Правитель

Из "Воспоминаний архиерея": "…меня крестил на дому иеромонах Симфориан… он, окончив крещение, поцеловал мои пальчики и сказал: "Монахом будет". Потом снова сказал: "Архиереем будет". Некий священник часто ездил клеветать в Патриархию. Мишенью его был Владыка Пимен. Наконец, сотрудникам Патриархии надоело слушать интригана, и какой - то добрый человек сказал ему: "Напрасно трудитесь, батюшка. У Владыки — совершенно безупречная репутация…" Какая еще репутация может быть у монаха Милостию Божией? Большую и наиболее значимую часть жизни Владыка провел весьма близко к миру. Для того, кто принял монашеские обеты в юности, да еще и искренне — испытание тяжелейшее. Монашество Владыки Пимена вовсе не кидалось в глаза — он не "молился на перекрестье дорог". В 1991 году был возобновлен журнал "Саратовские Епархиальные Ведомости". Здесь, помимо прочего, публиковались "Воспоминания архиерея". Общество их не восприняло. "Видел зайца", "слушал Бетховена" и ни слова о духовной жизни!".. "…не всяк, глаголяй Мне "Господи, Господи" внидет в Царствие Мое…" Истинное целомудрие не терпит красных слов, публичности и барабанного боя, но требует действия. Об этом писали в давние времена великие подвижники, и таким было монашеское служение Владыки Пимена. Из разговора в кабинете архиепископа: "Владыка, благословите учиться в Лавру!" "В этом году в Саратове открылась Духовная Семинария. Зачем куда - то ехать?" "Владыка, да ведь у мощей учиться легче — угодники помогают…". Архиепископ помолчал несколько секунд и посмотрел колюче: "Не надо иронизировать". Очень твердо сказал. Почти шепотом. Значит, этому человеку — больше нет доверия. Награды у него еще будут, а на личную приязнь может не рассчитывать. Не любил Владыка пустосвятства. Есть такой род духовного недуга — на каждом шагу шептать молитвы и даже отверстие в клозете осенять крестным знамением, а душу потерять. "Знающий не доказывает. Доказывающий не знает". Так говорили китайские мудрецы. Владыка трудился ежедневно. Принимал посетителей всю неделю в епархиальном управлении, делая лишь часовой перерыв для обеда и отдыха. Кушанья подавались чуть теплыми — для скорости! Отдых архиепископа состоял в просмотре телевизионных новостей и чтении газет с ножницами в руках. Ровно в три часа в управлении раздавалось: "Где секретарь?" И горе опоздавшему на одну минуту! Пять минут опоздания это уже фантастика… То же и в десять часов, в начале присутствия. А если архиерей не заставал кого - либо на месте за пять минут до официального конца рабочего дня, то искренне недоумевал: "Но ведь только без пяти пять!" Выходные субботы и воскресенья, двунадесятые и великие праздники и некоторые государственные удавались редко. Частенько за Литургией Владыка говорил: "Вот что… После обедни зайдите в епархиальное управление. Есть вопросы". И благочинный, или ставленник, или секретарь неслись сломя голову: Владыка не терпит опозданий! А "вопросы", требующие немедленного архиерейского участия, он находил всегда и в Рождество, и в Светлое Христово Воскресение… Всякий разговор с Владыкой производил впечатление ясности, четкости и какой - то почти военной "подтянутости", немного странной в человеке, никогда не служившем в армии. Впрочем, он не раз сознавался в симпатиях к военным: "Среди них много хороших честных людей. Служат, а не "зарабатывают деньги". От подчиненных Владыка требовал той же четкости и ясности. Ему не нравились люди, не имеющие своего мнения или боящиеся его подать. "Это показывает вашу слабость!" — говорил он "молчунам". Не осудительно, скорее — сочувственно. Но внешняя собранность Владыки была отражением его глубочайшей и серьезнейшей внутренней дисциплины. В речи он не терпел ничего не значащих междометий: "Ну", "вот", "так сказать" — это слова - паразиты!" Он читал некогда логику в Московской Академии, читал, видимо, очень хорошо — логическое начало всегда четко прослеживалось в его суждениях, однако нимало не подавляло других сторон личности Владыки, не превращало его в "ученого сухаря". Познания архиепископа были огромны. Происхождением они имели все ту же высокую внутреннюю дисциплину. Я имел возможность оценить его эрудицию, когда он с ходу сказал, из чего произошла моя фамилия, и профессиональных - то филологов часто повергающая в недоумение. Владыка точно знал, сколько у него книг и еще точнее — о чем в них написано. К книге у него отношение творческое. Он читал с ножницами. Попадется что - то нужное — вырежет. Библиотека — не кумирня, а мастерская… В бытность начальником Миссии в Иерусалиме он регулярно занимается немецким и французским языками и вплоть до начала 70-х годов учит английский, уже будучи архиереем. В 1962 году наместник Троице - Сергиевой Лавры архимандрит Пимен, находясь в зените славы, в милости у Патриарха, обласканный московским светом, — учится петь. Архиепископ Пимен, перейдя пятидесятилетний рубеж, записывает в дневнике: "Каждый вечер перед сном учусь играть на скрипке". Он аккуратно вписывает в дневник названия прочитанных книг и виденных фильмов и кратко мнение о них. Доктор прописал архиепископу побольше отдыхать, желательно лежа, и слушать музыку. Вот что из этого вышло: "18 февраля. Лежу десять дней. За это время прослушал все 32 фортепианные сонаты Бетховена, 28 сонат Моцарта, 14 сонат Шуберта, 2 сонаты Шопена, все 9 симфоний Бетховена, все его 5 концертов для фортепиано, концерт для скрипки с оркестром, тройной концерт, 2 мессы и пр. Прочитал 2 том Достоевского. Читал почту, письма, газеты бегло просматривал. 20 февраля. Продолжаю слушать музыку: квартеты Бетховена, сонаты для скрипки Моцарта и другие произведения. 27 февраля. Прослушал 2 тома "Хорошо темперированного клавира" Баха, 4 его мессы, "Магнификат", Арию с вариациями, Рождественскую и Пасхальную оратории, 6 сонат для виолончели и клавесина, мотеты и др., все "Венгерские рапсодии" Листа, все "Венгерские танцы" Брамса, 13 квартетов Бетховена, 6 симфоний Чайковского, "Вариации на тему рококо", концерт Чайковского для скрипки с оркестром, его сюиты "Спящая красавица" и "Лебединое озеро", "Шехерезаду" Римского - Корсакова и многое другое". Мы - то с вами, читатель, стали б, наверное, праздно лежать на кровати, а слушать что приведется… "Мы ленивы и нелюбопытны…" В этом виден истинный монах — труженик и мыслитель. "Живой мертвец", носящий бремена мира. Путь будущего архиепископа к монашескому клобуку был непрост и опасен. Из "Бесед" Бориса Дедюхина с архиепископом Пименом: "Архиепископ Пимен… Неизвестно, что стало бы с Димой Хмелевским, не окажись он случайно на антирелигиозной лекции. Докладчик - атеист так неуклюже доказывал, что Бога нет, так примитивно высмеивал находившуюся в зале богомольную старушку, что мне захотелось разобраться во всем самому. Я пошел в Церковь, там мне понравилось — я нашел и стал читать Евангелие и поверил, как верую и сейчас". Юношей он остался в брошенном нашими войсками Смоленске. Владыка вспоминал, что пищу смолян в то время составляли луковицы, которые выкапывали в полях и пекли, больше никакой провизии не было. Недостаточное питание еще долго будет сказываться на его здоровье… Владыке довелось узнать все "прелести" оккупации. Его схватили на улице. "Юден!" — кричал полицейский. И только нательный крестик, выскочивший из одежды, спас дворянина Хмелевского от расстрела… Ему пришлось покинуть город, спасаясь от наступавших советских войск. Его ждал уже отечественный концлагерь, если не петля. И Владыка поступает в Жировицкий монастырь, открытый, кстати, все теми же немцами. Из "Воспоминаний архиерея": "…я в 1943 году в октябре поступал в Жировицкий монастырь, а о. Боголеп (впоследствии архиепископ Кировоградский Боголеп, один из крайне "досадных" для Советской власти архиереев. — А. М.) был там игуменом и настоятелем. Он хорошо принял меня, подарил подрясник, и сразу назначил келарем, секретарем канцелярии и ризничим. Спустя 4 месяца он постриг меня в монашество. Прежде чем дать мне имя Пимен, он написал 10 имен на 10 бумажках, смешал их в скуфье и вытянул одно. Вскоре он сделал меня еще и уставщиком. Монахи