Подъем духовной жизни в русском обществе и в русском народе в XVIII и XIX веках

Одновременно с широким распространением в высших образованных классах западной светскости и безбожия, а также нездорового западно-европейского мистицизма (откуда же было взяться там здравому мистицизму?), у нас усиливается в противовес им и здоровое течение духовной жизни, как в высших, так и в низших слоях русского общества, имеющее свои корни в православных традициях русской религиозной жизни, восходящих к преданиям славянских стран, Афона и Византии. Эти два течения вступают в борьбу между собой, и победа оказывается то на той, то на другой стороне. В этом сказывается инстинктивный протест здорового русского религиозного духа против нездорового увлечения западно-европейским рационализмом и материализмом, а также мистицизмом. Святыня православия не перестала господствовать в сознании и в духе коренной массы русского православного народа. Во многих местах не перестали проявляться обнаружения русского православного чувства. С любовью, торжественно совершались многочисленные и многолюдные Крестные ходы с особенно чтимыми чудотворными святыми иконами Божией Матери - Казанской, Владимирской, Тихвинской, Калужской, Горбаневской, Смоленской, Коренной-Курской и др. Монастыри не оскудевали мудрыми старцами и усердными молитвенниками, подвижниками и подвижницами, какими были преп. Серафим Саровский, Парфений Киевский, Амвросий Оптинский, святитель Иоасаф Белогородский, Тихон Задонский, Феодосии Черниговский, Митрофан Воронежский и др. Сотни и тысячи мирян - мужчин и женщин приходили к ним, прося благословения и молитвы, наставления и утешения, исповедуя перед ними грехи свои. Конечно, все это были проявления индивидуального, единоличного, религиозного чувства и духа, но они охватывали души тысяч людей. Церковь как единое целое потеряла возможность и свободу соборного голоса и молчала, не могла авторитетно высказать своего руководящего слова, осудить темные явления жизни и благословить светлые и радостные. Как на одно из особенных замечательных явлений религиозной жизни русского народа в XVIII, а затем и в XIX веках, нельзя не указать на духовное движение в русских монастырях и в русском народе (во всех его слоях), созданное знаменитым молдавским старцем, уроженцем Полтавы, настоятелем Нямецкого монастыря в Молдавии, архимандритом Паисием Величковским. Сын полтавского протоиерея, настоятеля Полтавского Собора, воспитанник Киевской Духовной академии, он в ранней юности покинул Академию и родину, предался странствованию сперва по украинским монастырям, потом по монастырям и скитам молдавским и, наконец, ушел в Афон, где и положил начало собственному братству. С этим братством он перешел потом в Молдавию, где утвердился окончательно в древнем Нямецком Вознесенском монастыре XV века. В монашестве его особенно привлекала к себе внутренняя сторона, внутренний подвиг духовного делания, подвиг молитвы и борьбы с помыслами. Знакомясь с этим внутренним подвигом "умного делания", он перечитал древнюю, христианскую аскетическую литературу, перевел ее на общедоступный язык и стал учить своих учеников "умному деланию". Необходимым условием успешности этого подвига он считал прохождение его под руководством опытного наставника. Пройдя многолетним подвигом "путь" такого делания, проверяя и направляя себя руководством опытных наставников, Паисий, стоя во главе знаменитой Нямецкой Лавры, имея вокруг себя до тысячи преданных учеников, в том числе очень многих выходцев из России, старец занялся переводом на русский язык с греческого трудов древних греческих подвижников, так называемого "Добротолюбия". Старый, больной, слабый, но бодрый духом, он завершал свой труд, лежа в постели, обложенный грамматиками, словарями и сочинениями переводимого автора. Его труды в рукописных списках получили широкое распространение в русских монастырях, где они изучались и переписывались. Большой комплекс его переводов оказался в одном из монастырей Калужской епархии - знаменитой впоследствии Оптиной Пустыни. Сам архимандрит скончался в 1796 году и похоронен в главном Вознесенском храме Нямецкого монастыря, в Молдавии. От старца Паисия, от его литературных трудов и от его духовного подвига началось широкое духовное движение во многих русских монастырях и в русском православном народе всех классов, как высших, так и низших, как образованных, так и необразованных. Паисиевское движение XVIII и XIX веков явилось протестом русской верующей души против религиозного опустошения, шедшего к нам с Запада под обаятельным видом