"Знаешь ли ты время, когда рождаются дикие козы на скалах, и замечал ли роды ланей? Можешь ли расчислить месяцы беременности их? и знаешь ли время родов их? Они изгибаются, рождая детей своих, выбрасывая свои ноши; дети их приходят в силу, растут на поле, уходят и не возвращаются к ним" (Аще уразумелъ еси время рожденiя козъ живущихъ на горахъ каменныхъ? Усмотрилъ же ли еси болезнь при рожденiи еленей? Изчислилъ же ли еси месяцы ихъ исполнены рожденiя ихъ, болезни же ихъ разрешилъ ли еси? Вскормилъ же ли еси детища ихъ вне страха, болезни же ихъ отслеши ли?) (ст. 1-3)

Хорошо сказал: "усмотрилъ ли еси"; так как это животное, всегда бегающее и прыгающее, находится в движении, страхе и беспокойстве, "как, - говорит, - оно не выкидывает, а зародыш выходит целым?" Слова: "болезни же ихъ разрешилъ ли еси" сказаны для большей выразительности: они рождают сами, не нуждаясь в повивании. А слова "вскормилъ же ли еси детища без страха" яснее выражает Феодотион, говоря: "Когда дадут детенышей своих, будешь ли спасать их?". В словах "отслеши ли болезни же ихъ", если "болезни" понимать в значении страдания при рождении, то "отслеши" употреблено вместо "прекратишь": "прекратишь ли, - говорит, - болезни рождения?" А если "болезни" при смысле: "выстраданное при болях рождения и рожденное", то "отслеши" значит: "отошлешь это". Так это понял и Симмах, который перевел: "Что родили, оставляют". Когда вырастят новорожденных, предоставляют им ходить, где угодно. Такую мысль выражает и следующий стих.

"Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру" (Кто же есть пустивый осла дивiяго свободна, узы же его кто разрешилъ?) (ст. 5). Ю.:"Кто пустил дикого осла на свободу? Кто развязал узы его?" "Кто, - говорит, - это установил, кто положил законы природы?" Так как законы постоянны и не терпят повреждения, животное остается сильным и неукротимым; хотя бы делал ты множество усилий, не подчинишь его своей власти.

"Ты ли дал коню силу и облек шею его гривою?" (Или ты обложилъ еси коня силою (Феодотион и Симмах: первый перевел: "ржанием", второй: "криком") и облеклъ же ли еси выю его въ страхъ?) (ст. 19). Ю.:"Ты ли облек силой коня и шею его облек страхом?" Переводит речь к полезнейшим животным, упоминая о ручном коне, и многое говорит об этом животном: как он горд, смел, как полезен для войны, как годен для спасения человека. Видишь, что и он, и осел горд, но один подвластен человеку, а другой - нет.

"В порыве и ярости он глотает землю и не может стоять при звуке трубы (И не имать веры яти, дондеже вострубитъ труба) (ст. 24). Ю.:"Во гневе он глотает землю и не поверит, пока не затрубит труба". "Слышит, - говорит, - трубу, знает этот знак войны и издали издает воинский звук".

"Твоею ли мудростью летает ястреб и направляет крылья свои на полдень?" (Твоею ли хитростiю стоитъ ястребъ, распростеръ криле недвижимь, зря на югъ ?) (ст. 26). Ю.:"По твоему ли научению стоит неподвижно ястреб, распростерши крылья, смотря на юг?". Смотри, как в немногом говорит о многом. Но почему не упомянул о воле, ни об овцах, ни об одном из прочих таких животных, а только о неполезных и кажущихся существующими напрасно? Этим показывает, что если в таких видны премудрость и промышление, то тем более в тех.

ГЛАВА 40.

"Такая ли у тебя мышца, как у Бога?" (Еда мышца ти есть на Господа) (фпх Кхсйпх) (ст. 4). Ю.:"Или у тебя мышца на Господа, или загремишь на Него голосом?"

"Что предмет Моих попечений - люди, это видно из вопросов о годичных и суточных переменах, о небесных явлениях и промышлении о животных. А почему подверг тебя такому искушению, ныне ты услышал, что именно причиною оставления служит обнаружение твоей добродетели, чтобы ты дал доказательство ее. Здесь же знай, что Я не враждуя попустил нанести тебе удар, потому что какая у тебя сила, чтобы Я вступил в борьбу с тобою? Разве у тебя мышца соответствует мышце Господа? Разве ты имеешь равную силу?"

"И можешь ли возгреметь голосом, как Он?" (Или гласомъ на него гремиши?) (ст. 4). Не просто, для показу, гром и все другое, а для Богопознания. Смотри, как посредством всего этого обнаруживает скромность его природы, и не говорит: "ты скромен", а говорит: Я велик, и ты не можешь того, что Я".

"Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол" (Но убо се... зверiе у тебе траву аки волове ядятъ) (ст. 10). Ю.:"Но вот у тебя зверь, подобно волам, траву ест". Возможно, что в этом стихе говорится о чувственных диких зверях, которые часто, по воле Божией, изменяют свою природу - ведь удивительно, что дикий зверь не кровожаден, а питается пищей вола. Так как это необычайно, то и спрашивает Иова, может ли он сделать, чтобы звери ели траву, а не мясо. Потом говорит о двух из них, один из которых живет на суше, другой - в воде, в море. Не безызвестно нам, что многие разумеют в этих словах диавола, понимая в иносказательном смысле (кбфб бнбгщгзн). Однако нужно наперед заботиться об истории, а когда можно принести пользу слушателю и иносказательным объяснением, то не следует пренебрегать и им.

"Будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами?" (Питаются ли же имъ языцы, и разделяютъ ли его Фiнiкiйстiи народи?) (Акила: "разделяют между Хананеями") (ст. 25). Ю.:"Питаются ли им народы и разделяют ли его финикийские племена?". Размер его тела таков, что может быть достаточным для целого народа. Говорит, однако, об этом, не как об имеющем быть. Упомянуто о финикиянах по причине занятия их торговлей.

ГЛАВА 42.

"Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле" (Темже укорихъ себе самъ и истаяхъ, и мню себе землю и пепелъ) (ст. 6). Ю.:"Поэтому я укорил сам себя и исчез, я считаю себя землею и пеплом".