шутили тогда, что на отце Пимене держится весь монастырь. Монахов тогда было мало, человек 20". Сначала не все было гладко. Помимо трудов в канцелярии и ризнице, послушник Дмитрий еще сеял муку на мельнице, и нес массу хозяйственных послушаний. Он буквально падал под ношей непосильных трудов, и хотел уже оставить монастырь. За подкладкой пальто он носил немногочисленное золото, доставшееся от матери. Его хватило б на билет… Но вдруг открылось, что золото украдено. И он остался в монастыре. "Благородной души человек!" — так характеризовал Владыку протодиакон Василий Султанов, первый бас епархии и часто ее "vox populi". Архиепископ Пимен имел достаточную силу духа. Пережитое в юности научило его не замыкаться в рамки однозначных представлений о человеке. В 1992/93 годах Владыка сильно болел — простудился во время отдыха. В епархиальном управлении не нашлось денег, чтобы купить лекарства. Зато была специальная папка — "Обратившиеся за материальной помощью". Владыка редко отказывал, сумма же выдавалась небольшая, дабы не ходили аферисты и пьяницы. Владыку отличала редкая порядочность. Часть жалоб он обычно отдавал секретарям и говорил: "Тут психи прислали письмо. Бросьте в печку". Или: "Какая гадость! Уберите…" Однако архиепископ Пимен вовсе не был слабовольным, на все глядевшим сквозь пальцы человеком. Корни его снисходительности не в безволии, но в Священном Писании. Архиепископ совершено искренне сожалеет о тех, кому высокие обеты священства не пошли впрок… Бывший клирик, увлеченный алкоголизмом, совершенно сошел с круга. Он устроился работать в колхоз, кажется, скотником, приискал себе подругу - бомжиху словом; стал на путь, переменить который практически невозможно… Владыка, вспоминая о нем, говорил: "Глупый человек! Променял Церковь на водку и бабу". А расслышать можно было: "Несчастный…" Владыка имел талант прощать. Он забывал злое по - рыцарски, широко и великодушно, почти мгновенно. Личные амбиции и обиды он почти не принимал во внимание. Косые взгляды, дурные слова — все это забывалось, если речь шла "о деле". К слову сказать, священник - интриган, о котором упоминалось в начале главы, занимал впоследствии весьма высокий пост в Саратовской епархии, а ведь Владыка знал о его кознях… Совсем другое дело хамство. Здесь архиепископ держался самых строгих правил. "Когда я был маленький, то часто думал: с какого дня и числа мне станут говорить не "ты", а "вы"?" И обращался только на "вы". К священникам и шоферам, уборщицам и продавцам свечей. Исключения делались только для самых коротко знакомых людей. Он часто говорил: "Нужно объявить беспощадную войну хамству! Люди приходят в церковь, а их начинают дергать, на них кричат, их обирают… Это позор!" И регулярно в проповедях просил народ быть снисходительнее к тем, кто впервые вошел в храм… Здесь он не имел и не мог иметь опоры среди духовенства, которое по словам архиепископа, "все не научится различать строгость и хамство". Владыка умеет забыть злое, но ему не свойственно безразличие к человеческой судьбе, которое многие принимают за доброту. Архиепископ не давал покоя никому. В 1990 году он посетил университет. Кто - то спросил про "застой" и про то, что же вот в Церкви нет перестройки. "А в Церкви не было застоя!" — ответил Владыка. Было медленное, трудное поступательное движение, которое целиком — заслуга Владыки, вынуждавшего власть отдавать одну за другой позиции, а духовенство трудиться по примеру самого архипастыря. "У нас первый труженик — Владыка",— совершенно искренне говорили тогда. Решение вопроса путем поиска виноватых архиепископ считал проявлением трусости. "Нужно воспитывать духовенство". И Владыка тормошил нерадивых до той поры, покуда проштрафившемуся не оставалось выбора: исправиться или расстаться со служением. Личные дела духовенства времен архиепископа Пимена отменно толсты. Объяснительные, указы о наградах и перемещениях, словом весь спектр средств, чтоб напомнить человеку о внимании к его успехам и провалам в одинаковой мере. Некоторые пытались смягчить гнев архиерея юмористическими объяснительными. Особо отличался протодиакон Василий Султанов, человек добрый и любимый Владыкой, но, увы, подверженный классической русской болезни. Владыка, говорят, посмеивался, читая его объяснительные, вроде: "…Вечером, накануне Вашей службы, я съел импортную консерву, оказавшуюся несвежей, в результате чего у меня случилось расстройство желудка. Чтобы оно перестало, я выпил в 4 часа утра 140 грамм настойки календулы на спирту, и оказался выпивши…" За срывы о. Василий был неукоснительно наказуем. Что не мешало, впрочем, Владыке держать его почти 30 лет в должности старшего протодиакона кафедрального собора, брать с собой на приходы и даже не отпустить в Москву, когда Патриарху Алексию I понравились могучий голос и молодецкая выправка о. Василия… Из дел клириков, переходящих в иные епархии, изымались все "ругательные" документы. "Человек на новом месте начинает новую жизнь. Зачем ему нести в нее прошлые раздоры?" Впрочем, характеристики в делах отражали человека в полном объеме. В 1989 году Владыка ездил в Англию. Британские таможенники буквально выпучили глаза, впервые видя русского архиерея. Один из них попросил Владыку снять клобук, долго разглядывал его и вернул. Владыка надел клобук и, указав, себе на голову, сказал: "Бомб!".. Владыка приехал в Киев. С ним был Е.С. Ланский, тогда сотрудник епархиального управления, впоследствии — священник. Владыка не афишировал свое пребывание в городе. Он повел Ланского посмотреть Владимирский собор. Сам Владыка входить не стал, соблюдая инкогнито. Он глубоко надвинул берет, поднял воротник пальто и остался возле входа. Наконец, Ланский вернулся. "Где вы ходите? Мне тут два раза пытались дать милостыню!" Иногда, приехав на приход и найдя положение дел недостаточно хорошим, Владыка за обедом вдруг читал детское стихотворение: "Торопились лодыри на урок, а попали лодыри на каток…" Концовка была несколько иной: "…но не видел лодырей хуже вас, отец настоятель!".. Очень часто юмор Владыки таит в себе крайне серьезные и важные вещи, надевшие одежду улыбки. Они слишком заветны, чтоб не стать декларацией, если произнести строго. …Летом 1993 года умер балаковский протоиерей Анатолий Шумов. Владыка возглавлял заупокойную службу. После похорон он спросил родственниц о. Анатолия: "Отчего вы одеты в черное?" Те отвечали, что, вот, несчастье… "Нужно радоваться — человек ушел к Богу…"

Часть 1

Часть 1

Архиепископ приехал в Саратов в январе 1965 года. Владыка вовсе не стремился стать архиереем. Более того, архимандрит Пимен пытается уйти от архиерейства. Из "Воспоминаний архиерея": "10 ноября. Днем я беседовал со Святейшим Патриархом, чтоб меня никуда не направляли. Он меня хорошо понял. 29 ноября. Просил митрополита Пимена, чтоб он спас меня от архиерейства. 20 декабря. Был в Переделкине (Патриаршая дача. — А. М.). Мне там сказали об архиерействе. Писал прошение, чтоб это отменили, волновался. 