающими [то], знать что им не полезно. Поэтому относительно утверждения, что [о дне том] знает только один Отец, будет верно думать, что сказано это так, поскольку Он дает знать Сыну. А когда говорится, что Сын не знает, это означает, что Он не дает знать людям, то есть не открывает им того, что не полезно им знать.

Вопрос 61. О том, что Господь, как написано в Евангелии, насытил толпы людей на горе пятью хлебами (Ср. Ин 6:9-13)

1. Пять ячменных хлебов, которыми на горе накормил Господь толпу, обозначают Ветхий Закон или в силу того, что он был дан еще не духовным, но пока что плотским [людям], то есть преданным пяти плотским чувствам, ведь и сама толпа была в пять тысяч человек; или же поскольку этот самый закон был дан через Моисея, а Моисей написал пять книг. И то, что хлеба были ячменными, превосходно обозначает или сам закон, данный таким образом, что в нем животворная для души пища скрывалась телесными обрядами, — а ядро ячменя покрыто жесткой шелухой; или же [это обозначает] народ, не избавившийся еще от плотского желания, которое, как шелуха, прилипло к его сердцу, то есть [народ], еще не обрезанный сердцем. Ведь [этот народ] не отложил плотских покровов вследствие молотьбы мучений, через просвещение ума, когда он был водим сорок лет по пустыне, подобно тому, как ячмень не освобождается от шелухи молотьбою поверхности. Итак, такому народу был дан соответствующий закон.

2. А две рыбы, придававшие приятный вкус хлебу, по-видимому, обозначают те два лица, которые правили этим народом, так что при помощи их умерялись его замыслы, а именно царя и священника, к которым относилось также и священное помазание. Их обязанностью было никогда не ломаться и не сокрушаться под напором народных порывов и волнений, постоянно рассекать яростные противодействия толп, как противные волны, двигаться среди них, сохраняя свою чистоту, и вообще, подобно рыбам в бурном море, заниматься беспокойным делом управления народом. Эти два лица были также прообразами нашего Господа; ведь Он один воспринял их оба, и один исполнил не образно, но в собственном смысле. Ибо Иисус Христос — Царь наш, поскольку явил нам образец борьбы и победы; Он воспринял в смертном теле грехи наши, не уступив ни соблазнительным, ни устрашающим искушениям неприятеля, наконец, совлекшись плоти, Он уверенно лишил власти начальства и силы и одолел их в Себе Самом (Ср. Кол.2:15). Итак, под Его предводительством мы освобождаемся от бремени и тягостей этого нашего странствия, как из Египта, и преследующие нас грехи потопляются в таинстве крещения, когда мы восходим [от него]. И пока мы пребываем в надежде Его обетования, ныне еще невидимого, мы как бы ведомы по пустыне, причем утешает нас Слово Божие в Святых Писаниях, как тех [израильтян] — манна с небес. Мы ожидаем, что под этим самым предводительством сможем мы войти в небесный Иерусалим как в землю обетованную и во веки будем соблюдаемы там благодаря Его правлению и охранению. Итак, ясно, что Господь наш Иисус Христос является Царем нашим. Он есть также и Священник наш вовек по чину Мелхиседекову (Ср. Пс.109:4), ибо Он принес Сам Себя в жертву всесожжения за грехи наши и заповедал, чтобы подобие Его жертвы совершалось в воспоминание о Его страданиях. Поэтому то, что Мелхиседек принес Богу (См. Быт.14:18), мы ныне видим приносимым по всему миру в Церкви Христовой. Итак, поскольку Царь наш взял на Себя грехи наши, дабы показать нам образец борьбы и победы, то евангелист Матфей, обозначая восприятие этих самых грехов и царское лицо, начинает Его родословие по плоти с Авраама, отца верного народа, и, исчисляя преемственность потомства сверху вниз, достигает Давида, в котором явился наиболее очевидно оплот царской власти; а оттуда через Соломона, рожденного от той, в отношении которой согрешил отец его, следуя царскому роду, доводит родословие вплоть до Господа (Ср. Мф.1:1-17). Другой же евангелист, Лука, — ведь и он предпринял изложение родословия Господа по плоти, но [Господа] в лице Священника, а к этому лицу относятся очищение и прощение грехов, — начинает постепенно излагать род его предков не в начале книги, как Матфей, но в том месте, где [говорится, как] был крещен Иисус, [то есть] где предобразил Он очищение грехов наших; и движется не сверху вниз, как тот, кто представлял Его как бы нисходящим для взятия грехов, но снизу вверх, как бы показывая Его восходящим после прощения грехов. И при этом упоминает он не тех предков, которых первый (Ср.Лк.3:23-38). Ибо иным было священническое происхождение [Христа], которое осуществилось через одного из сынов Давидовых, взявшего по жребию, как было принято, супругу из колена священнического; так что Мария состояла в кровном родстве с двумя коленами, а именно с царским и священническим. Ибо, когда Мария и Иосиф отправились на перепись, написано, что они были из дома, то есть из рода Давида (Ср.Лк.2:4). И Елизавета, о которой точно так же написано, что она родственница Марии, была из рода священнического (Ср. Лк.1:5, 36). Поэтому как Матфей, представляя Христа Царем, сходящим для восприятия грехов наших, через Соломона спускается от Давида, ведь Соломон был рожден от той, по отношению к которой согрешил Давид; так и Лука, изображая Христа Священником, как бы восходящим после прощения грехов, через Нафана восходит к Давиду, поскольку благодаря обличению посланного [к нему] пророка Нафана Давид вымолил в покаянии прощение как раз этого самого греха (Ср. 2Цар 12:1-13). Итак, после того, как проходит Лука лицо Давида, он не расходится с Матфеем в именах родословий. Ибо тех же самых называет он, восходя от Давида до Авраама, кого и тот, нисходя от Авраама до Давида. От Давида же на два семейства, царское и священническое, распределяется это происхождение, и из этих двух семейств, как было сказано, Матфей следует царскому, нисходя, а Лука — священническому, восходя; так что Господь наш Иисус Христос, Царь и Священник наш, находится в кровном родстве с родом священников и в то же время не принадлежит к роду священников, то есть к роду Левиину, но происходит из рода Иудина, то есть из рода Давидова, а из этого рода никто не был посвящен алтарю. И по большей части называется Он по плоти сыном Давидовым, поскольку и Лука, восходя, и Матфей, нисходя, встречаются на Давиде. Ибо надлежало, чтобы Тот, Кому предстояло отменить жертвоприношения, совершавшиеся по чину Ааронову левитским священством, не был бы из колена Левиина, дабы не казалось, что к самому колену и к самому священству, которые были временной тенью грядущего, относится очищение грехов. Его и совершил Господь, предложив Свою жертву всесожжения, что прообразовывалось в ветхом священничестве. И образ Своей жертвы всесожжения Он предал для совершения в Церкви в память о Его страданиях, чтобы быть Священником вовек, не по чину Аааронову, но по чину Мелхиседекову (Ср.Евр.6:20). Таинство всего этого можно рассмотреть еще более тщательно, но уже рассмотренного достаточно в отношении [вопроса о] двух рыбах, которыми, как мы сказали обозначались два лица, царское и священническое.

