Если мы обратимся к христианской литературе, например, к такой книге, как "Учение двенадцати апостолов", то найдем четкое определение, что есть два пути: один путь к жизни, а другой путь к смерти, и различие между этими путями огромно. Да и Евангелие, книга вообще очень категоричная, говорит нам, что есть широкий путь и есть путь узкий. То есть, везде предъявляется это требование бескомпромиссного отношения к самому себе и к своему духовному подвигу. Но в жизни столь явных и очевидных примеров абсолютной победы христианства в ком-либо из наших близких мы обычно не наблюдаем. Можно ли в связи с этим говорить о лицемерии, двойном стандарте или о двойной жизни христиан?

Вопрос этот очень важен, и суть его заключается в обретении смысла своей веры и в обретении вместе с верой самого себя. Именно об этом чаще всего говорит нам Святое Евангелие: если клад находится на поле, то поле покупается ради этого клада; и продается все остальное ради того, чтобы приобрести дорогую жемчужину. И прежде всего важно определить, насколько человек способен по-настоящему и до конца осознать свою верность Богу, но не как уже осуществившуюся константу своего бытия, а как желание этой верности: как понимание того, что нет другого бытия, как только бытия с Богом, не существует иного конечного осмысления жизни, как только ее осмысления в Боге, и нет другой абсолютной истины, кроме истины евангельской.

В Евангелии говорится, что нельзя служить одновременно двум господам, и это тоже момент абсолютизирования единственного пути. Но случается так, как написано у апостола Иакова, что приходит человек с двоящимися мыслями и изначально пытается служить двум господам. В этом случае вместе с истиной знания о Боге он несет в себе еще и другие "истины", которым доверяет, но которых в Боге нет. Тогда вместе с верой во Христа и в Евангелие он пытается одновременно верить в то, что может существовать какая-то "истина" и помимо Христа, что евангельская истина не абсолютна и требует дополнения в других религиозных и философских системах.

Подобная двойственность может быть связана с упованием на внешние обстоятельства, скажем, на свой разум или человеческие отношения, или с запутанностью в философских вопросах и попыткой разбавить Истину различными псевдодуховными "истинами" и суевериями.

Вера во Христа может быть не свободна от примесей язычества, в том числе интеллектуального, когда представления о духовной жизни перемешаны со всевозможными мифами: культурологическими, эстетическими, политическими, национальными, которые мешают ему верить в понятия, определенные Евангелием. Например, некоторые христиане не могут принять вечность адских мучений, так как их, так называемая, интеллигентность не позволяет совместить наличие ада с Божиим милосердием. Другие же считают, что христианство может осуществить себя только, скажем, как монархия. Эти и множество других мифов вынуждает людей представлять Бога таким, каким им больше нравится Его себе представлять.

Помимо этого существует эмоциональная сфера, сфера нравственной жизни, и человек, желая примирить свой приход в Церковь с собственными пороками и страстями, может пытаться одновременно быть с Богом и жить по заповедям, и все-таки оставаться немножечко прежним. Он не хочет принять Христа таким, каким Он предстает перед нами в Евангелии и в учении Церкви, потому что держится за свои привычные представления и пристрастия.

Людей, заблуждения которых становятся их принципиальной позицией, в том числе религиозной, и абсолютизируемые гордыней навязываются уже, как учение церковное, называют еретиками. Человек, приходящий ко Христу, может внешне быть христианином: исполнять все церковные обряды, соблюдать святые посты, ходить в храм, участвовать в Таинствах, но его духовная жизнь трансформируется таким образом, что его путь, как ему кажется, ко Христу будет постоянным поиском новых и новых самооправданий и апологий своим "истинам". И эти "истины" все время будут увеличиваться, а Христос будет умаляться, и в конечном итоге останется только ложь с примесью христианства и антуражем Православия. Это мы наблюдаем в таких крайних проявлениях, как демонстрации чернорубашечников, прикрывающих свой дикий национализм святыми иконами. Так именем Христа пытаются прикрыть любые убеждения, от крайне правых до крайне левых, которые в конце концов смыкаются в единодушной ненависти к Церкви и ко Христовой истине.

Такие наглядные проявления хорошо видны со стороны. Но не так часто мы замечаем то же самое в самих себе, когда так или иначе пытаемся сопротивляться Церкви. И тогда путь, который мы выбираем, приходя к Богу, становится широким путем, сознательно расширяемым своими собственными химерами, страстями, пристрастиями и привычками, от которых мы никак не хотим освободиться.

Есть два пути, путь жизни и путь смерти. Кто решительно вступает на один, тот нейдет по другому; кто же ступает то на тот, то на другой, значит неприурочен ни к одному; и куда придет в царство или в муку не видно, пока не изыдет он из тела. А там Божий суд...

Блаженный авва Исаия

Придти к Богу невозможно без абсолютного обнищания. Христос сказал богатому юноше: Пойди, продай имение твое и раздай нищим и приходи и следуй за Мной (Мф. 19,21). Об этом же говорит и пятая глава книги Деяний святых Апостолов, когда Анания и Сапфира приходят и приносят Апостолам как бы все свое имение, а на самом деле только часть его, утаивая что-то от Церкви, от Христа, от апостолов, желая оставить в себе немножко ветхого человека. Приходя к Богу, надо уметь совершенно обнищать, и именно с этого начинаются Заповеди Блаженства в Нагорной проповеди: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царсто Небесное (Мф. 5,3). За этим ли мы приходим в Церковь?

Состояние современной Церкви кажется мне тяжелым из-за того, что многие люди приходят в Церковь затем, чтобы что-то у нее взять и унести. А из Церкви ничего нельзя унести, можно только придти в Церковь и в ней жить. Об этом можно говорить долго, это касается отношения ко всем Таинствам, и к Таинству исповеди, и к евхаристии. Участвующие в них люди часто не вполне осознают, что они делают, не понимают, что приходят ко Христу с тем, чтобы Христос за их большие и маленькие грехи заплатил Своей Собственной Кровью ни больше ни меньше.

Когда мы читаем об узком и широком пути в Евангелии, мы думаем, что вот мы-то, верующие, узкий путь себе избрали, а широким идут те, которые неверующие: в храм не ходят, Евангелие не читают, в Бога не верят, в общем, не христиане А у нас, у христиан, путь узкий, мы заходим тесными вратами... Ничего подобного. И в христианстве мы часто выбираем себе необыкновенно широкий путь, широченный, не спасительный совершенно. Чего мы в ищем христианстве? Не того, что мы станем другими, а что нам станет комфортней. Ищем хорошего к себе отношения от всех людей, безответственной жизни, возможности ничего ни для кого не делать: ни для храма, ни для ближнего, ни для дальнего, ни для кого. Мы приходим, чтобы нас в храме все понимали, чтобы батюшка нас утешал, чтобы все прихожане по первому зову прибегали к нам на помощь, чтобы все было для нас. Но имеем ли мы право на какое-то утешение, или все-таки мы должны приходить в Церковь для чего-то другого?

Хотя совершенно естественно ждать от Церкви утешения, потому что тот, кто любит, всегда утешает того, кто страдает. Приходя в храм, человек понимает, что это, может быть, единственное место на Земле, где ему не вправе отказать в утешении, потому что Церковь это утешение имеет, и человек может получить его совершенно незаслуженно. Именно незаслуженно, а в нашем сознании сложилось так, что мы ждем утешения, как чего-то совершенно законного, как будто это является обязанностью Христа и обязанностью Церкви. И не получив утешения, мы считаем себя вправе обижаться, отворачиваться и искать его вне Церкви.