23 декабря. Был в Москве, звонил Куроедову (пред. совета по делам религий. — А. М.). "Не надо вертеть ручку назад". Наместник Троице - Сергиевой Лавры архимандрит Пимен стал неугоден. Он имел постоянные трения с Данилой Андреевичем Остаповым, келейником Патриарха Алексия I. Остапова явно сердила "французистость" — по меткому выражению академических преподавателей — архимандрита. Данила Андреевич придирался к наместнику, требовал ужесточения лаврских порядков — запретить монахам носить светское платье, ходить в город, читать книги… О. Алексий Остапов - младший вторит Даниле Андреевичу: "3 октября. Была защита магистерской диссертации о. Алексея Остапова. Я посмел сделать 2 критических замечания. Он сразу стал очень зол и неприятен" (1963 год). А вот еще наблюдение архимандрита Пимена: "19 сентября… разговаривал с монахиней Евфросинией. Хотя она всего лишь родная сестра Патриарха (так! — А. М.), но вид у нее какой - то королевский" (1956 год). Келейник — персона, в иерархии не предусмотренная, но влиятельная. Однако вряд ли непосредственное отношение к отправке о. Пимена на дальнюю Саратовскую кафедру имел кто - то из родственников Патриарха, или из Остаповых — бывших крепостных господ Симанских. Отношения архимандрита, впоследствии Владыки Пимена с Патриархом Алексием I не всегда ровны. Ответственные должности: начальник Русской Духовной Миссии, преподаватель Академии, наместник Лавры. Высокие награды: игумен Пимен становится архимандритом в возрасте 32 лет, а в 1963 году он единственный пресвитер Русской Церкви, награжденный в связи с 50 - летием архиерейского служения Патриарха Орденом Св. Владимира. Но к моменту архиерейской хиротонии отца Пимена многие бывшие его подчиненные уже архиереи, и на более почетных должностях. Владыка Пимен сменил на Саратовской кафедре Епископа Варфоломея (Гондоровского), в недавнем прошлом лаврского экскурсовода. Владыка Никодим, известный экуменист — Митрополит Ленинградский с 1963 года (а до 57 года иеромонах Никодим — член Миссии в Иерусалиме). Появление в Москве Епископа Пимена Патриарх встречает, по "Воспоминаниям", "ворчанием", которое все же диктуется внешними условиями: "Почему Вы — в Москве? Архиереи должны быть на своих кафедрах…" Владыка Пимен искренне любит добросердечного Патриарха, и Патриарх оказывает ему повышенное внимание, часто принимает приватным образом, и неоднократно подчеркивает: "Хорошо, когда Вы приезжаете". В их взаимоотношениях бывали минуты тихих бесед, величайшей откровенности: так, однажды, беседа о родных, о биографиях длится около трех часов… Вряд ли это — сугубо деловой разговор. Букет, составленный из сотни роз, привезенный Владыкой на погребение Патриарха, чистосердечен. Остапов был во вражде с Советом по делам по делам религий, а значит, реального влияния на архиерейские назначения не мог иметь. Его мечтой было отправить архимандрита ректором в Одессу, но Патриарх даже стукнул от досады по столу кулаком: "Это же понижение!" Следовательно, в дело вступают иные, внешние силы. Архимандрит Пимен мешал власть предержащим. Его удаление из Москвы находится в подозрительной близости к началу брежневского загнивающего социализма. К середине 60-х годов архимандрит становится заметной фигурой. В 1953–1957 годах он возглавляет Русскую Духовную Миссию в Иерусалиме. Здесь — великие Святыни. Дневник архимандрита полон восторга, почти недоумения, известного каждому, кто переживает счастливые дни, настолько счастливые, что кажутся они невозможными. Записи этого времени пестрят замечаниями, вроде: "Неужели это — со мной". "В Иерусалиме!!!" — именно так комментирует о. Пимен запись о праздновании Св. Пасхи, при том, что обычно скромен в проявлении чувств. Но здесь же — сложнейшие обстоятельства для Русской Церкви, здесь же одна из самых болезненных точек всей мировой истории. Иерусалим — религиозная столица всех христианских конфессий, ислама и иудаизма. Ситуация непроста: на Миссию несколько искоса смотрят православные греки и арабы. Греческая государственная политика того времени ориентирована на Северо-Атлантический блок, арабы ищут дружбы с Советским Союзом против Израиля. Но положение в Израиле тоже неоднозначно: есть попытки фанатиков разгромить Миссию, есть явная симпатия к русским. Шофером Миссии служит израильский гражданин. Он "за" Русскую Церковь потому что он — коммунист. Верховный раввин Израиля Ицхак Герцог просит русского архимандрита обратиться к Патриарху, чтоб тот пригласил его, Герцога, в Советский Союз — московский раввин боится это сделать. Голда Меир, русская уроженка, напротив, отказывается самым демонстративным образом разговаривать с начальником Миссии по-русски, несмотря на знание языка. Часть Миссии находится в Иордании, другая же в Израиле, и о. Пимен долго не может попасть в арабское государство по причине взаимной нелюбви двух стран. Когда, наконец, через греческого консула ему удается получить разрешение на въезд, иорданские пограничники приветствуют русское духовное лицо радостными криками: "Москва! Булганин! Шепилов!" А через землю Миссии, находящуюся в Израиле, строят дорогу. Она имеет военное значение, и на протесты архимандрита израильские власти приводят довод: "Дорога в ваших интересах. По ней пройдут войска и отодвинут границу дальше. Вам же будет безопаснее". Часть русских храмов занята Заграничным Синодом, и вообще сильны карловацкие настроения, даже среди Патриаршего духовенства. Вспомним, что русская Миссия в те годы возобновила свою деятельность после 40 лет затишья, а также то обстоятельство, что политика Кремля в отношении Русской Церкви вовсе не дружественна. В Миссии катастрофически не хватает кадров, финансы присылает Москва, они далеко не избыточны. О паломничестве тогда можно было лишь мечтать, но не более. Это лишь частные штрихи громадной и сложной картины. Здесь крепнет неугасимый боевой дух будущего Владыки. Стиль его корреспонденций Патриарху кипуч, и читаются эти письма подобно роману с энергическим сюжетом: "Теперь, находясь перед лицом сложившихся крайне опасных обстоятельств, я с полной ответственностью заявляю, что Московская Патриархия в вопросе о Духовной Миссии на Святой Земле допустила ряд крупных ошибок, недооценив ее всемирное значение и своевременно не проявив необходимой энергии и оперативности в деле защиты ее прав и деятельности… Я уже подчеркивал, что Русская Духовная Миссия в Иерусалиме — это самый важный и самый ответственный участок деятельности Русской Православной Церкви во всем мире. Этот участок следовало с особой любовью лелеять, укреплять, возвышать. К сожалению, он оказался почти заброшенным, предоставленным игре судьбы… Я еще раз, исполняя свой нравственный долг, требую, чтобы Патриархия приняла экстренные меры. Мне кажется, эти меры могут выразиться в следующих мероприятиях: 1. Созвать специальную сессию Синода Русской Православной Церкви для обсуждения вопроса об Иерусалимской Миссии. 2. Обратиться к христианам всего мира с тем, чтобы привлечь их внимание к попыткам мирового еврейства задушить Русскую Церковь в Святой Земле. 3. Попросить Совет по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР выступить с протестом перед Министерством Религий Израиля с целью призвать израильские власти к порядку и заставить их соблюдать соответствующие обязательства, данные ООН…" Впрочем, динамизм стиля как нельзя лучше отражает деятельность архимандрита в Иерусалиме: "Приведу в пример вчерашний день. Игумен Никодим уехал на легковой машине для совершения традиционного Пасхального Богослужения в Магдальской часовне на берегу Тивериадского озера. С раннего утра (после окончившейся Литургии и крестного хода) ко мне приходили разные посетители. Первым пришел только что возвратившийся из Иордании интеллигентный араб из Тель-Авива. Он стал говорить, что Ханна Барамки, уполномоченный Румынского Патриарха по управлению румынским церковным имуществом в Иордании, хочет приехать в Израиль для беседы со мной и для изучения вопроса о румынских землях и доходах с них (как известно, я являюсь, согласно особой доверенности, управляющим румынским имуществом в Израиле), и что он уже получил иорданскую визу. Первую половину речи араба я кое-как понял (он говорил только по-арабски, а также совсем мало по-французски, по-английски и на иврите), но что он мне толковал после этого, я разобрать не мог: что - то про румынского консула, про министерство внутренних дел, про Патриарха Юстиниана и тому подобное. В конце концов араб простился и уехал. Затем пришел приехавший из Северной Галилеи сын арабского священника о. Халиля. Он тоже на смешанном языке рассказал мне, что его младший брат Фадиль убежал в Ливан, полиция Израиля долго искала его следы, и, наконец, сообщила о. Халилю, что Фадиль из Ливана уехал в Москву к архимандриту Михаилу Зернову. Полиция потребовала от о. Халиля, чтобы он возвратил сына назад. И вот второй сын этого священника атаковал меня, прося защиты, совета и помощи. Он еще что - то говорил шепотом, оглядываясь на дверь… Затем позвонил секретарь греческого посольства и попросил прислать один пустячный, но срочный документ. Поскольку мой шофер находился в это время за 220 км от Иерусалима, я нанял такси и поехал к