Жизнеописание Троекуровского затворника, старца Илариона Мефодиевича Фокина

Подвиги же его телесные, как средство к достижению внутренних духовных добродетелей, укреплению в душе добрых навыков, объединяемых непрестанным внутренним молитвенным подвигом, по достижении цели естественно должны были несколько ослабиться. Да, впрочем, отец Иларион теперь не мог выносить прежних суровых подвигов по той причине, что крепкое его телесное здоровье было уже надломлено. Шестилетнее пребывание в сырых Головинщинских пещерах, при самоизвольных всевозможных лишениях, давало ему чувствовать себя сильными ревматическими болями в голове и других членах тела. Почему отец Иларион с крайней умеренностью подкреплял теперь свои телесные силы чайком и белым хлебом, получавшимися им от благотворителей. Однако и лето, и зиму он все еще ходил в своем неизменном костюме: в холодном холщовом халате и без обуви. Мысленно взирая на образ дражайшего Искупителя своего, благоволившего грех ради человеческих претерпеть ужаснейшие страдания и самую поносную смерть, подвижник Христов с радостью и благодарением претерпевал болезни тела, подновляемые самоизвольным подвигом, и смиренно принимал их, как самое надежное врачевство против недугов душевных.

Обратимся теперь к повествованию. Лишившись последнего своего пристанища - лесной маленькой келлийки близ села Каликина, отец Иларион по нужде приютился теперь в самом селе, у одного крестьянина на квартире; но платил ли за нее хозяину какую-либо, хотя малую, определенную сумму или жил без всякой платы, это неизвестно. Здесь ему прислуживала вышеупомянутая каликинская крестьянка, простая сердцем и верой и прямая словом, Евфимия Григорьевна Попова, которая впоследствии при воспоминании о подвижнике, в откровенных беседах с близкими к ней благочестивыми людьми, рассказывала некоторые замечательные, относившиеся к ней случаи, свидетельствующие о святости его жизни. Вот по возможности подлинный, с ее слов записанный рассказ.

«Добрый был батюшка, и снисходительный, и вместе прозорливый. Когда он жил в Каликине, я по обязанности послушницы находилась однажды у него в келье, в то время как он был в церкви у обедни. Взяла я у него из скрывни[

1] просфору и хотела съесть. Но как без его благословения я считала за грех приниматься за какое бы то ни было дело, то и прихоронила ее в печку, забывшись, что и затаивать грех. Вот пришел он со службы, и мы сели с ним за чай. Только стали пить, как он начал со мной разговор. "Евфимия, какая завелась у нас воровка! Таскает из скрывни просфоры!" Я сробела. А он подошел к печке и достал оттуда спрятанную мной просфору. Тогда я упала ему в ноги и со слезами просила у него прощения. "Вставай,- сказал он,- прощаю. В другой раз так не делай, иначе через один грех враг положит в сердце охоту и ко всем"».

«В другое время,- рассказывала она же,- в Каликине загорелись дворы, смежные с домами духовных. Батюшка говорит мне: "Евфимия, беги скорей, потуши пожар, а то сгорит дом нашего благодетеля". В испуге не сообразив, что приказание не по моим силам, я прибежала к дому благотворившего нам священника и в слезах закричала: "Господи, услыши молитву раба Твоего Илариона, угаси пламень и не попусти сгореть дому нашего благодетеля[

2]!". Только что я это проговорила, мгновенно ветер утих, огонь стал слабеть, и тотчас все было залито. Так-то и всегда были сильны молитвы батюшки, и все-таки находились люди, которые обносили его пустыми речами, а некоторые даже были готовы и всячески озлоблять его; а он все переносил с кротостью. Бывало, скажет мне: "Евфимия! Сам Бог терпел и нам велел"».

Из этого рассказа можно видеть, что отец Иларион был наставником и руководителем Евфимии Григорьевны в жизни духовной. Видно, что она жила в совершенном отсечении своей воли, так что без благословения его считала за грех начинать какое-либо дело. Вместе с тем имела к нему беспрекословное послушание, так что без всякого сомнения шла на дело, даже превышавшее ее силы. Послушание же беспрекословное и отсечение воли составляют важнейшую потребность для ревнующих проводить жизнь духовную, богоугодную. А потому и отец Иларион старался при удобных случаях упражнять свою ученицу в этих необходимейших добродетелях. Раз, проходя мимо дома, в котором она жила, он зашел к ней и позвал ее с собой к Божественной литургии: «Пойдем, пора!» - «Сейчас,- отвечала Евфимия,- только обуюсь».- «Иди так»,- сказал отец Иларион. «Нет, не могу, боюсь, ноги заболят». Отец Иларион не стал настаивать. Евфимия Григорьевна обулась, и они пошли вместе в храм Божий. Но вот обувшаяся Евфимия хотя и идет, а все что-то отстает от него. «Что же ты отстаешь?» - спрашивает он. «Ногам что-то больно».- «Да ведь ты обулась»,- заметил ей отец Иларион, намекнув на то, что христианина, ревнующего о богоугождении и спасении своей души, не столько охраняют обувь и одежда, сколько беспрекословное послушание с верой духовному наставнику. После сего случая Евфимия Григорьевна так заболела ногами, что в продолжение шести недель не могла вставать с постели. А отец Иларион, вразумляя свою ученицу, сказал ей при посещении: «Это тебе за непослушание».

