Во дни тяжких испытаний, ниспосланных Господом на наше Отечество во время нашествия неприятеля в 1812 году, князь Михаил Александрович Долгоруков находил великую отраду и утешение в беседах с мудрым и опытным в жизни отцом Иларионом, вместе и ободрение, и укрепление в мощных молитвах его, которые, как благовонный фимиам, возносились ко Господу за спасение нашего Отечества. В то же время многие соседние помещики приезжали к отцу Илариону, прося его молитв и советов, куда бы им удалиться из места своего жительства для избежания жестокостей и плена надменного Наполеона и его сподвижников, овладевших уже тогда Москвой. «Не расстраивайте напрасно своих пожитков и много не беспокойтесь,- отвечал он им,- а молитесь усерднее Господу в посте со слезами, читайте акафист Божией Матери, и мы помилованы будем, а супостат посрамится. Пусть он взял Москву - на деревне остановится». Пророчественные слова угодника Божия сбылись. Вскоре победоносное русское оружие смирило вознесенную гордыню надменного завоевателя древней русской столицы.

В Карповке отца Илариона часто посещала вышеупомянутая благочестивая девица Дарья Дмитриевна Кутукова. По выходе за неимением письменного вида из прежней своей обители она возвратилась домой и долгое время не имела постоянного места жительства, переходя с места на место подобно своему духовному наставнику.

Наконец родитель ее, видя стремление своей дочери к уединенной подвижнической жизни, выстроил для нее в селе Головинщина, близ церкви, келлию, куда она и переселилась. Здесь Дарья Дмитриевна занялась печением просфор в разные села: в Головинщину, Сезеново, Матвевщину, Карповку и Зенкино. При этом она имела полную возможность во всякое время обращаться к отцу Илариону за советами в жизни духовной, по временам даже по возможности и прислуживала ему, исполняя разные поручения.

В декабре 1817 года она в первый раз привезла к отцу Илариону из Задонска юродивого раба Божия Иоанна, впоследствии затворника Сезеновского. Дело было так. В пост перед Рождеством Христовым Дарья Дмитриевна, поговевши в Задонском монастыре, пришла в келью иеромонаха Агапита за просфорой для отца Илариона. Увидев здесь юродивого Иоанна с остриженными волосами, одетого в рубище, она помыслила взять его с собой и поместить к отцу Илариону под его опытное руководство, желая в то же время послужить ради Господа им обоим. Старец Агапит предупредил ее желание. Указывая на Иоанна, он сказал ей: «Дарья! Возьми с собой этого дурака. Он Илариону на что-нибудь пригодится».

Итак, получив от старца благословение и просфору для отца Илариона, она взяла с собой и юродивого Иоанна. Проезжая с ним через село Сезеново Лебедянского уезда, они заехали в дом владельца его, князя Феодора Николаевича Несвицкого. Перед самым их приездом, в ночь 19 декабря, князь увидел во сне, будто из Корсунской иконы Божией Матери, стоявшей в его гостиной, вышел младенец лет трех и, обратясь к хозяину дома, сказал: «Возьми меня к себе на руки и дай место для молитвы - я Иоанн многострадальный». В страхе князь отвечал, что он недостоин взять на руки его и в доме у себя не может его поместить за неимением для него места. Тогда младенец начал просить князя, чтобы он поместил его хотя в своей бане. Не смея отказать младенцу в такой скромной просьбе, князь взял его на руки, отнес в баню и оставил его там, причем он видел в бане на верхней полке святую плащаницу. Проснувшись, князь рассказал о своем сновидении сестре своей девице Надежде Николаевне, и оба они были в недоумении - что означал виденный князем странный сон. Разгадка, впрочем, последовала вскорости.

Приехавшая в Сезеново Дарья Дмитриевна явилась в дом Несвицких вместе с юродивым, взглянув на которого князь смутился и торопливо спросил, как его зовут. Узнав, что имя его Иоанн, князь тихо сказал своей сестре: «Вот то самое лицо, которое видел я сегодня во сне». Между тем Дарья Дмитриевна, пробыв некоторое время в доме князя, отправилась с Иоанном в село Карповка к отцу Илариону. Прибыв к келлии угодника Божия, Дарья Дмитриевна оставила Иоанна в сенях, а сама вошла в келлию и предложила отцу Илариону взять к себе юродивого в услужение. Провидя духом, что Иоанн, несмотря на свои молодые годы (ему было 27 лет), уже совершен муж в жизни духовной, отец Иларион, отказавшись от предложения Кутуковой, в смиренном духе сказал: «Не Иоанн мне, а я Иоанну должен служить - он старее меня». Затем он выслал Иоанну холодного чаю, чтобы тот напился.