консульству. Там, остановившись в 50 метрах от здания, попросил незнакомого мне шофера передать конверт дежурному, ибо начальнику Русской Духовной Миссии было бы неприлично являться в консульстве в качестве курьера, учитывая возросшее значение этой фигуры в Израиле (это тоже нужно не сбрасывать со счетов и не забывать заграничный этикет). Возвратившись, я увидел в Миссии трех арабских священников, которые пришли без всякого дела, навестить. Мне пришлось и им уделить несколько минут… Затем пришлось заняться иным делом. В Горненском монастыре начался ропот из - за того, что "Миссия забирает из монастыря монахинь, которых Патриарх прислал молиться, и делает из них кухарок, подавалок, певчих, чернорабочих и пр".. Пришлось растолковывать общецерковное значение труда в Миссии… На вопросы окружающих приходится отвечать, что чувствую себя очень хорошо, потому что было бы смешно открывать перед людьми, что великую Русскую Церковь в Святой Земле представляет один полуболящий человек, он же начальник, он же казначей, он же бухгалтер, он же "Фигаро здесь, Фигаро там". Архимандрит Пимен вовсе не уходит с головой в административную деятельность, что можно было бы предположить, имея в виду положение дел в Иерусалиме. Дипломатические занятия и богослужебные труды не заслоняют высокого значения Миссии. Одна из постоянных тем докладов Патриарху — необходимость изучения и описания Иерусалимских Святынь, церковного обихода тех мест, положения дел в Иерусалиме. Помимо необходимых, весьма широких контактов с самыми разными религиозными деятелями, о. Пимен внимательно исследует религиозную жизнь во всех ее проявлениях. Немалый интерес представляют для дня сегодняшнего многочисленные фотографии, сделанные начальником Миссии. Вместе с "Записками паломника", написанными архимандритом для "Журнала Московской Патриархии", они могли бы составить род путеводителя по Святой Земле. Много лет после Палестины эти материалы находятся у Владыки, так сказать, "в работе" с ними знакомятся студенты Академии, духовенство, миряне. В условиях "железного занавеса" это значит многое. Болезнь, не терпящая климат Палестины, заставляет архимандрита просить о перемещении. На родину он привез значительное количество Палестинских Святынь, часть которых была передана в Церковно - Археологический кабинет в Московской Академии, а другая часть впоследствии хранилась в Саратовском епархиальном управлении. Ему достается не менее сложная должность — наместник Троице - Сергиевой Лавры. Здесь традиционно воспитываются будущие архиереи, преподаватели Духовных Школ. Здесь часто бывает Патриарх. Наконец, Лавра всегда привлекала повышенное внимание светской власти. Лавра — тематическая выставка "Свобода совести в СССР". В послевоенной Лавре становится все меньше монашеского — оно заменяется административным. Земная Церковь зеркально отражает положение дел обществе и государстве, а, следовательно, устойчивый рост бюрократии в стране должен был вызвать и образование класса "незаменимых тружеников" с не очень ясными обязанностями и полномочиями и в кругах, близких к правлению Церковью. И старинные административные меры против сего рода лукавого и лицемерного, вроде епитимий, никак не годны… Есть у лаврских монахов грустная шутка: "В Лавре один остался "Его Преподобие" — Преподобный Сергий. Все остальные — "Высокопреподобия"…" О. Пимен вновь на представительской должности. Многие связи, возникшие здесь, будут длиться всю жизнь. Наместничество архимандрита Пимена отмечено началом выселения за черту Лавры граждан, занявших территорию в годы Советской власти. Это крайне деликатный вопрос — о. Пимен даже приостанавливает процесс выселения, узнав, что людям власть дает плохие квартиры, и добивается для них хорошего жилья. Люди не так уж и виноваты, если разобраться… Наместник пишет новый устав Лавры, перерабатывает чин монашеской исповеди, приспособив его к нашему времени. Лавра в 1957–1965 годах — культурный центр: просвещенный о. Пимен весьма радушно встречает интеллигенцию. А воздух тем временем тяжелеет. Это годы хрущевского либерализма — либерализма ко всем и вся, исключая Церковь, которую предполагалось и вовсе извести к 2000 году — к победе коммунизма. Умирает Митрополит Николай — человек, готовый на любые компромиссы с властью ради блага Церкви. Умирает ректор о. Константин Ружицкий, носитель старых традиций духовного образования. Умирает протопресвитер К. Колчицкий, секретарь Патриарха — эта смерть открыла новую эру в бюрократизации Московской Патриархии. Сгущаются тучи над головой о. наместника, смелого и горячего человека. Снятие Хрущева ситуацию не меняет. Нравы Поволжья существенно разнятся от обычаев Средней России. На волжских берегах, как известно, испокон веку ютились вольные разбойники. Тут оседали целые народы, живущие вольным промыслом: хазары, монголы, печенеги. Любопытно, что три крупнейших города Нижней Волги поставлены на местах былых столиц Золотой Орды: Саратов на месте Увека, Царицын возле Сарай - Бату, и Астрахань на месте Итиля. Поволжье было колыбелью повстанческих войн. "В Пугачеве жители — чапаевцы", записал в дневнике Владыка, и, видимо, не только имея в виду участие в гражданской войне… Волжские города слабы дворянством, тон традиционно задавали купцы, многие из которых тайно состояли в сектах. Значительны всегда были старообрядческие общины: на территории Саратовской губернии имелись все известные толки и согласия. Своеобразными старообрядческими центрами были монастыри на Иргизе и в Хвалынске. "Древлее благочестие" весьма охотно участвовало в смутах. Отчасти раскольничество может объяснить страсть волжан к социальным экспериментам. Здесь духовная родина Ленина и иеромонаха Илиодора (Труфанова), создателя черносотенной коммуны в Царицыне в 1905 году. Кстати, в это же время нижневолжские города прославляют себя еврейскими погромами. До 1918 года в Саратове помещалась резиденция католических епископов. Однако западничество вполне уравновешивается могучим присутствием Ислама: Саратов — преддверье Азии… Вот такая епархия досталась в 1965 году в удел сорокадвухлетнему Епископу Пимену (Хмелевскому). Но большая всех бед — прессинг государственной власти и искусственно создаваемое отделение Церкви от народа. Первый месяц пребывания Владыки на Саратовской кафедре был ознаменован попытками закрытия храмов в Саратове якобы из - за эпидемии холеры. Это был последний всплеск эпохи явного давления на Церковь. К середине 60-х годов у коммунистов уже появляются иные виды на развитие отношений с религией. Наименее безграмотные из них начинают понимать: "отделение Церкви от государства" было слишком поспешным… "Я его не боюсь. Он несовременен",— говорит архиепископ Пимен об уполномоченном, пытающемся командовать архиерею. Однако были и другие факты. "Пасха прошла хорошо: хулиганства не было",— записал Владыка в дневник в начале 70-х годов. По обстоятельствам времени — достижение… Тонкая политика тогда только созревала в среде коммунистической аристократии. Провинция жила по - прежнему: детишек, пришедших в храм без родителей, отправляли в комнату милиции; церковные деньги выкачивал так называемый "Фонд мира"; самыми частыми, но отнюдь не желанными гостями в епархиальных управлениях были агенты финансовых органов, дотошно искавшие нарушения; реальная власть в приходах принадлежала не духовенству, не правящему архиерею даже, но старостам — людям часто нерелигиозным, соглядатаям Советской власти. Даже первая половина 80-х годов, когда воздух уже пахнул переменами, власть в областном масштабе не упускает случая ужалить Церковь. Например, первый секретарь Саратовского обкома Гусев печатне шпынял музыкантов, поющих в церковных хорах, а сменивший его в должности Хомяков утверждал, что "верующие — плохие работники". И даже после 1000-летия Крещения Руси гражданская власть крайне неохотно расстается с привилегией "судить и править" Церковь. Архиерей не мог предпринять никакого шага без "согласования" с уполномоченным. Особо отличался саратовский уполномоченный И.П. Бельский, некогда начинавший карьеру в составе ревтрибунала.

