Сокровенный Афон
- Батя! Тресни Кольку лопатой по спине, а то жалуется: всё болит, да болит. Радикулит, вишь, замучил. Врачи помочь не могут. Может, ты поможешь?!
Я прекрасно понимаю, что это шутка. Отстраняю протянутую мне лопату.
- Ведь этак, лопатой, я искалечу, а не вылечу!
Подхожу к Кольке, а он послушно (как сейчас это сделал Сократ) задирает рубаху. Господи, помоги! - я крещу больное место и напоследок, шутки ради, хлопаю его ладонью по пояснице. Мы все смеемся, и я ухожу по своим делам. Недели через две ко мне подходит тот самый весельчак-рабочий, но на этот раз с очень серьезным лицом. На нем написано даже некоторое недоумение.
- Батя, а ты знаешь? Шутка шуткой, а у Кольки-то спина прошла в тот же день! Он всё ждал, ждал - что вот сейчас снова заболит. Дак ведь не болит! А уж сколько дней прошло!
Но я-то и не думал тогда ни о каком исцелении. Так, скорее по привычке, перекрестил и в шутку ударил. Моей заслуги во всем этом нет никакой. Как говорится: и знать не знал, и ведать не ведал - что может произойти. Один только Бог ведает: как и почему Он это сделал.
Все это мгновенно проносится в моем сознании в тот момент, когда я хочу отказаться крестить доверчиво заголившего свой бок Сократа
- Костас, сыночек, - зовет другая женщина мальчика лет двенадцати, - наклони голову!
И, обращаясь ко мне:
- Батюшка, у моего сына очень сильно голова болит. Перекрестите ему голову. Пожалуйста!
Все они смотрят на меня с таким доверием. Ну, совсем как дети! И я ловлю себя на мысли, что ощущаю их как совершенно родных, близких и давно знакомых мне людей. Господи, как же радостно сознавать, что мы, христиане, - одна большая семья, где нет ни эллина, ни иудея, ни скифа! (Кол. 3, 11). Но время идет, и нам нужно уже прощаться. Со всех сторон ко мне тянутся руки с записочками.
- Вы же едете на Святую Гору, - говорят женщины, - помолитесь там о нас и о наших близких.
- Не надо денег, - говорю им, заметив купюры, вложенные в записки, - я и так помолюсь за вас.
- Нет, нет, они вам пригодятся в пути.
Уже вечером, в монастыре, я обнаружил, что в записках оказалось ровно 1000 драхм разными купюрами. Именно столько я дал старику-сербу. Вижу, Господи! Не оставляешь Ты нас без Своей помощи ни на минуту! Слава Тебе!
Глава 3. БЫТЬ ГРЕЧЕСКИМ МОНАХОМ — ОЧЕНЬ ДОРОГО
Мы не спеша направились к рынку - вниз по улице, вдоль сквера, где в своем котловане все еще копошились археологи. Отец дьякон шел, ничего не замечая вокруг. Он усиленно размышлял о чем-то по пути. Это было заметно по его обычной привычке теребить в такие минуты свою бороду. Вдруг дьякон резко остановился.
- А как же, отче, быть с безрукавкой?
Батюшки! Я хлопнул себя по лбу и тоже остановился.
- Надо же! Чуть про нее не забыли!
Нина, ничего не понимая, тоже остановилась, переводя взгляд то на отца дьякона, то на меня.