3. А то, что на траве возлегла эта толпа, означает, что принявшие Ветхий Завет, поскольку им было обещано временное царство и временный Иерусалим, предались плотской надежде; «ибо всякая плоть — трава, и слава человека, как цвет травный» (Ис.40:6). И то, что оставшимися кусками пищи были наполнены двенадцать корзин, означает, что ученики Господни, к которым и относится число двенадцать, были наполнены разъяснением и раскрытием того самого закона, который оставили и бросили иудеи. Ведь еще не было Писания Нового Завета, когда Господь, как бы преломляя то, что было сурово, и обнаруживая то, что сокрыто в законе, наполнил учеников, когда после воскресения открыл Он им Ветхие Писания, начав от Моисея и всех пророков, толкуя им во всех Писаниях то, что относилось к Нему. Ведь и тогда двое из них познали Его в преломлении хлеба (Ср. Лк.24:25-31).

4. И поэтому верно думают, что второе насыщение народа, совершенное семью хлебами (Ср. Мф.15:34-38), относится к проповеди Нового Завета. Ибо не сказано другим евангелистом, что эти хлеба были ячменными, как о тех пяти сказал Иоанн. Итак, это насыщение семью хлебами относится к благодати Церкви, познаваемой по известнейшему седмеричному действию Святого Духа. И потому написано, что здесь было не две рыбы, как в ветхом законе, где помазывали лишь двоих, царя и священника; но немного рыб, то есть тех, кто первыми поверили Господу Иисусу Христу, и были помазаны во имя Его, и посланы для проповеди Евангелия и для укрощения бурного моря века сего, что исполняют они по поручению самой великой «Рыбы», то есть Христа, как говорит апостол Павел (Ср.2Кор.5:20). И в этой толпе было не пять тысяч человек, как там, где обозначались плотские, принявшие закон, то есть преданные пяти плотским чувствам, но четыре тысячи; и этим числом обозначаются духовные, по причине четырех добродетелей души, при помощи которых в этой жизни живут духовно: благоразумия, умеренности, мужества, справедливости. Из этих добродетелей первая — познание вещей, которых должно добиваться и которых следует избегать, вторая — обуздание страсти к доставляющему временное удовольствие; третья — твердость духа против временно являющегося тягостным, четвертая, простирающаяся на все прочие, — любовь к Богу и ближнему.