Часть 2

Часть 2

Волгоградский уполномоченный Прудникович, уже "в духе времени", требовал, чтоб духовенство писало письмо президенту Картеру по поводу Афганистана. Владыка тогда поднял большой шум, вплоть до Москвы, чтоб заставить Прудниковича снять нелепые требования. Так что не было никакого "отделения от государства". Чиновник смело совал нос в церковные дела и охотно лакомился содержимым братской кружки. Было отделение Церкви от общества, невиданное по своим масштабам. Однако вовсе не атеистическая пропаганда тому виной. Советские пропагандисты обладали предельно низкой культурой и ничтожнейшей степенью осведомленности, их "опусы" не выносят критики не только с точки зрения верующего человека, но и просто элементарной научной добросовестности. Например, известный отреченец Евграф Дулуман, преподаватель Саратовской духовной семинарии, ставил "эксперименты": портится или нет Св. Вода? Факт порчи воды должен доказать факт отсутствия Бога. Похвальный уровень рассуждений для экс - кандидата богословия… "Какая чушь!" — записал в дневник Владыка Пимен, прочитав книгу Н. Гордиенко "Православные Святые: кто они?". Гордиенко ссылался на проповеди архиепископа, и, по выражению Владыки, "все наврал". Красные бонзы преуспели в другом жанре — карикатурном: …Старообразный полусумасшедший человек с красным лицом, мокрой лысиной и выпученными глазами. От него пахнет немытым бельем и луком, а в бороде запеклись яичные желтки. Говорит коряво и невнятно, басит по причине алкоголизма и испуганно крестится, видя телевизор. Любит объяснять "про Божественное" пышнораменным дамам. Это образ русского попа в изложении советской пропаганды. Образ архиерея отличается большим количеством елейности, а в общем — тоже: тупица, пьяница и развратник. Стилистика поддерживалась всеми силами и способами. Печатали в газетках статьи. Распускали сплетни. И во всех родах и видах апеллировали к плебейской зависти: попы — тунеядцы! Денег куры не клюют! Народу карикатуры нравятся. Владыка Пимен похоронил карикатуристику. Это было делом не одного дня или даже года. Советская власть строго следила за интеллектуальным состоянием священнослужителей. Тот, кто имел высшее образование, не мог рассчитывать на что - либо, кроме должности сторожа. Духовные школы последовательно опустошались: к 70 - м годам академический курс составляло меньшее количество богословских дисциплин, нежели курс дореволюционной семинарии. Государственные органы всеми силами стремятся внушить народу мысль о некой "закрытости", "застарелости" Церкви. Местные уполномоченные даже рассылают циркуляры, запрещающие приходам приглашать для служб архиерея, или кормить обедом духовенство и сотрудников, согласно известной логике "больше двух не собираться". Саратовский архиепископ регулярно бывает в свете. Он завсегдатай филармонических и консерваторских концертов, оперного театра. Интерес архиепископа к светской культуре внушителен; он вызывает подражания среди духовенства, а интеллигенция Саратова самым серьезным образом интересуется православным вероучением. И это уже не мода: результатом сближения Владыки с интеллигенцией стали, например, исторические романы Б. Дедюхина, его же журнал "Гонец", издававшийся при поддержке архиепископа; серия вечеров, посвященных Библии в литературе и музыке, автор и создатель которых А.И. Катц часто бывал и консультировался у Владыки. Владыка подает пример терпимости — в кругу его общения значительная часть евреев. Атеисты тогда любили байку об "антисемитизме" православных христиан. В Патриархию идут жалобы, писанные темными людьми под диктовку некоторых церковных активистов. Владыке несколько раз грозят переменой кафедры, и вплоть до начала перестройки он остается невыездным. Впрочем, архиепископ, великий дипломат, великолепно разбивает интриги и провокации. Постепенно светская власть теряет кураж — Владыка последовательно проводит в жизнь принцип неотвратимости наказания. Не добившись правды в Саратове, он, как правило, едет в Москву, в Совет по делам религий. Верхний этаж власти редко отказывает, это закон; и уполномоченному остается только скрежетать зубами. Например, Бельский хотел было запретить входить в контакт с любыми организациями, его, Бельского, минуя… Архиепископ менее всего склонен обострять отношения с властью, его официальные речи всегда сделаны столь гладко, что придраться невозможно. Владыка готов служить панихиду по Брежневу или Черненко, возлагать венки героям революции или говорить миротворческие проповеди ("пришлось говорить о борьбе за мир — был уполномоченный" записал он в дневник после одной из таких проповедей). Однако реальные настроения — иные. Регент Додонов к 50-летию Октября написал музыку к псалму "На реках Вавилонских…". Позволю себе напомнить последние слова псалма: "Блажен, иже разбиет о камень младенцы твоя…" Владыка с бою отбирает то, что было некогда отнято у Церкви. В 1978 году, в результате долгих переговоров и посещений Совета по делам религий в Москве, он добивается разрешения колокольного звона, а в 1986 году — строительства двух храмов в Волгоградской области. Вряд ли это можно назвать конформизмом. Архиепископ Пимен обязательно служил в каждом приходе — хотя бы один раз в год, а иногда и чаще. Его всегда ждали на престольные праздники. Он советовал вновь открываемым храмам не давать имен в честь Святителя Николая, Покрова Божией Матери, Казанской Иконы и Святой Троицы: "Таких храмов масса! Я не смогу приехать к вам на престол никогда…" Владыка любил поездки. Трудности пути не пугали его. Обычное дело: в 3 часа Всенощная, например, в Красном Куте, а в 6 часов — в Новоузенске. Утром там же Литургия, иногда с крестным ходом, обязательная проповедь архиепископа и благословение народа (Владыка всегда считал народ в храме), после завтрака, по дороге домой посещение двух - трех сел с пением молебна, проповедью и неизменным благословением. Воздух + 30 градусов. Владыке скоро семьдесят, и врачи уже много лет не велят ему быстро ходить, быть на жаре, вообще советуют беречься… "…Владыка, простите, не хотел Вас тревожить…" "Перестаньте говорить глупости! Архиерей для того и поставлен, чтоб к нему обращались!" Некий священник принес архиепископу странное прошение. Текст был такой: "Прошу благословить переход в Зарубежную Церковь". Владыка велел сделать приписку: "В случае возвращения прошу простить мои заблуждения". Не минуло и года, священник вернулся и вновь служил. Этим эпизодом исчерпывается история появления раскольников в Саратовской епархии. Краткость и анекдотичность "раскола" прямое следствие всепрощающей мудрости архиепископа. В 90 - е годы раскольнические приходы появляются в большом количестве, например, в Ярославле, где из - за "непримиримых" действий Владыки Платона в юрисдикцию зарубежников ушло три храма. Саратов остался вне поля действия "заграницы". Собственно, так называемая "зарубежная община" существует и теперь, она зарегистрирована, но говорить о ее реальном значении не приходится. Это величайшая заслуга нашего архипастыря. Он живо интересуется расколами и регулярно, по поводу и без повода, информирует духовенство, например, о Митрополите Филарете (Денисенко), а с другой стороны, сам не дает повода для необратимых изменений, скандалов и интриг, которыми питаются церковные нестроения. Внешне надменный и грозный, Владыка был действенно добр не по отношению к "человечеству", но — к человеку. И при том очень деликатен в делании добра. В ноябре 91 года умер мой отец. Уже после похорон, за Всенощной Владыка вдруг спросил: "Как звали вашего папу? Я хотел вынуть частицу, но забыл…" Владыка помнил великолепно, что по отчеству я Александрович: он в тот же день подписывал бумагу. Просто знал, что отец умер некрещеным, и таким образом выразил сочувствие. А однажды в управление пришел беглый солдат и Владыка больше часа звонил по телефонам, искал каких - то генералов, просил не наказывать, перевести юношу в другое место… Когда дело, наконец, сладилось, у Владыки был очень довольный вид. В Саратовской епархии начинали служение о. Лев Лебедев, известный историк Церкви, о. Юрий Эдельштейн, которому местные уполномоченные не позволили принять сан, и Владыка Пимен устроил его хиротонию у бесстрашного архиепископа Хризостома. Много сил положил Владыка для того, чтобы спасти от произвола властей известных и уважаемых в Саратове священнослужителей, как о. Георгий Лысенко, о. Лазарь Новокрещеных, о. Евгений Зубович, о. Петр Борковский.

