-- Вот и соврал! -- крикнул Порфирий Петрович. Он видимо оживлялся и поминутно смеялся, смотря на Разумихина, чем еще более поджигал его.

-- Н-ничего не допускается! -- с жаром перебил Разумихин, -- не вру!.. Я тебе книжки ихние покажу: все у них потому, что "среда заела", -- и ничего больше! Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет протестовать, и все в один миг станут праведными. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество, развившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится наконец в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути! Оттого-то они так инстинктивно и не любят историю: "безобразия одни в ней да глупости" -- и все одною только глупостью объясняется! Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, -- зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате, что все на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели! Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано на кладбище! С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Отрезать весь миллион и все на один вопрос о комфорте свести! Самое легкое разрешение задачи! Соблазнительно ясно, и думать не надо! Главное -- думать не надо! Вся жизненная тайна на двух печатных листках умещается!

-- Ведь вот прорвался, барабанит! За руки держать надо, -- смеялся Порфирий. -- Вообразите, -- обернулся он к Раскольникову, -- вот так же вчера вечером, в одной комнате, в шесть голосов, да еще пуншем напоил предварительно, -- можете себе представить? Нет, брат, ты врешь: "среда" многое в преступлении значит; это я тебе подтвержу.

-- И сам знаю, что много, да ты вот что скажи: сорокалетний бесчестит десятилетнюю девочку, -- среда, что ль, его на это понудила?

-- А что ж, оно в строгом смысле, пожалуй, что и среда, -- с удивительною важностью заметил Порфирий, -- преступление над девочкой очень и очень даже можно "средой" объяснить.

Разумихин чуть в бешенство не пришел.

-- Ну, да хочешь я тебе сейчас выведу, -- заревел он, -- что у тебя белые ресницы единственно оттого только, что в Иване Великом тридцать пять сажен высоты, и выведу ясно, точно, прогрессивно и даже с либеральным оттенком? Берусь! Ну, хочешь пари!

-- Принимаю! Послушаем, пожалуйста, как он выведет!

-- Да ведь все притворяется, черт! -- вскричал Разумихин, вскочил и махнул рукой. -- Ну стоит ли с тобой говорить! Ведь он это все нарочно, ты еще не знаешь его, Родион! И вчера их сторону принял, только чтобы всех одурачить. И что ж он говорил вчера, господи! А они-то ему обрадовались!.. Ведь он по две недели таким образом выдерживает. Прошлого года уверил нас для чего-то, что в монахи идет: два месяца стоял на своем! Недавно вздумал уверять, что женится, что все уж готово к венцу. Платье даже новое сшил. Мы уж стали его поздравлять. Ни невесты, ничего не бывало: все мираж!

-- А вот соврал! Я платье сшил прежде. Мне по поводу нового платья и пришло в голову вас всех поднадуть.

-- В самом деле вы такой притворщик? -- спросил небрежно Раскольников.

-- А вы думали, нет? Подождите, я и вас проведу -- ха-ха-ха! Нет, видите ли-с, я вам всю правду скажу. По поводу всех этих вопросов, преступлений, среды, девочек мне вспомнилась теперь, -- а впрочем, и всегда интересовала меня, -- одна ваша статейка: "О преступлении"... или как там у вас, забыл название, не помню. Два месяца назад имел удовольствие в "Периодической речи" прочесть.

-- Моя статья? В "Периодической речи"? -- с удивлением спросил Раскольников, -- я действительно написал, полгода назад, когда из университета вышел, по поводу одной книги, одну статью, но я снес ее тогда в газету "Еженедельная речь", а не в "Периодическую".

-- А попала в "Периодическую".