просвещения, возглавляемого громкими именами Вольтера, Руссо и других западных просветителей. И хотя этот протест русской православной верующей души не принял никакой организованной формы всенародной церковной борьбы с неверием (да и не мог принять за отсутствием у нас организованной церковной соборности) и совершался без определенного плана усилиями не Церкви, а отдельных лиц, все же он не остался бесплодным и не потерял своего значения для русского общества и народа, как в XVIII, так еще более в XIX столетиях, когда переводы старца Паисия были изданы Оптиной Пустынью. Паисиевская литература и все его движение явилось протестом не только против рационалистического безбожия, известного у нас в то время под именем вольтерианства, но и против нездорового ложномистического и пиетистического, хлыстовского и скопческого движения конца XVIII и начала XIX веков, которое в те годы многих привлекало к себе, как противовес атеистической пустоты вольтерианства. Паисиевское движение было больше значимо и тем более ценно, что оно имело свои корни в родных и близких русскому сердцу Афонских и Византийских традициях преп. Нила Сорского, преп. Максима Грека и их учеников. В предпринятом Оптиной Пустынью издании трудов старца Паисия и древних православных подвижников приняли живое участие выдающиеся иерархи Церкви и русские ученые. Митрополит Филарет Московский даже сам просматривал печатаемый текст и делал поправки. Митрополит Киевский с любовью следил за изданием и давал руководящие указания. Непосредственное участие в трудах издательства принимали профессора Московской Духовной академии, прот. Голубинский, профессор Московского университета Шевырев, а также известные литературные деятели - братья Киреевские, имение которых находилось по соседству с Оптиной Пустынью. В их деревенском доме и положено было начало издательству: приехал к ним из Оптиной Пустыни старец иеросхимонах Макарий и, помолившись в их доме, написал предисловие к книге преп. Исаака Сирина. С началом этого издательства в 40-х годах XIX столетия и с развитием в Оптиной Пустыни "Старчества" по преданию и заветам старца архим. Паисия, с появлением в Оптиной Пустыни трех ее знаменитых старцев - иеросхимонаха Льва (Леонида), иеросхимонаха Макария, иеросхимонаха Амвросия (изображенного Достоевским в "Братьях Карамазовых" под именем старца Зосимы), знаменитых оптинских настоятелей, архимандритов Моисея и Исаакия, сама Оптина Пустынь получила широкую известность. Со всех сторон потянулись к ней люди разного общественного положения, от простых крестьян и крестьянок до знаменитых писателей и ученых, желавших повидать старцев, получить их благословение и услышать их мудрое слово, растворенное лаской и шуткой. Оптина Пустынь на десятки лет стала средоточием широкого православного духовного движения. И это имело огромное воспитательное значение в деле воцерковления наших образованных классов и их сближения с традициями Русской Православной Церкви. В Оптину съезжались и профессора высших учебных заведений, и наши известнейшие писатели, философы и публицисты - Н. В. Гоголь, братья Киреевские, проф. Шевырев, Аксаковы, гр. Алексей Толстой, гр. Л. Н. Толстой, В. С. Соловьев, Ф. М. Достоевский, вел. кн. Константин Константинович, В. В. Розанов, митрополит Иоанникий и многие другие известные духовные и светские писатели, простые люди. Под влиянием оптинских старцев оживилась, приняла новый характер, широко развилась жизнь и деятельность женских монастырей, руководимых старцами. Старец Макарий, как и Леонид, был духовником многих женских монастырей. Под руководством старца Амвросия возникла и возросла знаменитая Шамординская Казанская женская обитель, в которой он и скончался в 1891 году. Устроительницей и первой настоятельницей обители была известная своими трудами и подвигами схимонахиня София (из известного рода Болотовых), брат которой отец Даниил был иеромонахом Оптиной Пустыни. Он был известен как иконописец. При игумений Софии в Шамордине возникли приют и школа для девочек, больница и богадельня для престарелых, больных и слабых, иконописная мастерская, золотарня и типография для печатания листков и книг духовного содержания, находившаяся в заведывании и под руководством одной из сестер с университетским образованием. В те же приблизительно годы возник в западном крае известный Лесненский женский монастырь под управлением игумений Екатерины (графини Ефимовской) с таким же молитвенно-просветительным характером, как и Шамордино, а в Москве возникла обитель великой княгини Елизаветы Федоровны. Большой известностью