Значительное участие принял Владыка в судьбе о. Евгения Ланского, о. Всеволода Кулешова, выдающихся священников - интеллектуалов; да, пожалуй, и в каждой судьбе, с которой только пересекался путь архиепископа. Архиепископ не терпел парадности и благодушия. "Скучно. Одни восхваления", записывает он в дневник впечатления от банкета в Лавре. Вообще Владыка недолюбливал нравы официальных кругов: "Вечно не говорят ни да, ни нет, все что - то юлят"… Посещая приходы, архиепископ непременно интересуется отношением народа и при всяком спорном вопросе принимает решение в пользу тех священнослужителей, за которых просят люди. Часто это бывает вопреки собственным симпатиям, но лишь во внимание к народной любви: "Отец N бездельник. Но его здесь любят. Наградил его камилавкой". В годы правления Владыки Пимена весьма часто собирались съезды духовенства. Многие тогда ворчали, жалуясь на трудности дороги. Спустя некоторое время выяснилось, что из - за этих собраний Саратовская епархия не знала доносительств и подсиживания, ибо любое дело обсуждалось гласно и в присутствии архиерея. Годы "посткоммунизма" Владыка встречает во всеоружии. Он готов к переменам и ждет их: еще в 85 году он говорит о "новых, хороших законах о Церкви". Внимание архиепископа к приходской жизни огромно: епархиальное управление оказывает материальную помощь новооткрытым приходам, Владыка иной раз сам обучает звонарей или чтецов, предмет его постоянного интереса — ход реконструкции. Заметим, что еще в 70 - е годы благодаря личному участию архиепископа сделались возможными новые великолепные росписи в кафедральном Свято - Троицком соборе. Владыка неукоснительно посещает всякий новооткрытый приход, даже самый крошечный, далекий и бедный. Создается архитектурно - строительная комиссия при епархиальном управлении, задача которой — помощь в реставрации храмов. Владыка сам составляет строительные инструкции для неопытных настоятелей. Он выступает с докладами в вузах, при громадном стечении народа и непреходящем интересе. Едва ли не ежедневно в епархиальном управлении появляются журналисты, и столь доброжелательного и объективного освещения жизни Церкви не было доселе, и вряд ли будет долгое время после. Вновь выходят "Саратовские Епархиальные Ведомости" — тяжело, под ворчание многих настоятелей: издание "Ведомостей" не приносит прибыли, их не очень - то кто покупает. Но Владыка непреклонен: он лично смотрит макет каждого номера, и слышать не хочет о закрытии журнала. В Саратове впервые в России построена тюремная церковь, к основанию которой имел непосредственное отношение о. Георгий Лысенко, и открыт гарнизонный храм (за ходом реставрации следил о. Всеволод Кулешов). Это уже движение из народа. Но ему предшествовала очень долгая подготовка, состоявшая в воссоединении народа с Церковью, курс на которое держал Владыка Пимен. Главные труды Владыки в это время связаны с возрождением Саратовской духовной семинарии и Свято - Алексиевского женского монастыря. Эти учреждения придали духовной жизни Саратовской епархии новое значение. Здесь должны были, наконец, пересечься разрозненные пути общества и Церкви. Владыка не раз говорил о высокой культурной, воспитывающей роли семинарии и монастыря для всеобщего просвещения народа. Открытие монастыря и семинарии потребовало напряжения всех сил архиерея. Весной 92 - го года архиепископ совершил первый постриг за многие годы в Саратове. Владыка плакал за службой. Семинария досталась крайне нелегко. Для нее Владыка избрал здание бывшего архиерейского дома, рядом с храмом "Утоли моя печали", в котором тогда находилась библиотека мединститута. Тут же, посредством официальной прессы, были выпущены гнусные сплетни: архиерей хочет устроить резиденцию в два этажа… Владыка обращался к местной и московской власти во всех ее многообразных проявлениях, а власть все чего - то тянула… Вопрос решился, когда Ельцин совершал вояж по России на предмет назначения губернаторов. Владыка попал на встречу с ним. Разумеется, президент велел "передать немедленно". Встреча с Ельциным была в январе 92 - го года. А вывозить библиотеку начали только на Преображение. Многие уже махнули рукой; иные предлагали поселить семинарию в скит, но Владыка с негодованием отвергал это предложение. Здание, наконец, было передано. Семинария начиналась тяжело. Преподаватели из духовных работали бесплатно первый учебный год. Светским что - то платили, но все же смею утверждать: они трудились не за материальный интерес. Семинарские преподаватели, со своей стороны, читали курсы в вузах. В семинарии открылось педагогическое отделение, на которое принимали женщин. Им должны были вручать дипломы законоучителей. Архиепископ Пимен столь ревновал о семинарии, что почти не подпускал ректора — протоиерея Николая Агафонова к борьбе за здание. Владыка часто посещал занятия и экзамены, интересовался содержанием курсов и часто давал дельные советы по их содержанию. О. Николай Агафонов собрал блистательный преподавательский состав: протоиерей Василий Стрелков, долгие годы исправлявший обязанности регента; священник Михаил Воробьев, энциклопедически образованный человек; священник Алексий Пенькевич, один из лучших латинистов в Саратове; протодиакон Михаил Беликов, замечательный литургист… Сам о. Николай окончил Санкт - Петербургскую Академию, а принадлежность к "петербургскому изводу" любого интеллектуального направления в Саратове значит многое. Общество почти забыло о "мракобесии", видя воочию: Церковь — реальная культурная сила. В 1993 году состоялся впервые в истории официальный визит Патриарха в Саратов. Причиной был 70 - летний юбилей архиепископа Пимена. Ждали, что Патриарх привезет белый митрополичий клобук для Владыки. Однако Святейший лишь вручил архиепископу орден Даниила. "Спасибо, Ваше Святейшество!" — сказал Владыка.— "А он у меня уже есть…" Это было 22 июня 1993 года. А 21 ноября Владыка служил последнюю Божественную Литургию в Балашове, у Престола в честь Архистратига Божия Михаила и Бесплотных Небесных Сил. Облачение было белое.

Мыслитель

Парадокс: просвещенной публике почти не известен архиепископ Пимен — мыслитель. Отчасти это связано с тем, что в зрелые годы Владыка весь — в трудных делах Саратовской епархии. Потому - то он не закончил ни работу "Христианство и искусство", которую готовил в качестве магистерской диссертации, ни сочинение "Дух, душа, тело" по мотивам книги архиепископа Луки с таким же названием; ни Катехизис, о составлении которого Владыка думает в 70 - е и 80 - е годы. Примечательно, что Владыку влечет тематика самая острая для нашего времени: эстетические и антропологические проблемы, вероучение применительно к дню сегодняшнему. Мы так и не имеем внушительных работ в настоящее время. Отрывки из "Воспоминаний архиерея", бывшие в "Епархиальных Ведомостях", значительно усечены самим автором, в них довольно мало суждений и оценок, это по большей части голые факты, лишенные эмоционального тона, который в оригинале составляет значительную часть содержания сочинения. К тому же выходили "Воспоминания", писанные с библейской простотой, при господстве совсем иной литературной моды. Проповеди, печатавшиеся некогда в "Ведомостях" и "Журнале Московской Патриархии", очень сжаты и интеллектуально насыщенны, они оставляют впечатление конспекта какой - то громадной работы. Они совсем непохожи на те проповеди, что Владыка произносил в храме. Последние отличает большое количество жизненных примеров и личное пламенное отношение к предмету речи. Архиепископ Пимен — Богослов в самом высоком смысле этого слова. Сложно описать во всей полноте всю систему воззрений Владыки именно потому, что это не теоретические выкладки, сделанные в тишине кабинета по книгам, но реальный опыт бытия человека с Богом. Круг интересов Владыки способен в некоторой мере отразить широту его взгляда на вещи. Помимо собственно церковных предметов, Владыка проявляет внимание, например, к природе. Архиепископ фиксирует в дневнике температуру воздуха и воды, состояние погоды, виденных в поездках животных…"Собрал за два часа 15 минут две больших корзиночки земляники. Крупная. Красивая!" — такие события иной раз составляют содержание целого дня на страницах "Воспоминаний". Помнится, именно эти места воспоминаний вызывали насмешку у интеллигенции: "Если "ехали в Вольск", то "видели лису", а в Пугачеве Владыка обычно видит зайца!" Но именно ввиду внимания