"Что значит иноческая добродетель - послушание? Она - признание разума человеческого падшим и потому - отвержение его буйством веры. От веры - послушание, от послушания - смирение, от смирения - духовный разум, который - извещенная вера. Иноческое послушание процветало при обилии духовных наставников. С оскудением наставников оскудел и великий подвиг послушания, скоро приводивший подвижников к святости: вера, составлявшая сущность этого подвига, требует, чтоб предмет ее был истинный и духовный - тогда она приводит к Богу. Вера в человека приводит к изступленному фанатизму. Руководство писаниями Святых Отцов ведет гораздо медленнее, слабее; на пути этом гораздо больше преткновений; книга, начертанная на бумаге, не может заменить живой книги человека.

Чудная книга - ум и сердце, исписанные Святым Духом. Так и пышет из нее жизнь! Так и сообщается эта жизнь слушающим с верою. Но руководство писаниями отеческими сделалось уже единственным руководством ко спасению по конечном оскудении наставников. Кто подчинится этому руководству, того можно признать уже спасенным; кто же водится собственными разумениями или учением лжеучителей, того должно признать погибшим". 110

Отец Доримедонт уже не первый раз приписывает словам святителя прямо противоположный смысл, ведь святитель как раз и предостерегает здесь от веры в человека как такового, а не как проводника воли Божией. Когда "предмет веры" - старец - "истинный и духовный", он истинно, без искажений передает волю Божию, и таким образом совершается послушание Богу, а не человеку. Когда же старец не соответствует своему званию, он не совершенно передает волю Божию, в чем-то диктует свою. Поэтому святитель Игнатий предостерегает от слишком поспешного следования совету, указывая, что в наши времена требуется осторожность, чтобы как- нибудь не исполнить падшую волю человеков.

По этой же причине осторожность крайне необходима и для наставников: "Будем страшиться преподания новоначальному какого-либо необдуманного наставления, не основанного на слове Божием и на духовном разумении слова Божия. Лучше сознаться в неведении, нежели выказать ведение душевредное. Охранимся от великого бедствия - превратить легковерного новоначального из раба Божия в раба человеческого (1 Кор. 7; 23), привлекши его к творению падшей воли человеческой вместо всесвятой воли Божией (здесь говорится не о наружном послушании монастырском... но о послушании нравственном, сокровенном, совершаемом в душе)"111 . Старец, даже духоносный, представляет ценность для ученика не как предмет поклонения сам по себе, а как достойный подражания образец добродетели и учитель, устами которого сообщается воля Божия. Он достоин почитания настолько, насколько сам угодил Богу, стяжал добродетели и духовный разум. Достойны подражания его вера и духовный труд, понесенный для этого. Более же всего достоин почитания Господь, воздвигший Своего угодника: Дивен Бог во святых Своих, Бог Израилев (Пс. 67; 36).

В другом месте человеку, который просился к нему в духовные чада, святитель пишет: "Истинное послушание - послушание Богу, единому Богу. Тот, кто не может один, сам собою, подчиниться этому послушанию, берет себе в помощники человека, которому это послушание более знакомо ...Если же руководитель начнет искать послушания себе, а не Богу, - не достоин он быть руководителем ближнего! - Он не слуга Божий! Слуга диавола, его орудие, его сеть! Не будьте рабами людей (1 Кор. 7; 23), - завещавает апостол". "Сердце Ваше да принадлежит единому Господу, а в Господе и ближнему. Без этого условия принадлежать человеку - страшно ...Всегда трогали меня до глубины сердца слова св. Иоанна Предтечи, произнесенные им относительно Господа и себя, сохраненные нам в Евангелии Иоанна: Имеющий невесту, - говорит святой Предтеча, - есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия-то радость моя исполнилась. Ему должно расти, а мне умаляться (Ин. 3; 29-30). Всякий духовный наставник должен быть только слугою Жениха Небесного, должен приводить души к Нему, а не к себе, должен возвещать им о бесконечной, неизреченной красоте Христа, о безмерной благости Его и силе: пусть они полюбят Христа, точно достойного любви. А наставник пусть, подобно великому и смиренному Крестителю, стоит в стороне, признает себя за ничто, радуется своему умалению пред учениками, умалению, которое служит признаком их духовного преуспеяния". 112

Эти высказывания святителя Игнатия лучше всего доказывают, что он понимал послушание как послушание Богу, а не человеку, в чем, собственно, и заключается суть этого христианского подвига. Таким образом, вывод, что "святитель Игнатий считал предметом или объектом послушания духовного наставника, сущностью послушания - веру ему", - извращение мыслей святителя до полной противоположности.

"Как упомянуто выше, послушание есть поиск воли Божией. Именно в направлении воли Божией от послушника к старцу строили свое бо-гословие послушания все Святые Отцы. Святитель Игнатий единственный из всех строил его в противоположном направлении - от старца к послушнику", - пишет афонский инок (С. 24). Что означает: "в направлении воли Божией от послушника к старцу" и "в противоположном направлении - от старца к послушнику", - я не берусь объяснить, тем более что у Св. Отцов аналогичной терминологии нет; у них все просто и ясно. Далее: "Но не воли старца ищет послушник, нет. Подчинением себя воле духовного отца, он ищет воли Христовой, открываемой ему за то, что он в своей любви к Нему, жертвует волею своей" (Там же).