пользовался в Москве, среди университетской интеллигенции духовник Гефсиманского скита Троице-Сергиевской Лавры игумен Герман, а среди лаврских богомольцев - духовник Черниговского скита, старец Варнава, напоминавший своим характером оптинского старца Амвросия. В Москве был широко известен протоиерей отец Валентин Амфитеатров, по мнению многих - второй отец Иоанн Кронштадский. А что же сказать о самом отце Иоанне, слава которого как молитвенника и чудотворца проникла даже за пределы Русской земли. Да что говорить об отце Иоанне, когда и иеросхимонах Оптиной Пустыни отец Амвросий вел переписку с инославными по разным волновавшим их вопросам духовной жизни. О самом отце Иоанне Кронштадском мы могли бы много рассказать по своим личным воспоминаниям, но едва ли есть в этом нужда, так хорошо он всем известен и без наших воспоминаний, хотя я ему обязан и благословением на брак, и благословением на священство. Так расцветала и ширилась духовная христианская жизнь нашей Родины в конце XIX и начале XX столетий. Здесь, кстати, уместно будет рассказать и о замечательном опыте Православного трудового крестовоздвиженского братства, основанного помещиком Черниговской губернии, Глуховского уезда Николаем Николаевичем Неплюевым в его имении, недалеко от местечка Янполь, на хуторе Воздвиженском. Этот опыт настолько интересен, и я сам, автор этих строк, так близко стоял к нему, что не могу не рассказать о нем подробнее. Николай Николаевич Неплюев был единственным сыном богатого землевладельца и губернского предводителя дворянства Черниговской губернии, Николая Ивановича Неплюева. Отец предназначал ему дипломатическую карьеру. Но судьба решила вопрос иначе. Окончив университет, Н. Н. Неплюев некоторое время служил в одном из наших маленьких посольств в Германии. Светская жизнь и дипломатическая карьера не привлекали его. Однажды, возвратившись домой с придворного бала в особенно угнетенном состоянии духа, Неплюев заснул тяжелым сном. И вот, ему снится, будто он находится в своем Черниговском имении, из которого он был увезен полугодовалым ребенком и с тех пор в него не возвращался; сидит в крестьянской хате, в толпе крестьянских мальчиков и читает им Евангелие. В окне он видит местную приходскую церковь и священника, идущего от церкви к его избе. Этот сон привел его в светлое, радостное настроение и повторялся совершенно одинаково три ночи подряд [1]. Неплюев понял этот сон как Божие указание своей дальнейшей судьбы и деятельности, решил бросить дипломатическую службу, переехать на жительство в деревню и заняться, по примеру С. А. Рачинского, христианским воспитанием крестьянских ребят. Отец не противился его намерению. Неплюев приехал в Черниговское имение, Янполь, где у него был собственный барский дом, нанял в селе крестьянскую избу, стал собирать там крестьянских ребят-мальчиков и рассказывать им евангельскую историю, дела, притчи и чудеса Господа. Он собирал ребят и в своем барском доме, занимал их музыкой и рассказывал о своей жизни за границей, о своих путешествиях, а также о России. Своим евангельским беседам с детьми он сразу придал практический характер: это были не простые пересказы евангельской истории, а уроки практической христианской жизни. Все беседы направлялись к главной цели - каким должен быть христианин и какова должна быть его христианская жизнь. Из тех мальчиков, которые понимали его и готовы были жить по евангельским заповедям, он образовал два кружка - младший и старший: младшие были распределены между старшими, которые сделались ближайшими помощниками Неплюева по воспитанию младших, воспитываясь при этом и сами. У старшего была своя группа младших, ему порученных, с которыми он вел работу под наблюдением и руководством Неплюева. Сам Неплюев вел отдельные беседы с младшими и отдельные беседы со старшими, а также общие беседы с теми и другими, притом не только религиозного характера, но и общеобразовательного. Он много рассказывал им о своих путешествиях по разным местам Европы и о ее достопримечательностях, занимал мальчиков музыкой, приучал их любить и понимать ее, знакомил с русской и иностранной поэзией и прозой. Вместе с мальчиками Неплюев в своем саду на хуторе Воздвиженском насыпал земляную горку в память любимого поэта А. С. Хомякова, многие стихотворения которого он переложил на музыку, и их пела одна из его сестер, получившая специальное музыкальное образование. Из более или менее шумного Янполя Неплюев переселился в уединенный Воздвиженский хутор, где и положил основание двум специальным сельскохозяйственным школам - для