к миру Божию стала возможна проповедь "Красота природы", опубликованная в "Журнале Московской Патриархии" в 1989 году. Во время составления проповеди Владыка разучивает на фортепиано сочинение Бетховена "Прославление Бога в природе". "…Благодатное действие красоты природы на человека давно замечено людьми. Смиренные иноки, стремившиеся к совершенству и украшению своей души добродетелями, избирали для жительства и подвигов отдаленные уголки природы, где, молясь и труждаясь, они испытывали духовную радость от соприкосновения с красотой видимого мира. Эти скромные отшельники слышали, как листья деревьев шепчут молитвы к Богу, как птицы воспевают гимн Творцу, как каждое творение прославляет Бога…". В его грибных охотах несомненно присутствует азарт — он вообще свойственен Владыке. Количество собранных грибов аккуратно вписывается в дневник. Личный рекорд Владыки — 532 гриба, собранные в один день. У Владыки — доверительные отношения с миром природы. Некоторые фотографии, сделанные в лесу, оставляют впечатление разговора. В архиерейской резиденции всегда жили коты. Владыка часто и подолгу разговаривал с ними. Что там разумели коты — неизвестно, а вот дневник Владыки местами полон сострадательного, без стародевичьей слезливости, понимания бессловесной твари Божией: "У Мурзика вчера родилось 4 котенка. Оставили одного. Мурзик целый день ищет остальных, плачет. Жалко Мурзика — ведь пропали родные дети…". Владыка беседовал с сурками в степи, и те вылезали из своих нор; с деревенскими цепными кобелями, задыхающимися от ярости, и собаки внезапно становились кроткими: глядишь, злобный пес уже тычется носом и просит ласки у архиепископа. Владыка свои взаимоотношения с животными объяснял весьма просто: "Всем нравится ласка. А еще маленький кусочек сахара…". …Владыка вернулся из леса. Он выходит из белой епархиальной "Нивы" и говорит: "Мы собрали 176 грибов!" Потом сам — всегда только сам! — несет тяжелые корзины в кухню. Отец Василий Султанов рассказывал, как в 1966 году Владыка впервые, с огромным камнем нырял в реку Баланду: "Минута прошла — нет Владыки! Мы думали — все: утопили архиерея! И тут он выплывает и спрашивает: "Сколько я был под водой?… Это немного". И опять нырнул. Уже в XIX столетии многие пытались бежать на лоно природы — Стивенсон, Меллвил, Гоген. В нашем веке число желающих обрести гармонию с натурой огромно. Только почему - то избирают для этого пути дикообразные — например, жить голым в лесу или залезть на гору и там совсем лишиться остатков ума, пощаженных технократической цивилизацией. И отчего - то мало кто пытается разглядеть Божественный Свет сквозь бытие мира тварного. В перестройку Владыка — участник Комитета спасения Волги. Комитет заглох сам собою, как всякое дело на Руси. Жаль!.. Архиепископ Пимен мог бы многое сделать в нем. Он уделяет самое серьезное внимание экологической проблеме — спасение Волги становится темой беседы архиепископа с Председателем Верховного Совета Лукьяновым (1989 год). Круг светского чтения архиепископа Пимена — это, в известной степени, "острая" для своего времени литература. Он читает те книги, которые читает обыкновенно русский интеллигент: Булгаков, Солоухин, Цветаева, Пикуль… "Развлекалки" Владыка не читал. Человек безупречного вкуса, Владыка более всего ценит Пушкина: в день рождения и смерти "солнца русской поэзии" архиепископ непременно служит панихиду в Кафедральном соборе. Дневник архиепископа содержит еще и такую запись: "Слушал Баха. Плакал". Особое пристрастие — Гетевский "Фауст". Видимо, здесь первопричина неприятия Владыкой модернизма, в конечном итоге сводящемуся к "чистому искусству". Владыка в самом лучшем смысле традиционалист. Владыка не однажды говаривал, что "ничего не понятно" в работах абстракционистов. Зато — он возлагает цветы на могилы Есенина и Высоцкого. Один из них кощунник и самоубийца. Религиозность другого под большим сомнением. Казалось бы, странные симпатии для православного архиерея. Но Владыка умеет разглядеть живое чувство. Владыка серьезно интересуется психологией. Она имеет самое прямое отношение к его неоконченной работе об архиепископе Луке (Войно - Ясенецком) "Дух, душа, тело". И в мире художественного творчества Владыку привлекают прежде всего психологические начала. Великий художник, по мнению архиепископа, всегда и исключительно — психолог. Суждения архиепископа об искусстве отличаются знанием предмета, скажем, его мнение об эстрадной музыке — "дрянные мелодии" — является на свет после скрупулезного выслушивания кассет, специально записанных. Неприятие иных художественных произведений основывается вовсе не на непонимании, а на несогласии с эстетической концепцией, со слабостью выразительного ряда. Судя по "Воспоминаниям", Владыка регулярно пересматривает рязановские фильмы "Гараж" и "Служебный роман", драматургия которых традиционна и содержательна. А вот эстетская проза Набокова, самой интересной чертой которой является стиль — "ничего особенного". И такой отзыв предсказуем, если принять во внимание надуманные проблемы, которые испытывают набоковские герои, и очень - очень приблизительный рисунок характеров. И здесь Владыка, как обычно, современен до предела. В "Воспоминаниях архиерея" много действующих лиц. Владыка вписывает в дневник события из жизни родственников, имена членов семей знакомых, уборщицы на теплоходе или маляра, с которым архиепископ познакомился, гуляя по Риге. Это старинное, аристократическое, чуждое чванству внимание к личности всякого человека. Оно, оплодотворенное религиозными исканиями, породило великую русскую литературу XIX века. Аристократизм Владыки, в русле все той же традиции, высоко религиозен. Его монашеские обеты, без сомнения, несокрушимы, а в отношении ко всем, приходящим в Церковь, видна прекрасная, невозможная в "обществе равных возможностей", дворянская семейственность. Полушутя, полусерьезно архиепископ составил свое генеалогическое древо по обычаю, крайне дотошно, но по поводу этого труда не раз говаривал: "Оно подтверждает, что все люди между собой родственники, если только поискать…" Архиепископ весьма внимателен к быту; он знает толк в тонкой кухне: например, одно из его любимых блюд — цветная капуста; он понимает вкус разнообразных вин — архиепископ лучшим среди них признает итальянский вермут "Чинзано". Но он вовсе не порабощен роскошью — быт архиепископа прост. Например, между Москвой и Лаврой Владыка перемещается почти исключительно на электричке, он часто сам ходит на базары и в магазины, отдавая явное предпочтение книжным, музыкальным и антикварным лавкам, а порой сам чистит снег или работает в саду. Владыка вписывает в дневник, например, покупки мебели — эти записи полны восклицательных знаков. Так, наверное, предки архиепископа обустраивали свои родовые гнезда, хваля Бога за большие и малые радости, которые Он дает. Внутренняя культура архиепископа Пимена простиралась до сократовского: "Знаю, что ничего не знаю". Он внимательно следит за всякого рода феноменами. Владыка лично знаком, например, с доктором Елизаровым и академиком Угловым. В 80 - е годы архиепископ посещает опыты психолога Ярошевского, а в дневник записывает: "В опытах все очень понятно". Архиепископ ходит в цирк: его интересуют и заставляют восторгаться ученые животные. С величайшей нежностью он записывает в дневник разговоры маленьких детей, иногда играет с мальчишками в городки. Владыка изучает свидетельства очевидцев, переносивших клиническую смерть. Примечательно, что внимание Владыки привлекают именно те сферы человеческого сознания, которые таинственны, непонятны. Непонятное, тайное, запретное в человеческой психике архиепископа не пугает. Он говорит о необходимости исследований экстрасенсорики, парапсихологии, знахарства с тем, чтобы лишь располагая точными данными, Церковь высказывала отношение к этой стороне бытия человека. Такое мнение требует изрядной доли мужества: церковное большинство обыкновенно консервативно; способности сверх того, что имеются у каждого, однозначно почитаются за великий грех. Всякий новый научный факт, всякое значительное дарование кажется невероятным и оттого крамольным, если не прямо сатанинским. Владыка яростно нетерпим к суеверию. Оттого, что суеверие подменяет собою Веру. Это относится ко всем видам суеверий — религиозным, научным и политическим. Воззрения свои Владыка не скрывает. В сектантской "столице Поволжья" это