Достойно замечания, что когда обращались к отцу Илариону за советами монашествующие, он редко кого из них принимал, говоря, что у них есть свои духовные отцы и наставники. А когда некоторые из ревнителей благочестия просили у старца благословения носить вериги, он вместо сего советовал им стяжевать смирение и терпение находящих скорбей и другие добродетели, так как одни видимые подвиги, без сказанных добродетелей, в душе неопытного подвижника способны породить только пагубное самомнение. Странным казалось для окружавших отца Илариона, что он отказывал иногда в личном приеме людям, по их мнению, достойным сего и благочестивым, а вслед за ними принимал какого-нибудь видимо потерянного человека. На это старец говаривал так: «Первые идут добрым путем - им не нужен руководитель, а этим несчастным нужна скорая духовная помощь».

Вообще, по замечанию келейного отца Илариона, он принимал посетителей не по знатности рода и состоянию, а по важности и неотложности нужд их. Оттого случалось, что гордость, украшенная разными знаками отличия и сияющая блеском золота и многоценным убранством, отступала от порога старцевой кельи с одним кратким ответом; тогда как из уст подвижника Христова, внутри его кельи, выслушивал уроки жизни убитый бедствиями, простодушный, смиренный поселянин.

Назидательный прием нелицеприятный старец оказал некогда прославившемуся в турецкую войну русскому герою[

3], ехавшему для защиты Отечества на Кавказ. «Долго длилась,- рассказывал келейник отца Илариона, Спиридон,- горькая для меня, противоречивая мена вопросов и ответов у прозорливого старца со знаменитым полководцем. Чего не перечувствовал я в эту незабвенную и вместе страшную для меня четверть часа! Один говорил: доложи, впусти! - другой приказывал: откажи, не пускай! Наконец, с дозволения старца, будущий покоритель Карса перешагнул порог его кельи и во всем своем величии смиренно повергся к стопам подвижника Христова, который взаимно не преминул и сам отвечать ему поклоном. Подняв друг друга, они обнялись, поцеловались, заплакали, и начался между ними дружественный, сладостный разговор. Не могу передать его. Помню только, что при прощании батюшка сказал посетителю своему: "Соблюди пост и победишь врага". Приняв последнее благословение от старца, гость еще раз поцеловался с ним так крепко-крепко, прося его святых молитв, и вышел в сени весь в слезах. Взглянув на меня, он поспешно достал из кармана дорогое портмоне и, подавая мне щедрый подарок, раскланялся и поехал в далекий путь».

Как благотворно действовали беседы угодника Божия на души с верой обращавшихся к нему, свидетельствует о сем испытавший на себе эту благотворность благочестивый священник отец Никандр Андреев, живший сначала в селе Губине Лебедянского уезда, а по смерти старца Илариона - в Троекурове:

«Дивный был старец отец Иларион! Скорбь ли домашняя налетит тучей, недоумение ли камнем ляжет на сердце - что тут делать? И побежишь, бывало, к старцу. Поднимется он со своей коечки, отворит келлию. Положим оба по три поклончика пред святыми иконами - такое уж у него было обыкновение с каждым посетителем. Затем я поклонюсь ему в ноги, а он, смиренный, мне, грешному, поклонится. Я поцелую его руку, он взаимно мою поцелует. Садиться никогда не просил и сам стоя начинал разговор свой иносказательно, открывая помыслы, с какими, бывало, придешь к нему. Тихая и приветливая речь старца, исполненный небесного спокойствия и любви взор его в один миг, случалось, разгонят хоть какие тучи скорбей и сообщат душе благодатное умиротворение, и так легко станет на сердце! К нему идешь под гнетом тяжкого бремени, а от него летишь, словно птица на крыльях».

При воспоминании об отце Иларионе каждый раз голос отца Никандра дрожал от умиления, а в глазах его искрились слезы. Священник этот пользовался особым расположением старца и нередко посещал его из Губина.

