пределами слов, за пределами эмоций. Верующий

сказал бы: когда я вижу человека в этом свете, в

свете чистой любви, то я вижу в нем образ Божий,

икону. Знаете, каждый из нас представляет собой

икону, образ Божий, но мы не умеем этого помнить и

не умеем соответственно относиться друг к другу.

Если бы только мы могли вспомнить, что перед нами

икона, святыня!.. Это совсем не значит, что такая

икона во всех отношениях прекрасна. Мы все знаем,

что порой случается с картиной великого мастера,

или с иконой, или с любым произведением

искусства, с любой формой красоты: любая красота

может быть изуродована- небрежность,

обстоятельства, злоба могут изуродовать самый

прекрасный предмет. Но когда перед нами

произведение великого мастера, картина, которая

была отчасти изуродована, осквернена, мы можем в

ней увидеть либо испорченность, либо

сохранившуюся красоту. Если мы смотрим на эту

картину, на любое произведение искусства глазами

изумленной любви, то видим прекрасное, а об

остальном можем горевать, плакать. И мы можем

решить, порой, всю жизнь отдать на то, чтобы все

поврежденное в этом образе, в этой картине, в этом

произведении искусства- восстановить. Это

дело любви: посмотреть на человека и

одновременно и увидеть в нем его неотъемлемую

красоту- и ужаснуться тому, что жизнь сделала

из него, совершила над ним. Любовь- это именно

и есть крайнее, предельное страдание, боль о том,

что человек несовершенен, и одновременно

ликование о том, что он так изумительно,

неповторимо прекрасен. Вот если так посмотреть

на человека хоть один раз, можно его полюбить,

несмотря ни на что, вопреки всему, что бросается в

глаза другим людям.

Как часто бывает, что

любящему другого

кто-нибудь скажет: “Что ты в нем нашел? Что ты в

ней нашел?”- и человек дает совершенно

бредовый ответ: “Да разве ты не видишь, до чего

она прекрасна, до чего он красив?..” И