5. Разумно и там пять тысяч, и здесь четыре тысячи упоминаются за исключением женщин и детей; и это, как мне кажется, к тому служит, чтобы мы поняли, что и в народе Ветхого Завета были люди, нетвердые в исполнении праведности по закону, а апостол Павел без жалобы говорил, что он жил в этой праведности (Ср. Флп.3:6); были также и другие, кого легко было совратить к поклонению идолам. И эти два рода, то есть слабость и заблуждение, обозначаются именами женщин и детей. Ибо женский пол немощен в действии, а детство удобно для игры. А что столь же похоже на детскую игру, как почитание идолов, если и апостол отнес сюда этот род суеверия, когда сказал: «Не станем служить идолам, подобно некоторым из них, как написано: Народ сел есть и пить, и встал играть?» (Ср. 1Кор.10:7) Итак, женщинам подобны те, кто, не пребывая стойко в трудах ожидания, чтобы достигнуть обещанного Богом, искушали Бога; а детям те, кто сели «есть и пить и встали играть». Однако не только здесь, но и в народе Нового Завета тех, кто по причине слабости сил, или из-за легкомыслия, оказывается неспособным достигнуть совершенного мужа (Ср. Еф.4:13), должно сравнивать с женщинами и детьми. Ибо первым сказано: «Если только начало устойчивости сохраним твердым до конца» (Евр.3:14); а вторым: «Не будьте детьми умом, на злое будьте младенцами, чтобы умом быть совершенными» (1Кор.14:20). И потому ни в Ветхом, ни в Новом Завете таковые не включаются в число, но там ли пять тысяч, здесь ли четыре тысячи, говорится о них за исключением женщин и детей.

6. И хотя и там и тут, ради самого Христа, который постоянно в Писаниях называется горой, и тот и другой народ был насыщен на горе, однако во втором случае возлегли не на траве, а на земле. Ибо там вершина Христа покрыта плотской надеждой и влечением из-за плотских людей и земного Иерусалима, а здесь, когда удалено всякое плотское вожделение, сотрапезников Нового Завета содержала на себе без промежутка травы твердь вечной надежды, подобно твердости самой горы.

7. И поскольку весьма верно говорит апостол: «Прежде, чем явилась вера, мы были соблюдаемы под законом» (Ср. Гал.3:23), то, кажется, это же обозначает и Господь, когда говорит о тех, кого намеревался насытить пятью хлебами: «Не нужно им идти, вы дайте им есть» (Мф.14:16). Ибо этими словами они как бы образно удерживаются для соблюдения, ведь ученики убеждали Его отпустить их. А о толпах, относящихся к семи хлебам, Он сказал, что весьма жалеет их, ибо уже третий день они, голодные, не покидают Его. Ибо во всем веке человеческого рода третье время — то, в которое дана благодать христианской веры. Первое время — до закона, второе — под законом, третье — под благодатью; и поскольку еще остается четвертое, когда достигнем мы полнейшего мира небесного Иерусалима, куда направляется всякий правильно верующий во Христа, то и говорит Господь, что Он укрепит эту толпу, чтобы не ослабели они в пути. Ведь совершая домостроительство, Господь удостоил нас своего временного и видимого явления в человеке и дал нам как залог Святого Духа, седмеричным действием Которого мы оживляемся, в соединении с апостольским авторитетом, как бы со вкусом немногих рыб. Итак, это домостроительство к чему другому служит, как не к тому, чтобы мы могли достигнуть славы высшего призвания без недостатка сил? «Ибо мы ходим верою, а не видением» (2Кор 5:7). И сам апостол Павел говорит, что он еще не достиг Царства Божия: Но «забывая заднее и простираясь вперед, в соответствии с намерением стремлюсь к славе вышнего звания... Впрочем, до чего мы достигли, в том да и ходим» (Ср. Флп.3:13-14, 16), поскольку присоединившиеся в третий день к Господу и насыщенные Им, мы не ослабнем в пути.

8. Даже и тут оказалось невозможным благоразумно достичь конца пиршества, но остались крошки. Ибо не напрасно о будущем сказано: Не полагаешь ли ты, «что придет Сын Человеческий и найдет веру на земле?» (Ср. Лк.18:8) И верую, что так произойдет из-за женщин и детей. Однако остатки кусков наполнили семь корзин, к которым относится седмиобразная Церковь, описываемая также и в Откровении (Ср. Откр.1:4), то есть всякий, кто сохранится до конца. Ибо Тот, Кто говорит: «Не полагаешь ли ты, что придет Сын Человеческий и найдет веру на земле?» — дает понять этим, что даже в конце пира Его крошки могут быть оставлены и брошены, но поскольку Он говорит также: «Устоявший же до конца спасется» (Мф.24:13), то выражает этим, что Церковь не оскудеет, ибо она приобретет в семь раз более изобильно те же семь хлебов и удержит [их] широтою сердца, которую, по-видимому, обозначает сохранение в корзинах.