В другой раз, пришедши к Евфимии Григорьевне, отец Иларион не застал ее дома: она была у родной своей замужней сестры. Посетитель отправился туда. Вероятно, его теперь занимала мысль о том, чтобы приобрести где-нибудь и какой-нибудь, но только постоянный приют, соответствовавший его всегдашнему желанию - проводить жизнь подвижническую и по возможности безмолвную. Потому, вошедши в дом и постояв немного, он начал просить хозяйку, чтобы она уступила ему свою клеть на огороде. Но хозяйка не очень-то была щедролюбива - отказала. Тогда отец Иларион, обратившись к находившейся здесь Евфимии Григорьевне, приказал ей поскорее сшить мешочек из холста, который вскорости и был приготовлен послушливой ученицей. Взяв этот мешочек, угодник Божий удалился, но через полчаса пришел опять в этот дом и, подавая хозяйке набитый до краев солью мешочек, сказал: «Через год дом твой будет как этот мешочек». Хозяйка обрадовалась пророчественным словам прозорливца, истолковав их себе в таком смысле, что через год дом ее будет так же полон, как мешок, поданный ей отцом Иларионом. Однако она обманулась в своем ожидании. Ровно через год и именно в самый день посещения отцом Иларионом помянутого дома в селе Каликине случился пожар, во время которого этот дом превратился в золу, белую, как соль, и так же горько было для хозяйки это несчастье, как живая соль для вкуса.

Возвеститель людям воли Божией, за их жестокосердие наказующий к их же душевной пользе и вразумлению, отец Иларион всегда бывал готов подавать руку помощи людям смиренным и простосердечным. Выше приведенные сему примеры могут быть пополнены и еще следующим примером. На краю села Каликина жила бедная одинокая вдова. Однажды сидела она у себя в доме за обычным крестьянским рукоделием - что-то пряла. Вдруг отворяется дверь, входит в избу отец Иларион и просит у хозяйки ковш воды. Полагая, что угодник Божий, вследствие жаркого летнего времени и усталости, захотел пить, гостеприимная бедная крестьянка предлагает ему свою услугу, желая принести для него вместо воды квасу, а того и не замечает, что у нее вблизи горит плетень. Отец Иларион поспешно схватил ковш, зачерпнул воды, плеснул в окно, и огонь погас. Сам же угодник Божий немедленно скрылся из дома изумленной и обрадованной вдовы.

В селе Каликине отец Иларион прожил всего только два месяца. Неизвестно по какой причине, он перешел отсюда в село Головинщина и приютился в церковной караулке, где, как можно думать, пробыл недолгое время.

Из его пребывания на новом месте в селе Головинщина известен только один случай, свидетельствующий о силе и великом дерзновении его молитв пред Господом. Было жаркое сухое лето. Невдалеке от Головинщины, в селе Карповка, имении князя Михаила Александровича Долгорукого, засуха грозила княжеским полям полным неурожаем хлеба. Князь письменно просил отца Илариона, чтобы он помолился Господу о ниспослании дождя. Отец Иларион прислал ему ответ, удовлетворявший его благочестивое желание. В тот же день Господь по молитвам Своего угодника послал Свою милость: обильный дождь оживил все посевы.

С тех пор князь возымел к отцу Илариону особенное глубокое уважение. Он сам приезжал в Головинщину лично повидаться и побеседовать с великим молитвенником и благодетелем своим. Одно из княжеских посещений ознаменовалось для отца Илариона особенным немаловажным случаем. Неудобство его помещения в караулке, породившее к нему сочувствие в душе благочестивого князя, послужило для последнего поводом просить отца Илариона перейти из Головинщины в его имение - село Карповка. Привыкший видеть в обстоятельствах жизни волю Божию, отец Иларион принял усердное предложение князя. Вскоре за тем поставлена была в Карповке, близ церкви, уютная келлийка, в которую угодник Божий и не замедлил перейти. Тут князь дал ему в услужение мальчика и из своего иждивения выдавал нужное к содержанию. Все семейство князя любило и уважало отца Илариона. Княгиня даже собственноручно обивала сукном пол его келлии.