А еще один вероятный адресат (в сегодняшнем политическом контексте более чем вероятный) — это иностранные спецслужбы.

Информация приватного характера всегда высоко ценилась и была трудно добываемой. Сейчас, в эпоху информационных технологий, возникает впечатление, будто все можно выловить в Сети. Но это иллюзия. Из интернета узнается не так уж и много. По отзывам профессиональных разведчиков, там можно добыть 10–15 % информации. Все остальное — от людей. А по отзывам политологов, именно такие «неучтенные» интернетом данные порой представляют наибольший интерес и потому щедро оплачиваются. И это неудивительно. Сегодня, когда конкурирующие государства стараются избегать во взаимоотношениях друг с другом применения грубой силы, предпочитая экономические и информационно-психологические формы воздействия, на первый план выходит максимально глубокое изучение психологии противника. И тут особенно ценятся именно приватные сведения, какие-то подробности, которые могут знать только близкие люди. Такое знание очень помогает выбрать тактику воздействия на «объект». А «объекты», между прочим, могут быть любой величины.

Дети российских политиков, военных, сотрудников спецслужб, ученых, которые занимаются секретными разработками, и мало ли кого еще тоже учатся в школах. И никто (кроме тех, кому будет предназначена специнформация) никогда не узнает, о чем с ними конфиденциально беседовал их главный друг и утешитель, школьный омбудсмен…

Но не только важные птицы могут заинтересовать наших геополитических «друзей». В свете информационно-психологических войн особое внимание уделяется исследованиям в области психологии разных национальностей и народностей. Даже специальность такая появилась — этнопсихолог. А понять психологию человека или целого народа гораздо легче, если ты знаешь его жизнь изнутри, знаешь его настроения, взгляды, симпатии и антипатии, которые он далеко не всегда высказывает за пределами узкого семейного круга или даже в социологических опросах. Кабинет омбудсмена может стать настоящей кладовой неформальных данных о множестве людей. И таких кладовых тоже будет множество: в каждой школе, в каждом вузе — бесценная база данных для самых разных исследований.

Не будем забывать о теснейшей связи наших правозащитников с западными и международными правозащитными структурами. И будем помнить о том, что эти структуры с какой-то подозрительной настойчивостью, прямо-таки с ножом к горлу требуют от России скорейшего введения ювенальной юстиции и, в частности, института омбудсменов. Требуют и охотно выделяют деньги. Неужели за два десятка лет не стало очевидно, что такая забота западных партнеров слишком часто оборачивается для нас подрывом? Подрывом экономики, культуры, образования, здравоохранения, демографии — словом, наших национальных интересов и нашей безопасности.

То, что за рубежом есть — выразимся осторожно — заинтересованность в получении обширной информации о частной жизни российских граждан, свидетельствует и предпринимавшаяся несколько лет назад попытка включить в закон о «Данных персонального характера» статьи, разрешающей трансграничную передачу этих самых данных. Попытка, к счастью, провалилась. В немалой степени, как говорят, благодаря возражениям со стороны наших спецслужб. Что ж, внедренные в каждую школу омбудсмены вполне могут безо всякого закона справиться со сбором и трансграничной передачей персональных данных. Проконтролировать их в условиях неподотчетности органам образования и местной администрации, а также учитывая строгую конфиденциальность работы правозащитников, крайне сложно.

Предвидим возражение: разве директор, учителя, медсестра, школьный психолог ничего не знают о семьях учащихся? Знают. Почему же из-за них вы не беспокоитесь? Они что, не могут поделиться своими знаниями с какими-то зарубежными инстанциями? Теоретически могут, а практически — нет. Вернее, единичные «утечки», конечно, возможны, хотя и они достаточно проблематичны.

Сегодня получить доступ к детям и к информации о детях не так-то просто. Но даже если отдельно взятый сотрудник отдельно взятой школы что-то куда-то ухитрится передать, все равно организовать поставку информации в массовом масштабе нереально за неимением соответствующего канала.

С приходом в школу омбудсменов канал появится. С одной стороны, для эффективной защиты прав учащихся необходимо разобраться не только в школьной ситуации, но и в том, что творится в семье ребенка, понять, какие факторы способны негативно повлиять на его состояние. Для этого омбудсмен вполне может подключить к работе школьного психолога (кстати, в ряде стран права детей защищают именно они), попросив протестировать ребенка — а в идеале всех учащихся — и создать его психологический портрет. Он может и даже обязан запросить также медицинские сведения о ребенке, то есть, аккумулировать довольно большой объем информации. А с другой стороны, в отличие от медсестры или директора, омбудсмену не нужно бегать искать зарубежных заказчиков. Они уже существуют, причем часть из них действует не таясь. И передача данных персонального характера может осуществляться вполне официально в виде развернутых отчетов, докладов, рапортов различным международным комиссиям, очень обеспокоенным соблюдением прав ребенка в России, где никак не удается установить подлинную демократию.

