Рассмотрим действие этого механизма на нескольких примерах. Для большей наглядности прибегнем к некоторой гиперболизации. Представьте себе, что в один прекрасный момент вы услышите: «Каждый человек имеет право дышать.» Что на это возразишь? Ну да, конечно, имеет… А как же иначе?.. Ведь все дышат, дыхание основа жизни. Из памяти непрошенно выскакивает латинская буковка, обозначающая кислород… Вот только зачем какие-то особые права?.. Хотя, наверное, в современном мире все должно быть четко определено и законодательно сформулированно. Мы же строим правовое государство…

И не успеете вы одобрить это бесспорное, пускай и неожиданное право, как возникнет следующий постулат: воздух, которым человек дышит, должен быть чистым. Опять-таки не поспоришь. Кому охота травиться? Вон какие ужасы пишут про загазованность в больших городах!

Ну, а дальше все как по нотам: сначала штраф за загрязнение воздуха и продажа баллончиков с экологически чистым воздухом. А в перспективе налог на воздух и, если позволит наука, приватизация воздушных ресурсов с перекрытием кислорода злостным неплательщикам. Ведь права неотделимы от обязанностей, не надо об этом забывать.

Вам кажется сие нереальным? Но следующий пример, который мы приведем, еще недавно тоже казался чем-то фантастическим. А берем мы его из старого, доброго, консервативного журнала «Мурзилка», на котором выросли не только родители сегодняшних детей, но и некоторые прабабушки.

Открываем номер за сентябрь 1996 г, который случайно (или промыслительно?) залежался у нас в стопке старой периодике. Видим рубрику с названием, вполне соответствующим духу времени: «Твои права». «Ребенок не обязан быть как все», бросается в глаза маленьким читателям красный лозунг, выделенный синей рамкой и желтым цветом. Правильное утверждение? Конечно, правильное! Каждый человек знает, что в мире нет двух абсолютно похожих людей. Даже близнецы и то не полная копия друг друга. Только зачем на это получать специальное право? Ведь то, что все люди рождаются разными, вообще не лежит в категории прав. Так распорядился Бог, и не нам Его решения отменять. Даже если бы сегодня во всех конвенциях и конституциях записали, что ребенок обязан быть как все, дальше деклараций дело б не пошло, потому что такое просто невозможно.

А затем идет развитие мысли. «Если ребенок чем-то не похож на других, поучает автор, Инна Гамазкова, никто не имеет права переделывать его, заставлять, требовать, чтобы он был как все. Если ребенок особенный пусть таким и останется!» (стр. 24)

Стоп — стоп — стоп! Это как? А если особенность ребенка заключается в том, что он любит набрасываться на всех с кулаками или плеваться наподобие верблюда? (Ведь бывают и такие «особенные» дети.) Что, не переделывать? Не требовать, чтобы он вел себя прилично? Не сметь посягать на его самобытность?

А бывают дети настолько своеобразные, что хлебом их не корми только дай что-нибудь взорвать. А бывают гиперактивные. Не успеешь оглянуться, а он уже на шкафу сидит или норовит сигануть с балкона. Не похож на других? Не похож. Выходит, пусть разобьется, лишь бы не были нарушены его права?

Автор, наверное, и сама понимает, что ее постулат не бесспорен. Поэтому в лучших традициях НЛП (нейролингвистического программирования) амортизирует свой «билль о правах» душещипательной историей про Ганса Христиана Андерсена и его «Гадкого утенка», в котором он вспоминает свое детство. Дескать, не мешайте ребенку вырасти в прекрасного лебедя. В лебедя — то, конечно, пусть взмывает в небесную синь. Только причем тут маленький хулиган, который таким образом получает право вырасти во взрослого бандита, или ребенок, который, если соблюдать его права, следуя формулировке мадам Гамазковой, станет практически необучаемым и имеет все шансы превратиться в психического инвалида?

Можно, конечно, возразить нам, что одно дело особенный ребенок, и совсем другое больной. Но в трактовке цивилизованного общества эти понятия давно тождественны. На Западе психически больных детей так и называют «особенные дети». Когда мы были за границей, иностранные коллеги неустанно поправляли нас, говоря: «Не больной, а особенный». Или: «Эти дети не больные, они другие».

А теперь, когда мы потренировались на более простых примерах, нам легче будет разобрать процитированный кусок из «Манифеста». Конечно, человек отвечает (или, вернее, должен отвечать) за свою семью, друзей и проч. И действительно, мы сейчас сильнее, чем раньше связаны с людьми на земном шаре: летаем к ним в гости, видим по телевизору, получаем от них вести по Интернету. Но из этого вовсе не следует, что нужно отменить границы между государствами, суверенитет и вообще само понятие государства.

Так об этом же в приведенной вами цитате ни слова! удивится читатель.

Правильно. Но мы процитировали далеко не весь «Манифест». А дальше, когда на смену пафосу приходит конкретика, говорится и то, и другое, и третье. Это, кстати, общая особенность глобалистских документов: пока идут красивые фразы, как все человечество должно слиться в экстазе дружбы и любви, ничего, кроме советского «чувства глубокого удовлетворения» не испытываешь. Но знакомство с конкретными рецептами «дружбы» охлаждает первоначальный порыв.

Ну, так вот. Начнем с границ. «Де-факто, политические границы мира произвольны, заявляют авторы „Манифеста“. Мы не можем с ними считаться.» (Так что не удивляйтесь, если вдруг кто-нибудь из подписантов, список которых прилагается в конце, вдруг начнет горячо поддерживать передачу наших островов Китаю или с ученым видом рассуждать о выгодах территориальных уступок Японии. Noblesse oblige положение обязывает.)