…Так звездочет, звездой влекомый, Оказывается ни с чем, Когда его любой знакомый Хватает за рукав: ты с кем? Ему, когда он глаз не сводит С отрады будущей земной, И в голову-то не приходит Спросить, озлясь: а кто со мной? С ним никого, С ним только вечность. …Ни крыши нет, ни потолка, ни стен… Он брошен в бесконечность, А там не смотрят свысока. Он в апогее, он в зените, Он в перигее звездных стуж… А что он ест? Повремените! Вы не кормильцы этих душ. Он долго ищет свет в подъезде, Но Вифлеемская звезда Среди нависнувших созвездий Ему мерцает иногда.

— Сейчас Церковь в России уже заняла то место, к которому она стремится — или еще предстоит долгая работа? Какое соотношение Церкви и государства было бы идеальным?

— Главный итог размышлений русских философов на тему «Церковь и государство» состоит в том, что этот разговор надо вообще перевести в другую плоскость — не Церковь и государство, а Церковь и общество, Церковь и люди. Во многих традиционных обществах власть жестко иерархична и персонализирована. С одной стороны — царь, с другой — патриарх или римский папа. Между ними идет диалог, при этом патриарх выступает в роли духовного наставника царя. Это одна модель — традиционная византийская. В последние сто лет она уже невозможна.

Но Церковь не может отказаться от своей мечты о симфонии, ибо это вопрос о том, может ли остаться внехрамовая жизнь людей вне соотнесения с Евангелием. Не будем забывать, что, вопреки современным евразийским толкованиям, двуглавый орел — это герб Византии и две головы означают отнюдь не Запад и Восток. Они означают двойное возглавление единого имперского народа — светской властью и церковной. Идеал симфонии неустраним из Православия. Но вопрос — симфонии с чем.

Сегодня очевидно: вопрос не в том, чтобы договориться с Кремлем. Вопрос в том, чтобы люди понимали, что такое вера, как она может влиять на нашу жизнь. И в нашей семейной жизни, и в экономике, и в политике. Не надо забывать греческие корни: политика — от слова «полис», это публичная составляющая моей жизни, а экономика — от слова «икос», это моя домашняя, частная жизнь. И христианин должен быть христианином везде — «и дома, и в школе». Соответственно, возникает масса проблем — как в своем профессиональном служении оставаться христианином. Будь то судья, адвокат, журналист… Неочевиден, например, ответ на вопрос — во всякой ли школе может учительствовать христианин. Вопрос о допустимости работы христианина в языческой школе и о службе в языческой армии очень резко был поставлен в третьем-четвертом веках.

Мнения Отцов разошлись. Так что далеко не всегда очевиден ответ на вопрос, что можно и чего нельзя делать христианину.

В любом случае стоить помнить, что Церковь — это не только священники, но и миряне. И вот они-то могут работать в области массовых межчеловеческих отношений, то есть — в политике. Тут, правда, важно одно условие: они должны это делать профессионально, качественно. Это вообще необходимое требование к любому патриоту России, к любому православному человеку: хочешь помочь России и Церкви — стань профессионалом. Не в смысле «профессиональным патриотом», а в смысле профессионалом в своей светской работе[151]. Если православный ребенок учится на тройки — он дает повод хулить свою веру — мол, он по тому и верит, что ничего не знает!». Православный учитель должен быть лучшим в школе (ну хотя бы — самым улыбчивым!), а православное перо — лучшим в газете.

В политике тем более надо уметь быть предельно аргументированным, корректным, трезвым. Демонстрация богословской эрудиции не должна подменять собою серьезных знаний по экономике, праву и социологии.

Поэтому меня радует появление в российской политической жизни такого человека как Сергей Глазьев. Радуют меня в нем два обстоятельства. Первое: то, что он профессионал в области экономики, и это очевидно всем. Второе: то, что он православный человек, как раз неочевидно. Неочевидно в том смысле, что не демонстрируется с пошлой нарочитостью. Глазьев не из тех политиков, которые фотографируются на фоне храмов и при каждом удобном и неудобном случае отпускают фразы типа «И я как-то сказал Святейшему Патриарху….».

— Вы считаете, у православия хорошие перспективы в новом веке?

— Я думаю, Россия к концу XXI века станет религиозной страной.

— Какие для этого есть предпосылки?

— Простые: законы Дарвинизма. Атеисты просто обречены на вымирание. Это биологически тупиковая ветвь эволюции. Атеисты просто размножаться не умеют. Сегодня в России дети рождаются только в семьях православных, баптистов и мусульман. У неверов в лучшем случае — один ребенок. Два — уже «подвиг». В России сегодня 0,9 ребенка на семью. И на одного рожденного приходится три аборта. Так что атеисты просто вымрут как мамонты.

Другое дело, что хотя мир XXI века будет населен религиозными людьми, но православных в нем будет, наверно, меньшинство. Даже в России. Мусульман, видимо, будет больше… Но это уже вопрос к людям: какую страну вы оставите вашим детям? Если в вашей семье будет один ребенок — то вы обрекаете его на судьбу «нацменьшинства» в Московском Халифате.