Базы персональных данных и психологические портреты школьников могут заинтересовать и политтехнологов, которые, как показал опыт «оранжевых революций», нередко бывают связаны с правозащитными структурами. «Марши несогласных», проводившиеся перед парламентскими и президентскими выборами, выявили, что в современной России не так-то легко набрать народ на их проведение. Что ж, омбудсмены и тут способны посодействовать. Ведь кто будет больше всего ходить жаловаться на учителей, директора и прочих взрослых? Уж, наверное, не первоклашки. Те если и жалуются, то не по инстанциям, а маме, так как мотивация у маленького ребенка другая: ему важно не права качать, а чтобы его, бедняжку, пожалели. И пожалели именно близкие, потому что он не только не противопоставляет себя семье, а еще по-настоящему себя от семьи не отделяет.

Современный же подросток, напротив, склонен бунтовать против близких и искать оправдания и поддержки на стороне. Поэтому именно подростки станут частыми гостями в кабинете омбудсмена. Причем, подростки определенного склада: демонстративные, своевольные, не любящие подчиняться установленным правилам, порядкам, законам. Словом, бунтари по натуре.

Так что вырисовывается еще одна привлекательная для иностранных спецслужб база данных: списки потенциальных участников протестных массовок, от локального митинга в каком-нибудь городском районе до широкомасштабных бунтов и революций. Как удобно! Без напряжения и главное, без лишнего шума, весьма конспиративно. Это вам не сбор протестантов через сетевые сообщества, всякие там «живые журналы» и прочие интернет-площадки. Списки по каждой школе во всех городах и весях нашей большой страны — какой матерый резидент мог мечтать о таком улове?! Особо перспективных школьных «инакомыслов» можно готовить в главари. Вспоминается прошедший по телевидению весной 2007 года французский фильм про «оранжевые революции» на Украине, в Грузии, в Киргизии. Там очень выразительно показывалась работа зарубежных «консультантов» с молодежными лидерами, которые буквально ошалевали от внезапно выпавшего на их долю шанса головокружительной политической карьеры. И готовы были служить своим благодетелям, как верные псы.

А еще омбудсмены могут за каких-нибудь несколько лет произвести мировоззренческий переворот в целом поколении. То, что сейчас проделывают с юными умами либеральные СМИ и интернет, будет многократно усилено благодаря индивидуальной работе «от сердца к сердцу» (излюбленный штамп сотрудников «Планирования семьи» и прочих гуманных организаций). А также, — что, быть может, самое главное! — благодаря авторитету учреждения, в котором такая работа начнет производиться, то бишь школы. Что бы ни говорили про школу, какие бы в ней ни были недостатки, это основное учебное заведение. И надо четко понимать: с введением омбудсменов в ней будут учить не только математике, русскому языку и биологии, но и принципиально другому отношению ко взрослым. Приведем лишь один маленький пример. Доводилось читать и слышать, что школьные омбудсмены вывешивают на всеобщее обозрение отчет о проделанной работе. Это преподносится как что-то безусловно положительное: дескать, у нас полная прозрачность и гласность. Но если разобраться, что собой представляют подобные документы? Как и любой отчет, они содержат некие статистические данные и те или иные качественные параметры. Применительно к омбудсменам это — сколько за год поступило жалоб, на что жаловались дети, на что учителя, на что родители, кто основные нарушители, какие меры были приняты и т. п. Как вы помните, в школах, находящихся под омбудсменами, в качестве обвиняемых, в основном, выступают педагоги. А тут еще список их «злодеяний» вкупе с постигшей карой выставляется на всеобщее обозрение. Особо злостных «правонарушителей» могут назвать и по именам, к вящему удовольствию потерпевших. Ну, разве это не мировоззренческий переворот? Позорить учителей перед учениками, как когда-то позорили в стенгазете закоренелых хулиганов и двоечников! Для полного завершения этого перевертыша осталось только хулиганов посадить за преподавательский стол, наделив их к тому же правом ставить неугодных учителей в угол и выгонять из класса.

Институт школьных омбудсменов позволит изящно покончить и с «клерикализацией школы». Призывы академиков во главе с Гинзбургом результата не дали. Предмет «Основы православной культуры» преподается уже во многих школах страны. Но в правозащитной среде эту дисциплину почему-то недолюбливают. Так, осенью 2007 г. сотрудники аппарата Омбудсмена РФ выступили против обязательного изучения основ православной культуры в школах и даже упоминали про Европейский суд. Школьные правозащитники задачу решат без напряжения. Причем, могут разобраться не только с обязательным предметом (о котором, кстати, Церковь и не упоминает, так что это все подтасовки), но и с факультативом. В доверительной беседе с ребенком нетрудно получить желаемый ответ на грамотно поставленный вопрос. Поэтому не будет ничего удивительного в том, что вдруг начнутся массовые отказы детей от «скучного урока», который к тому же ведут «плохо подготовленные, неквалифицированные» учителя. А еще в этих отказах подозрительно часто будет упоминаться нарушение права ребенка на свободу совести. Хотя, впрочем, что тут подозрительного? В новой реальности дети будут положения Конвенции о правах ребенка назубок. Куда лучше, чем таблицу умножения.