мальчиков и для девочек. Преподавателями в школе сначала были приглашенные со стороны специалисты, а потом собственные воспитанники, выдержавшие специальные экзамены в казенных школах. К Николаю Николаевичу переехала на постоянное жительство одна из его сестер, которая и приняла на себя заведывание женской школой. Тогда же была выстроена на хуторе церковь во имя Воздвижения Честного Креста Господня, и мне, автору настоящих строк, пришлось быть первым настоятелем и законоучителем обеих школ, куда меня направил, по окончании мной Московской Духовной академии, ректор - архимандрит Антоний Храповицкий. Когда я, по окончании курса, приехал в Чернигов принимать священство, то некоторые старики-священники, узнав куда я назначаюсь, качали головами и вздыхая говорили: "Боже мой, Боже мой", но я не придавал этим вздохам никакого значения. С течением времени и преподавательские должности в школах, и хозяйственные должности по хутору стали замещаться оканчивающими школу воспитанниками и воспитанницами, из которых составилось оффициально утвержденное Трудовое крестовоздвиженское братство, устав которого был утвержден соответствующими властями, как духовными, так и гражданскими. Братство было принято под Высочайшее покровительство государыни императрицы Александры Федоровны. Во главе Братства стояла Дума, возглавляемая Неплюевым. Члены Думы в парадных случаях надевали на себя небольшие серебряные крестики на серебряных цепочках, а сам Неплюев - золотой крестик с бриллиантовой звездочкой в центре. Шли разговоры, что вся земля Крестовоздвиженского хутора (который был около 6000 десятин) отойдет в собственность Трудового братства. Идея Неплюева и ее осуществление стали широко известны в русском обществе и за границей и многих заинтересовали; отовсюду приезжали знакомиться с его опытом. В печати появлялись разнообразные отзывы о нем, как благоприятные, так и отрицательные. Известный молодежный писатель проф. Н. П. Вагнер напечатал о нем восторженный отзыв, если не ошибаюсь в журнале "Неделя", под заглавием "Оазис в пустыне". Сотрудник "Нового времени" Меньшиков, наоборот, дал о нем в своей газете крайне резкий отрицательный отзыв. Интересовались делом Неплюева и сектанты, но их отталкивал его церковный характер. По некоторым вопросам произошло расхождение и между нами, и я предпочел уйти в обычный церковный приход, а потом, по слабости здоровья, на законоучительство в среднюю школу. Братство пережило революцию, и его представители участвовали во Всероссийском Церковном Соборе 1917 года. С приходом к власти Советов Братство было закрыто правительством за ненадобностью, в виду его несоответствия идеологии большевизма. Мы рассказали об опыте Неплюева как об интересной попытке христианизации русской общественности на лоне православия, как о практическом разрешении вопроса о православно-христианской общественности. Самому же Н. Н. Неплюеву как искреннему и самоотверженному христианскому работнику в лоне Православной Церкви, да будет вечная благодарная память. Все вышеизложенное написано нами на основании личного знакомства с Н. Н. Неплюевым и непосредственного участия в его работе. * * * Во второй половине XIX века широкую издательскую деятельность предприняла Троице-Сергиевская Лавра в лице своего энергичного казначея, архимандрита Никона, в миллионах экземпляров распространившего по всей России свои знаменитые "Троицкие листки" и более крупные издания. Его примеру в менее широких масштабах следовали другие издательства, например, фирма Тузова, редакция "Русского паломника", редакция "Душеполезного чтения", редакция "Кормчего" и т.д. Обращала на себя внимание издательская деятельность (научно-богословская) Михаила Александровича Новосела и его друзей. Журналы "Русский паломник", "Кормчий", "Душеполезное чтение", академические журналы, харьковский журнал "Вера и разум", "Отдых христианина" и проч. имели свой круг читателей. Но вся эта литературно-просветительная работа русских монастырей, духовных академий и семинарий, отдельных лиц и частных фирм была лишь проявлением частной инициативы, и это было, конечно, очень ценно, но это не был авторитетный голос Всероссийской Церкви, в ее соборном обнаружении. Всероссийская Церковь как единое целое себя не проявляла и не имела возможности себя проявить за отсутствием церковных соборов, а потому не могла с достаточным авторитетом, силой и успехом влиять на русскую общественную жизнь и бороться с темными явлениями и течениями русской церковной, общественной жизни. А таковых было у нас немало и в жизни, и в литературе, и в зрелищах.