означает: иметь постоянно действующую оппозицию. В епархиальное управление часто поступали жалобы: такой - то священник или диакон колдует. Владыка, читая сии сочинения, "шумел", интеллигентно говоря, ужасно: "Отец секретарь, не давайте мне читать всякую чушь! Разбирайтесь с ней сами!" Ему подбрасывали письма с угрозами убить, с требованиями отставки, а уж обещаний "испортить" было громадное количество. Реакция Владыки великолепна: "Ха - ха - ха! Ничего у них не выйдет!" Раз посетитель спрашивал, как противостоять "черной магии". "Просто не нужно бояться всяких глупостей!" …Совершенная любовь не знает страха… Иные священники, обуянные эсхатологическими предчувствиями, спешат "пророчествовать": то народился Антихрист (имея в виду компьютер), то "печать на чело и десницу" (это про пластиковые карточки), то еще что-нибудь: про телевизор, музыку, светские книги… И самое страшное: у таких, с позволения сказать, "пастырей" — громадное число последователей. И они люто ненавидят всех, кто не разделяет их позиций — в первую очередь ненависть простирается к членам Церкви Божией. Владыка ни в малой мере не реформатор церковного обихода, не модернист, он сторонник осмысления и развития традиций. Например, архиепископ Пимен разрешает церковное поминовение тех, кто умер некрещеным, в Троицкую родительскую субботу. Обычай этот давний, однако законодательно не закрепленный; Владыка же основывает свое мнение на песнях заупокойного канона, где говорится о всех, умерших "от века". Здесь он — по - хорошему традиционен: известно, что праведный Иоанн Кронштадтский исцелял духовно и телесно не одних лишь христиан, но и иудеев, и мусульман, во внимание к их вере в Единого Бога. Владыка Пимен ратует за сохранение добрых традиций, хотя бы и не имеющих канонического обоснования. Он смотрит на традицию с точки зрения соответствия сегодняшнему дню, памятуя, что церковный обиход, при всем его великолепии, должен быть подчинен единственной задаче: привести человека ко Христу; а для того, где нужно — оказать помощь, а где нужно — сурово "приструнить". Владыка выступает против частого причащения для мирян, против причастия без должной подготовки — потому что часто причащаясь, человек не может подготовиться должным образом, и Таинство в результате он будет воспринимать как нечто обыденное. Этот вывод Владыка привез со Святой Земли, наблюдая у греков значительное обмирщение всего церковного быта: "За службой разговоры и смех. На Престоле лежат служебники, шляпы и проч. Пономарь - мирянин взял с Престола лежавшие там ключи…". Писано это в 1955 году. И до сего дня это лучший ответ тем, кто пытается модернизировать Православное Богослужение, сделав его простым, понятным и доступным… "Переведем на национальный язык службу, сократим все имеющиеся чины, сделаем упор на проповедь и сразу люди валом повалят в храмы". Теоретически — так оно и должно быть. Практически — "шляпы, служебники и пр. складывают на Престол". В эйфорической атмосфере начала 90-х годов то раздавались клики, требующие от Церкви всеобщего покаяния за сотрудничество с коммунистами, то праздно цвели мечтания о "присоединении Церкви к государству". Владыка шел на компромиссы с властью очень и очень охотно. Его многие за это не одобряли, Владыка удивлялся непониманию: он строил политику взаимоотношений с властью тонкую и продуманную, ведущую исключительно к пользе Церкви. В 90 - е годы Владыка — сторонник Ельцина. "Ельцин — герой, спаситель отечества" — записывает он в дневник 21 августа 1991 года. Владыка сам, по собственному почину, призывает мирян участвовать в выборах 93 - го года и голосовать против коммунистов. Антикоммунизм и освобождение Церкви от преследований для Владыки — несомненная заслуга режима, перевешивающая все его недостатки. Гениальность архиепископа Пимена — в исключительной гармонии мысли и чувства, убеждения и действия, внутреннего и внешнего. Гениальность человека, осиянного незримым присутствием Христа. Таков был и Пушкин, дальний родственник архиепископа. Мысль Владыки всегда выражена немногословно, четко и ярко. Помимо дисциплины и культурности, у нее есть еще одна особенность — это мысль, перешедшая в эмоцию; мысль, по большому счету, художественная. 12 декабря 1993 года хоронили Владыку Пимена. Умер он тихо, во сне. Правая рука была сложена для крестного знамения. Пытались расправить, но пальцы вновь сходились вместе. День случился туманный и холодный. Много было речей. А я запомнил слова писателя Бориса Дедюхина: "Я никогда этого не говорил при жизни: я любил тебя, Владыка!" Священник Александр Мурылев

Жизненный путь

Дмитрий Евгеньевич Хмелевской родился 26 сентября 1923 года в г. Смоленске. Во время войны от болезни и голода умерли его родители. Протоиерей Иоанн Голуб и его супруга Стефанида Ивановна Голуб становятся его воспитателями. В 1943 г. — послушник в Жировицком монастыре. Принимает постриг с именем Пимен и назначен ризничим — заведующим монастырскими облачениями. В 1945–1949 г. — обучение в Минской духовной семинарии. Рукоположен в иеромонаха и направлен в Московскую Духовную Академию. В 1951–1953 гг. о. Пимен — студент Академии, исполняет обязанности благочинного академического и семинарского духовенства. По окончании Академии со степенью кандидата богословия был оставлен в ней профессорским стипендиатом. Позднее — преподавателем катехизиса и одновременно и.о. священника домовой церкви в резиденции Святейшего Патриарха Алексия I в Москве. В 1955 г. — игумен, заместитель начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, с феврале 1956 г. — начальник. 27 марта 1956 г. возведен в сан архимандрита архиеп. Венедиктом, будущим Патриархом Иерусалимским и всея Палестины. 4 сентября 1957 г. — помощник наместника Троице - Сергиевой Лавры. В октябре 1957 года он посетил Югославию в составе делегации, возглавляемой Святейшим Патриархом Алексием I. 9 ноября 1957 г. о. Пимен — наместник Лавры. В феврале 1958 года — присвоено звание доцента. В 1957/58 учебном году он преподавал в МДА пастырское богословие, в 1960 - 1966 гг. — логику. С благословения Патриарха Алексия I он постриг в монахи многих воинов Христовых, ставших в дальнейшем видными деятелями Церкви, в том числе нынешнего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима, митрополита Минского Филарета и других. 10 января 1965 г. — рукоположен в сан епископа Саратовского и Волгоградского. Владыка начал с того, что стал добиваться возвращения Церкви пяти приходов в Волгоградской области, закрытых в хрущевское время. Дело это потребовало двухлетних усилий. 9 августа 1977 года — возведен в сан архиепископа. В 1989 году с благословения и при участии архиепископа Пимена была открыта первая в России духовно - певческая школа "Конкордия". В результате деятельности архиепископа Пимена епархия Саратовская и Волгоградская значительно расширилась, за два года, прошедших с празднования 1000-летия Крещения Руси, было открыто 70 храмов. В связи с этим епархия разделилась на две, и с 1990 года Владыка Пимен стал архиепископом Саратовским и Вольским. За годы своего служения Церкви Владыка Пимен неоднократно награждался различными церковными наградами: орденом святого равноапостольного князя Владимира I степени, орденами Преподобного Сергия (I и II степени), орденами св. Даниила Московского (I и II степени). Кроме этого, он имел награды и от других Православных Поместных Церквей: Патриаршие кресты от Болгарского и Румынского Патриархов, орден Александрийской Церкви святого апостола Павла (II и III степени), ливанский орден Христа Спасителя (II и III степени), орден Архиепископа Синайской Горы (I, II и III степени) орден св. Марка (II и III степеней) и орден Гроба Господня от Иерусалимской Церкви. 10 декабря 1993 года архиепископ Пимен скончался. Чин отпевания архипастыря был совершен 12 декабря 1993 года в Свято - Троицком кафедральном соборе города Саратова. Погребение Владыки Пимена было совершено в ограде Свято - Троицкого кафедрального собора у алтарной стены. Во время своей архиерейской хиротонии архимандрит Пимен сказал: "Я твердой рукой приму жезл епископа и здесь, перед всей Церковью, даю слово отдать всю свою жизнь на честное и самоотверженное служение Церкви Божией, на благо нашей Родины, право правя слово Истины (2 Тим. 2, 15) и благовествуя Евангелие Царствия Божия (Мк. 16, 15)". Всей своей жизнью архиепископ Пимен оправдал эти слова.

Проповеди