«Вот человек-то был! - со слезами на глазах рассказывала об отце Иларионе одна старушка[

4], удостоившаяся быть самовидицею блаженного.- К нему, бывало, лишь только едет кто, а он уже знает, кто едет, откуда и зачем. Иного от роду только в первый раз видит, а уже называет его по имени и тут же сам говорит, зачем он пришел к нему. Привел мне Господь видеть его однажды. Вместе с другими пришла я летом в Троекурово. Отец Иларион в это время говел и никого к себе не принимал. В тот день, когда ему нужно было приобщаться Святых Христовых Таин, он всю обедню стоял в алтаре. Во время причастного стиха выходил из алтаря и прикладывался к святым иконам, полагая пред каждой иконой по три земных поклона. Халатик на нем был шелковый, темно-красного цвета, с высоким стоячим воротничком. После принятия им Святых Таин все мы, собравшиеся с разных сторон к старцу, как было нам заранее сказано, встали в один ряд, от церковных дверей по направлению к его келлийке, где он должен был проходить. Вот он идет, батюшка, как Ангел Божий. Личико-то у него худенькое. Идет и все улыбается, и все улыбается. Должно быть, ему, батюшке, уж очень весело. И всем подает свою ручку, а мы все кланяемся ему в ножки и ручку его целуем».

Несмотря на столь высокую жизнь старца Илариона и такое великое почтение к нему современников, находились, однако, люди, которые, будучи подстрекаемы исконным ненавистником добра - диаволом, распускали о нем разные нелепые толки. Последовал даже на старца тайно к местному начальству ложный донос. И вот, господин лебедянский исправник с секретарем суда, по праву охранения благочиния религиозного и гражданского, внезапно явились в келью отца Илариона исследовать подлинность распространившихся о нем толков и тайного доноса. Но, увидев в келье одни святые иконы со священными книгами, пораженный при этом святолепным лицом старца, исправник смутился и почтительно начал говорить ему: «Я не желал беспокоить вас, батюшка, но, как начальник, обязан выполнять приказания высших и наблюдать за благочинием народным». Причем, подавая золотой, благочестивый этот господин упросил старца принять оный на масло, а секретарь пожертвовал 25 рублей ассигнациями. Прощаясь же с угодником Божиим, исправник дал ему благородное слово всегда защищать его от подобных оскорблений. А когда о невинности отца Илариона сообщено было исправником лебедянскому городничему, сей последний со всем своим семейством посетил старца и с великим почтением просил его святых молитв.

Находились и такие люди, которые посягали и на самую жизнь старца Илариона. В одну утреннюю службу, когда келейные старца были в церкви, вторгся к нему в келлию какой-то злодей и звал его куда-то ехать с ним. Увидев через окно около своей келлии запряженную тройку и людей, подобных вошедшему, старец понял угрожавшую ему опасность и с намерением выпроводить странного человека сказал ему: «Выйди пока, а я сейчас соберусь». Но лишь только он вышел, старец поспешно запер дверь. Силились после того злоумышленники ворваться в келлию раба Христова и, может быть, достигли бы своей цели, если бы скоро не пришли из церкви келейники, которые и помешали им привести в дело злой умысел. Перед сим приключением отцу Илариону было видение, о коем он после сам рассказывал. Выполняя ночью свое обычное молитвенное правило, старец вдруг увидел перед собой яму, над которой будто он стоял и куда он непременно должен был упасть. Но вот неожиданно явился угодник Божий, святитель Митрофан Воронежский, и, ухватив его сзади, избавил от угрожавшей ему опасности. После сего старец Иларион очень благодарил святителя Митрофана, говоря, что это он сохранил его от злокозненных людей.

Так Всеблагий Господь хранил жизнь и добрую славу верного Своего раба для большего через него прославления Святого имени Своего. Иногда же, по премудрому Промыслу Своему, явно карал ожесточенных, недоброжелательных к старцу людей, к их же, впрочем, душевной пользе. Так, один вольнодумец, гласно и бесстыдно обносивший неукоризненную честь старца, вскоре так тяжко заболел, что отчаялся в выздоровлении. По совету своего духовного отца он изъявил готовность испросить у отца Илариона прощения; но, за крайней слабостью не имея возможности сам лично явиться к нему, послал вместо себя свою жену. На плач умолявшей о прощении жены оскорбителя своего незлобивый старец сказал: «Бог простит, и я, грешный, прощаю его». Вместе с тем он велел ей поить больного парным молоком, от чего тот вскоре и выздоровел. Оправившись от болезни телесной, но мучимый совестью при мысли о том, как старец за зло воздал ему таким великим благодеянием, виновный наконец сам, со всем своим семейством, поспешил к угоднику Божию и смиренно просил у него прощения. «Я, грешный, прощаю тебя, но и других людей не обижай так»,- сказал старец и отпустил его с подарком. Так,