Бог-то Бог, да сам будь неплох, ворчливо проговорил старик. Пыталась расспрашивать, задавать вопросы. Ответил два-три раза: Угу, и замолк. Так я ничего и не узнала про село или деревню, куда ехала.

Утром въехали в село.

Твоя, девка, деревня, слезай!

Слезла, взяла мешок с вещами. Морозно, по земле мела поземка, где-то истошным лаем заливались собаки. Вдоль длинной улицы растянулись дома, пустынно. Лишь вдалеке женщина несла на коромысле от колодца ведра с водой.

Попыталась догнать, женщину, но она скрылась за заборами, улица опять стала безлюдной. Постучала в одни ворота не открыли, во вторые, третьи, десятые в ответ на мой стук за заборами злобно лаяли собаки. Иду, стучусь, село словно мертвое; из труб над домами поднимается дым топят печи, но никто не показывается, безлюдно.

Прошла село, пошла обратно, увидела у колодца женщину, подошла к ней, спрашиваю, где можно остановиться.

Окинула меня взглядом, опустила голову, набрала в ведра воды, медленно надела их на коромысло и пошла, ничего не ответив. Отойдя шагов двадцать, обернулась и сказала:

Чужая ты, не пустят.

Пошла я в другой конец села, и также никто не пустил меня в дом. Замерзла, устала, вернулась к колодцу, присела и жду может быть, подойдут, спрошу. Подходило несколько женщин, спрашивала, и все отвечали не знаем. Опять пошла вдоль деревни. Редко встречающиеся прохожие сворачивали в небольшой проход между заборами. Повернула в проход и увидела деревенскую лавку, отворила дверь, напугавшую меня пронзительным визгом, и вошла.

Ни покупателей, ни продавца не было. Громоздились ящики, бочки, ведра, висели косы, серпы, на прилавке лежали куски материи.

Осматривая лавку, жду, когда появится продавец. Стою пять, десять минут не двигаясь, никого нет. Крикнула:

Кто-нибудь есть?

И вдруг рядом со мной раздался голос:

Ну! Чего кричишь? Не видишь, что ль? Сижу, смотрю на тебя, чего пришла?

И действительно, на расстоянии метра от меня, между ящиками сидел мужчина, фигура которого сливалась в полумраке лавки с бочками, ящиками, товарами.

Рассказала ищу квартиру, спрашивала, но все встреченные отвечают не знаю или молчат, даже обогреться в дом не пускают, деваться мне некуда, а жить направили в село.

Чужих не любят, жить к себе не возьмут.

Что же мне делать, куда деваться?

Дверь отчаянно завизжала, вошел покупатель, о чем-то поговорил с продавцом, купил и ушел, а я продолжала стоять посередине лавки.

Садись на ящик, подумаю.

Села на ящик и стала молиться Пресвятой Богородице.