Л.Ш.: Да, отзывались. Мы запускали эти ракеты — а в такую ракету входило до 40 листовок, которые и разлетались по всему кишлаку. Находился грамотный (хотя в Афганистане с этим было плохо), читал листовку. Потом, конечно, выходили старейшины — два — три пожилых уважаемых человека. Мы вели переговоры, чай им устраивали. И договаривались. Или мы входили в их село, или они говорили, что, знаете, село наше вас принять не готово, и давайте мы наших больных пришлем сюда. Вообще разные были ситуации. Попадались населенные пункты — и довольно часто! — где люди впервые благодаря нам увидели кино.

А мы ведь некоторых афганцев еще и в Ташкент брали. Особенно их всегда поражали фонтаны! Так много воды! А у них-то воды мало; вода в Афганистане — это жизнь. А здесь в воде дети купаются, кувыркаются… И еще они, видя в Ташкенте современные дома, сразу говорили: «Мы хотим жить, как у вас».

Или вот интересный был эпизод с этими нашими кинопоказами. Когда мы фильм показывали про басмачей (сейчас не помню — какой), один зритель вскипел и за экран побежал, чтобы убить того, кто стреляет.

И.М.: Леонид Иванович, я вот слушаю вас и думаю: вы сейчас рассказываете, как захватывают чужую страну. Слушаю и вспоминаю, как действовали захватчики в нашей стране, когда у нас началась «перестройка» и все последующее. Как, например, устраивали здесь на стадионах какие-то… ну, не скажу — концерты, а встречи с приезжими миссионерами, и они нам тоже говорили о дружбе и предлагали разнообразную помощь. То есть в Афганистане мы были фактически захватчиками, пускай добрыми, но захватчиками. А тут-то мы в роли захватываемых. И что нам делать? Я же, когда вы про ваши пропагандистские отряды рассказываете, чувствую себя афганцем, примеряю на себя их одежду. Нас тоже якобы добрые западные партнеры из многочисленных фондов и других гуманитарных организаций призывают к дружбе. И душат этой своей дружбой.

Л.Ш.: Душат в партнерских объятиях.

И.М.: Иногда в партнерских, а иногда — в наставнических, поскольку большая западная цивилизация приходит учить «варваров». Но нам-то нужно вырываться из этих объятий! Л.Ш.: Но мы-то себя захватчиками в Афганистане не чувствовали!

И.М.: Но и американцы нигде себя захватчиками не чувствуют, они уверены, что приносят свободу, демократию. Свет цивилизации.

Л.Ш.: Нет, они себя в Афганистане совершенно не проявили как цвет цивилизации. Они там совсем не так себя ведут. Мы ведь там строили больницы, школы, заводы, мы туда действительно несли свет. Ну, и афганцы к нам прекрасно относились, учитывая традиционную многолетнюю дружбу наших стран. А, например, афганская «дорога жизни» — проход через перевал Саланг — там до сих пор так и называется. И афганцы тогда нас часто спрашивали, за что же их так Аллах наказывает, что мы друг с другом воюем. Хотя ближе к концу войны наступил не очень хороший период — когда мы втянулись в войну с народом. Да, несколько лет — года три — мы воевали с народом. Вот это было тяжко…

Потом мы это осознали и в дальнейшем подобного типа войны старались избегать. И военные действия стали сводить к минимуму. Хотя операции и планировались, но уже по настоянию афганской стороны, то есть дружественной нам армии. Но надо же понимать, что мы тогда уже фактически воевали и с Америкой тоже, ведь оружие всех этих бандформирований шло из Америки, и готовили боевиков американцы. Моджахеды, их лидеры в Пакистане готовились, и бен Ладен был среди них. Средней руки лидер, ничем особым тогда не выделявшийся.

И.М.: Значит, это реальная фигура? Я-то думала — виртуальная.

Л.Ш.: Да, реальная, мне он попадался тогда в каком-то нашем списке: естественно, наша разведка работала и вела всевозможные картотеки на них. Но нигде никаких больших операций за ним тогда в Афганистане не числилось.

И.М.: Леонид Иванович, давайте все-таки вернемся в нашу страну. Вот мы говорим «информационная война». А война ли это? Или же ее нельзя таковой считать хотя бы потому, что любая война предусматривает какие-то ответные действия. То есть война — это когда военные действия с двух сторон, а у нас я вижу фактически захват, а не войну. Потому что ответные действия жалкие, единичные, спонтанные.

Л.Ш.: Какие-то ответные действия все же есть. Я только один пример приведу. В 1992 году приняли закон об образовании, из которого было исключено положение о том, что школа детей воспитывает. Но ведь подавляющее число учителей своих учеников воспитывать продолжали. Значит, они оказывали какое-то сопротивление.

Но главная проблема в том, что мы по-прежнему недооцениваем либерализм. И, с одной стороны, в Конституции сказано, что у нас не может быть единой государственной идеологии, а с другой стороны, нашей стране уже навязана, тоталитарно навязана идеология не менее мощная, чем коммунистическая, — либеральная. Рынок — это же и есть либеральная идеология. И люди, которые нам всю эту идеологию навязывали, те, кто учился на Западе, и те, которые впитали эту либеральную идеологию неизвестно каким образом, а потом по существу ее протащили и провели в жизнь, — они же никуда не делись. И что бы сегодня нам ни говорили, я убежден: либеральная идеология у нас сегодня продолжает действовать. И это самое разрушительное. Еще 200 лет назад (может быть, чуть меньше, чем 200) наши лучшие русские умы говорили о вредоносности для Руси этой либеральной идеологии, о ее для нас пагубности.