Вскоре князь Несвицкий решился передать отцу Илариону свое сновидение и поразительную встречу с Иоанном и просить совета, как ему поступить в этом случае. При личном свидании князя с угодником Божиим последний предупредил намерение первого и сам стал просить его взять к себе Иоанна. Князь сначала, по обычаю, высказал, что ему неудобно за теснотой поместить юродивого в своем доме. Когда же он рассказал отцу Илариону свое сновидение и встречу с Иоанном, тогда старец советовал князю не противиться воле Божией, дабы не навлечь на себя и на семейство гнева Божия, и, за недостатком помещения в доме, дать приют в бане - месте, указанном самим Промыслом Божиим. Послушный воле Божией, князь исполнил совет отца Илариона.

Но хотя отец Иларион по глубокому смирению своему, как сейчас мы видели, считал себя ниже Иоанна в жизни духовной, однако он, как прошедший собственным опытом многочисленные и разнообразные искушения от врагов спасения, не переставал зорко следить за молодым подвижником. Поместившись и затворившись сначала в княжеской бане, Иоанн пробыл в ней недолго. Через три года для него поставлена была князем приличная келлия, по указанию самого затворника, близ церкви в честь Казанской иконы Божией Матери, куда он и перешел.

Кроме обычных для духовных людей занятий молитвой и чтением душеспасительных книг, Иоанн занимался еще рукоделием, в состав которого входило плотничество. Передают, что блаженный Иоанн в новой своей келлии расставил святые иконы наподобие церковного иконостаса, поставив решетку, которая отделяла иконостас от остального помещения. Узнав об этом, отец Иларион послал к Иоанну своего келейника с топором, отдав ему такое приказание: «Когда подойдешь к двери Иоанновой келлии, сотвори молитву и постучись. Если ответа не будет, отвори дверь с помощью топора, войди в келлию и разломай поставленную им решетку. Если он спросит тебя: "Зачем ломаешь?" - скажи: "Иларион велел"». Келейник исполнил послушание в точности. Так как на молитву его ответа не последовало, то он сначала отломал топором дверь, а потом, вошедши в келлию, разломал и решетку. Смиренный же Иоанн не только не воспротивился нарушителю его спокойствия, но даже и не поинтересовался спросить, кто он такой, откуда и зачем так самовольно распоряжается в его келлии.

Пытливая мысль задается здесь таким вопросом: что за причина такого, по-видимому, насильственного поступка отца Илариона с Иоанном? Можно предполагать следующее: решетка поставлена была Иоанном без всякой нужды, а что делается без нужды - составляет прихоть и есть поэтому грех. Если же она, может быть, поставлена была еще по некоторой, хотя маленькой, привязанности к вещам, в таком случае грех усугублялся. Но да простит блаженный Иоанн мудрствующему такое дерзновенное предположение! Не будет ли проще и вернее та мысль, что наставник духовный Иларион через подобные поступки только подавал ученику своему блаженному Иоанну случай к упражнению его в терпении и смирении - этих боголюбезных добродетелях[

3].

В другой раз отец Иларион послал того же келейника к затворнику Иоанну с таким предупреждением: «Скажи ему - скоро тебе будет от врага спасения сильное искушение. Во время молитвы в келлии твоей пронесется вихрь. Лампадки пред святыми иконами закачаются и погаснут, но ты стой твердо и веруй, что Господь не пошлет тебе искушения выше сил. Затем лампадки у тебя опять зажгутся сами собой. Но ты их так не оставляй, а погаси, потом достань огня из печки и с молитвой опять зажги их». За такую предупредительность Иоанн послал своему духовному наставнику с его келейником земной поклон и благодарение и смиренно просил, чтобы отец Иларион не оставил его в искушении, но помолился бы о нем Господу.

Все, что предсказал отец Иларион своему духовному ученику, сбылось в свое время, и как наставлен был ученик, так и поступил согласно мудрому совету и таким образом отклонил искушение врага. Но что тут за хитрость диавольская и как она могла вредить Иоанну? Когда погаснувшие лампадки сами собой зажглись, Иоанн, по неопытности в жизни духовной, мог счесть этот явленный огонь за благодатный - за особое знамение к нему Божия благоволения и при этом помыслить о себе, что он заслужил у Господа благодать сию, что он велик пред Господом. Одна такая горделивая мысль была бы для Иоанна падением, но как легко подвижнику пасть, так весьма трудно восстать. Иоанн скончался в декабре 1839 года. Узнав о кончине затворника, отец Иларион сказал, что Иоанн Сезеновский «не умер, а заснул».