Воистину, пути Господни неисповедимы! Кто из нас мог подумать, что мы когда-нибудь окажемся в Англии? Но тем не менее это случилось благодаря двум англичанкам, которые очень уважали отца Софрония. Видя нашу честность и бедноту, они нашли нам место в английском графстве Эссекс, где впоследствии батюшка основал Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь. Хотя отец Софроний искал в Англии более уединенное место, но когда найти такого не удалось, он благословил в 1958 году купить землю, найденную этими англичанками. Даже по тем временам ее удалось купить очень дешево - всего лишь за 2000 бумажных стерлингов. Весной 1960 года мы своей маленькой монашеской общиной переехали к отцу Софронию в Англию. С нами поехала монахиня Елизавета, но она недолго оставалась в Англии и вскоре вернулась в Русский Дом. Уже во Франции, переходя шоссе, она попала под автомобиль и скончалась. Иеромонах Силуан остался священником в Сент-Женевьев де Буа.

Англичанки с помощью рабочих хорошо обустроили дом: он был разделен на две жилые части. В одной части жил отец Софроний с несколькими монахами, а другая половина предназначалась для монахинь. Там жили мать Елисавета и одна молодая шведка, которая перешла в Православие и собиралась постричься в монахини. Она познакомилась с отцом Софронием благодаря нашему отцу Симеону. Монахиней, правда, она не стала - вернулась в Швецию, но осталась верным другом монастыря и время от времени его навещает.

В доме, в ближайшей ко входу комнате, присоединив к ней коридор, отец Софроний устроил небольшую церковь. В алтаре установили престол, который вместе с иконостасом от своей прежней часовни мы перевезли из Сент-Женевьев де Буа. При въезде, у ворот, отец Софроний соорудил эмблему монастыря, которую сам придумал: три полукруга, символизирующих космос, и крест на шаре. В старом сарайчике при этом доме отец Софроний устроил иконописную мастерскую. Будучи художником, он сам научился иконописи и еще на Афоне начал писать иконы. Позже у него даже вышла большая книга об иконах.

Территория Иоанно-Предтеченского монастыря остается небольшой, несмотря на то, что со временем было куплено еще немного земли. А вначале было примерно три четверти гектара. У меня тогда было несколько послушаний. Когда я нес послушание огородника, пришлось выращивать особый сорт японских огурцов, которые хорошо прижились в английском климате. Довелось мне также исполнять и регентское послушание...

Когда в монастыре начали прибавляться братья и сестры, отцом Софронием был выстроен отдельный корпус для монахинь. Потом была построена трапезная, верхний этаж которой служил библиотекой, а при необходимости - аудиторией, две кельи-исповедальни и двухэтажное здание - швейная для сестер. Затем, в начале 70-х годов, отец Софроний прикупил домик и землю, которая принадлежала нашему соседу. От главного монастырского корпуса до этого домика было около ста метров. В нем и поселился отец Софроний, здесь он и скончался в 1993 году. Незадолго до моего отъезда из Англии в монастыре стали строить отдельный храм, поскольку людей, приезжавших в монастырь, становилось все больше и больше и домовая церковь их уже не вмещала. В 1982 году я окончательно перебрался на Святую Гору. Таким образом, вместе с отцом Софронием я прожил в Англии с 1960 по 1982 год.

Снизу раздался приглушенный звук била. Постепенно он становился все громче и громче, словно приближался к нам откуда-то издалека. Все мы одновременно посмотрели сквозь решетку перил на соборный храм. В это время из-за апсиды алтаря вышел монах с длинной доской-билом в одной руке и деревянным молоточком в другой. Он по кругу обходил собор и ударами молоточка по доске созывал монахов на молитву.

- Скоро начнут читать 9-й час, - пояснил о. Ириней и стал собираться. - Вы пока спускайтесь вниз, а я пойду к себе и переоденусь, чтобы идти на службу.

Поблагодарив старца за беседу, мы поспешили вниз, надеясь до закрытия ворот, если, конечно, повезет с транспортом, оказаться в Великой Лавре.

Глава 12. ПО АФОНСКИМ ТРОПАМ

С машиной нам повезло, и мы успели в Великую Лавру засветло. Под навесом архондарика было довольно много народу. Человек восемь греков-паломников и два ученых немца с фотоаппаратами на шеях. Гостинник принес на подносе маленькие чашечки с горячим кофе, стопочки с монастырской анисовкой, размером с наперсток, и стаканы с холодной водой.

- Как? - искренне возмутился Антон. - кофе без лукума?! Да это же произвол!

Он настолько уже успел привыкнуть к тому, что в афонских монастырях подают кофе с обязательным лукумом, что отсутствие тарелки со сладостями было воспринято им как личное оскорбление. Едва дождавшись возвращения гостинника, Антон на всех языках, какие только знал, попытался объяснить ему, что тот совершенно не прав. При этом Антон описывал руками в воздухе большие круги, изображая, по-видимому, желаемую тарелку с лукумом. Гостинник смущенно закивал головой и исчез. Вскоре перед Антоном появилась тарелка с высокой горкой рахат-лукума. Пока гостинник устраивал паломников по кельям, содержимое тарелки буквально таяло на глазах у изумленных немцев. Мы с дьяконом, правда, успели съесть по кусочку, но Паше и немцам не осталось ровным счетом ничего, кроме сахарной пудры на бороде у Антона.

- Ну, а теперь, - сказал он, улыбаясь, - неплохо было бы и поужинать!

Перед ужином мы осмотрели монастырь. На площади между собором и трапезной всех паломников поражали своей мощью два исполинских кипариса. Их созерцание вызывало в душе невольное благоговение. Таких гигантских деревьев ни до, ни после мы уже нигде на Афоне не видели. Самый большой из них был, по преданию, посажен самим основателем Лавры преподобным Афанасием, что вполне могло быть правдой судя по его размерам. Только не укладывалось в сознании и даже казалось невероятным, что это великолепное по своей красоте и неповрежденности живое дерево, воспринимаемое нами как соучастник нашего бытия, на самом деле является свидетелем других эпох, о которых нам известно лишь из книг по древней истории. Подобно бабочкам-однодневкам мы пролетаем и проходим под его ветвями, исчезая из земной истории навсегда. И не только отдельные люди. Целые народы и государства уходят с исторической арены, стираются из памяти потомков. Сколько драм и трагедий за истекшую тысячу лет его жизни потрясли все человечество и даже его родину - Святую Гору! А дивный вечнозеленый кипарис стоит все так же непоколебимо. Он стоит и безмолвно взирает с высоты на исчезающих навеки людей, на мелькающие столетия, на меняющиеся эпохи. С почтительным благоговением мы глядим на еще зеленого тысячелетнего старца, и он кажется нам символом нашей Церкви, которая, несмотря ни на какие ураганы, живет и плодоносит, не изменяя своего учения, вот уже две тысячи лет