Сокровенный Афон

- Батя! Тресни Кольку лопатой по спине, а то жалуется: всё болит, да болит. Радикулит, вишь, замучил. Врачи помочь не могут. Может, ты поможешь?!

Я прекрасно понимаю, что это шутка. Отстраняю протянутую мне лопату.

- Ведь этак, лопатой, я искалечу, а не вылечу!

Подхожу к Кольке, а он послушно (как сейчас это сделал Сократ) задирает рубаху. Господи, помоги! - я крещу больное место и напоследок, шутки ради, хлопаю его ладонью по пояснице. Мы все смеемся, и я ухожу по своим делам. Недели через две ко мне подходит тот самый весельчак-рабочий, но на этот раз с очень серьезным лицом. На нем написано даже некоторое недоумение.

- Батя, а ты знаешь? Шутка шуткой, а у Кольки-то спина прошла в тот же день! Он всё ждал, ждал - что вот сейчас снова заболит. Дак ведь не болит! А уж сколько дней прошло!

Но я-то и не думал тогда ни о каком исцелении. Так, скорее по привычке, перекрестил и в шутку ударил. Моей заслуги во всем этом нет никакой. Как говорится: и знать не знал, и ведать не ведал - что может произойти. Один только Бог ведает: как и почему Он это сделал.

Все это мгновенно проносится в моем сознании в тот момент, когда я хочу отказаться крестить доверчиво заголившего свой бок Сократа

- Костас, сыночек, - зовет другая женщина мальчика лет двенадцати, - наклони голову!

И, обращаясь ко мне:

- Батюшка, у моего сына очень сильно голова болит. Перекрестите ему голову. Пожалуйста!

Все они смотрят на меня с таким доверием. Ну, совсем как дети! И я ловлю себя на мысли, что ощущаю их как совершенно родных, близких и давно знакомых мне людей. Господи, как же радостно сознавать, что мы, христиане, - одна большая семья, где нет ни эллина, ни иудея, ни скифа! (Кол. 3, 11). Но время идет, и нам нужно уже прощаться. Со всех сторон ко мне тянутся руки с записочками.

- Вы же едете на Святую Гору, - говорят женщины, - помолитесь там о нас и о наших близких.

- Не надо денег, - говорю им, заметив купюры, вложенные в записки, - я и так помолюсь за вас.

- Нет, нет, они вам пригодятся в пути.

Уже вечером, в монастыре, я обнаружил, что в записках оказалось ровно 1000 драхм разными купюрами. Именно столько я дал старику-сербу. Вижу, Господи! Не оставляешь Ты нас без Своей помощи ни на минуту! Слава Тебе!

Глава 3. БЫТЬ ГРЕЧЕСКИМ МОНАХОМ — ОЧЕНЬ ДОРОГО

Мы не спеша направились к рынку - вниз по улице, вдоль сквера, где в своем котловане все еще копошились археологи. Отец дьякон шел, ничего не замечая вокруг. Он усиленно размышлял о чем-то по пути. Это было заметно по его обычной привычке теребить в такие минуты свою бороду. Вдруг дьякон резко остановился.

- А как же, отче, быть с безрукавкой?

Батюшки! Я хлопнул себя по лбу и тоже остановился.

- Надо же! Чуть про нее не забыли!

Нина, ничего не понимая, тоже остановилась, переводя взгляд то на отца дьякона, то на меня.