Все правильно, но в том-то и дело, что не все сказанное послушнику духовником будет соответствовать воле Божией; духовный отец может и ошибиться, не открыть волю Божию, а заповедать волю свою, по причине того, что сам постиг волю Божию и подчинился ей еще не совершенно. В чем тогда будет истина - послушаться его как человека или не послушаться?

Учение святителя Игнатия показывает, что истинное послушание - подвиг добровольный, то есть свобода воли, изначально дарованная Богом человеку как самый драгоценнейший дар после самой жизни, сохраняется и при этом делании. Свобода воли, от которой добровольно отказывается послушник ради исполнения воли Божией, как бы принося ее в жертву Богу, является сущностью подвига послушания. Если современная афонская традиция дозволяет послушнику только добровольный выбор старца, при условии дальнейшего непременного послушания ему во всем, учение свт. Игнатия Кавказского предоставляет гораздо большую свободу послушнику, при этом, однако, налагая на него несравненно большую нравственную ответственность. Поэтому оно более жизненно, гибко, более соответствует современным реалиям, а значит, более истинно по сравнению с практикой современного Афона.

Основное отличие одного учения от другого, сохраняя единство в главном, заключается в том, что, согласно учению свт. Игнатия, современный послушник имеет право не всегда следовать предлагаемым ему советам. Ему предоставлено самому определять, насколько благословение духовника соответствует Священному Писанию и учению Святых Отцов. Критерием истины, таким образом, является не личность наставника, его взгляды и учение, которые, как бы ни был он опытен сам, могут оказаться в чем-то ошибочными, а Священное Писание и Предание Церкви.

Когда послушник имеет право слушаться не во всем, это как раз и оставляет ему внутреннюю свободу выбора: подчинить свою волю воле старца или нет? Воля старца не навязывается насильственным образом, что делает подчинение более свободным, естественным, а значит, менее болезненным для падшей человеческой природы. Если же послушник попадает к не очень искусному духовнику - а это сейчас чаще всего и случается, как в России, так, к сожалению, и на Афоне, - а условия отношений изначально таковы, что он обязан всегда и во всем жестко слушаться, здесь уже заложено порочное начало, в дальнейшем - неизбежный конфликт.

Докажем. При таком подходе получается, что изначально все ошибки старца "освящаются", а послушник обязан исполнять все его "причуды". (В миру это иногда называется самодурством). Добровольное послушание при таких отношениях невозможно: человек слушается только потому, что во всем "должен" и вокруг "обязан", то есть слушается, постоянно насилуя собственную совесть. По афонскому учению (или по учению о. Д.?), он "обязан" признавать в старце Христа, а все, что от него исходит: поступки, слова - признавать святыми. Но современный старец - не Христос, и не все его слова святы, опыт его не совершенен. Пусть он во многом прав, но не во всем. В древности, когда старец-руководитель был действительно святым человеком, такие отношения доставляли быстрое преуспеяние послушнику. Ему не нужно было насильственно заставлять себя верить в святость старца: она была очевидна. Но свят ли современный старец? Имеет ли право властно требовать, чтоб в нем видели Самого Христа? Не получается ли, как пишет свт. Игнатий, что он лишь принимает на себя роль в сомнительном спектакле?

В наших условиях учение святителя Игнатия воспитывает более доверительные отношения между духовником и его чадом, нежели практика Афона. Когда наставник необоснованно требует послушания во всем, как правило, следствием бывает то, что чадо уходит. Когда же пастырь оставляет послушнику возможность выбора, постоянно напоминая о том, что его учение нуждается в сравнении со святоотеческим, это вызывает уважение пасомого к нему и доверие к его учению. Дальнейший опыт показывает, где пастырь бывает прав, а где, может быть, нет. Неизбежные его ошибки при таком подходе воспринимаются пасомым как нечто естественное. Послушник готов к ним, прежде всего потому, что пастырь сам предупредил его, а порой предусмотрел другие варианты действий послушника в случае своей возможной ошибки. В таком случае ошибки покрываются любовью, легко прощаются, не вызывают взаимных обид.

Подумайте, что чувствует послушник в случае ошибки духовного руководителя, если ему внушали, что старец всегда прав и непогрешим! Как это отражается на его вере старцу и, следовательно, на качестве дальнейшего послушания? А как поступать в таком случае старцу? Ведь если исходить из такого настроя, то просить прощения у послушника неполезно последнему. В целях сохранения имиджа своей непогрешимости единственно возможно внушать послушнику, что ошибки не было, что ему только так показалось, что у послушника всего лишь брань на духовника и что, наконец, ошибки старца всегда бывают только на пользу ученикам.