5], по его желанию отправляемы были заупокойные литии на могиле любимого им послушника.

Впрочем, если Никита за свое послушание пользовался особенным благорасположением угодника Божия, то нельзя было не видеть великой любви старца и в отношениях с прочими келейниками. В продолжение своего двадцатидевятилетнего пребывания в Троекурове отец Иларион только однажды пожаловался на них местному священнику отцу Симеону, почему-то приходившему к нему. «Накажи их, батюшка,- сказал он,- они меня обижают». Но не успел священник и трех шагов отойти от келлии его, как старец опять попросил его к себе. Когда же отец Симеон вошел к нему в келлию, угодник Божий упал ему в ноги и говорит: «Прости, не наказывай моих-то! Я и сам уж простил их». Таковы были кротость и любовь в этой праведной душе!

Но сколько старец милостив был и снисходителен к другим, столько строг к самому себе. Однажды предложил ему келейник прогуляться в садике около келлии. Погода была хорошая, воздух весенний, благорастворенный. Старец только вышел за порог келлии и тотчас вернулся назад, сказав келейнику: «Хорошо, очень хорошо - пожалуй, и еще захочешь».

Можно видеть из сего, что как прежде, при крепости сил телесных, подвижник Иларион измождал плоть свою непомерным холодом, так теперь, наоборот, когда, вследствие потерянного здоровья, холод для него стал невыносим, он опять томил себя почти безвыходным пребыванием в келлии, которую приказывал послушникам своим и летом и зимой натапливать жарко, а зимние рамы выставлять никогда не дозволял. Может быть, и сам телесный организм старца теперь уже требовал повышенной температуры. Рассказывают, что и в жарко натопленной келлии, и притом в летнее время, отец Иларион бывал иногда в теплых валенных сапогах.

При всем том в болезнях телесных угодник Божий не имел обыкновения прибегать к медицинским пособиям, а вместо них употреблял домашние средства - редечный сок и огуречный рассол, что и другим предлагал, как вещи, полезные для здоровья.

В заключение сей главы примем во внимание то важное обстоятельство, что в конце своей продолжительной и многотрудной жизни, именно за шесть лет перед смертью, отец Иларион лишился от темной воды зрения[

6], но перед самой кончиной своей чудесно прозрел.

В 1824 году деньги считались ассигнациями.

См. прим. на с. 7.-

Ред.

^

Это был прославленный полководец Н.Н. Муравьев-Карский (1794-1866). Вероятно, этот случай произошел уже под конец жизни старца Илариона, когда Муравьев был назначен главнокомандующим Кавказской армией и ехал на место назначения.-