Синод проявил в этом случае печальное малодушие. * * * Приведенные примеры церковной самодеятельности показывают, что в народном сознании в XIX веке уже все более и более начинало пробуждаться сознательное отношение к своей христианской жизни, к сознательному и правильному ее устроению. Самый рост сектантства, хотя и был уродливым явлением, свидетельствовал о том же. О том же свидетельствовали и такие церковные торжества, привлекавшие десятки и сотни тысяч участников со всех концов православной России, как открытие Святых мощей и прославление памяти святителя Феодосия Черниговского, преп. Серафима Саровского, святителя Иоасафа Белогородского, 500-летие памяти преп. Сергия Радонежского, привлекавшие богомольцев со всех концов Русской земли. Эти торжества естественно пробуждали в умах и сердцах их участников сознание того, какой должна быть наша церковная христианская жизнь. Недостаточно только преклоняться перед святостью праведников и просить их молитв и помощи, но надо и самим по их примеру и завету облагораживать и свою личную, и свою общественную жизнь, изгонять из нее все уродливое - пьянство, порнографические зрелища и подобную литературу. Если в этом деле оказывался бессильным голос отдельных иерархов Церкви или даже самого Святейшего Синода, то надо было прибегнуть к голосу и авторитету Всероссийского Церковного Собора как выразителя всероссийского православного сознания. Не полицейские должны были следить за благообразием нашей литературы и наших зрелищ, а наше собственное всенародное христианское самосознание и чувство. Все это особенно ясно проявилось, когда открылся Всероссийский Церковный Собор 1917 года. В нем почувствовалась та здоровая и могучая народная нравственная сила, которая могла оздоровить и очистить нашу общественную атмосферу от нравственной грязи и порчи. И стало особенно грустно и жалко, что в течение десятилетий и столетий мы пренебрегали и не пользовались этой нравственно оздоровляющей нашу общественность духовной силой. Только такими соборами во всероссийском масштабе и можно было осознавать и преодолевать всякое возникавшее на нашей земле духовное и общественное зло. Очевидно, нам нужно было пройти сквозь предстоявшие нам испытания. Если бы Всероссийские Церковные Соборы, как орган нашего всероссийского христианского самосознания, устраивались у нас постоянно (как им положено быть по правилам Церкви, а не по усмотрению государственной власти), то картина русской общественности приняла бы иной вид: все темные пятна русской общественности были бы перед глазами, и появилась бы возможность организовать во всероссийском масштабе планомерную борьбу с темными явлениями нашей жизни средствами и силами самого верующего общества. И задача, и работа эта остались нерассмотренными и неосуществленными. Этот рассказ мы слышали от самого Н.Н. Неплюева непосредственно ^

Православная жизнь христианская не есть только единоличная жизнь, но и жизнь соборная: семейная, приходская, епархиальная и всенародная

Православная христианская жизнь не есть только жизнь единоличная, хотя, прежде всего, она осуществляется в душе и в жизни отдельного человека, в его мыслях, чувствах и действиях. Но одного этого недостаточно. Не только в индивидуальном спасении заключается цель и смысл христианской жизни. Христос пришел связать во едино и христианскую семью, и христианскую общину (церковный приход), объединяющуюся около своего приходского храма и его -настоятеля; церковную епархию, объединяющуюся около своего епископа, и, наконец, поместную Церковь (у нас всероссийскую), объединяющуюся вокруг своего общего главы, митрополита или патриарха. Православная христианская жизнь должна иметь право на существование и в православной семье, и в православном церковном приходе, и в православных епархиях, и во всей русской поместной Церкви совершенно независимо от ее связи с государством, которая может существовать в той или иной форме, может и не существовать. Никто не имеет права посягать на свободу веры православного христианина не только в ее единоличных проявлениях, в молитве, в посещении храма Божия, в чтении слова Божия, в делах милосердия, но и в коллективном, соборном ее осуществлении в церковном приходе, в епархии и проч. Неправильно ограничивать само понятие "церковь" пределами храма, т.е. здания для молитвенных собраний, или "церковной иерархии", выделяя и обособляя иерархию от всей массы верующего народа. Все верующие православные люди, духовенство и миряне в совокупности составляют единую, святую соборную и апостольскую Православную Церковь, неразрывно связанную с Церковью Небесной. Понимать Церковь исключительно как состав духовенства, т.е. в клерикальном смысле, составляет глубокую и вредную ошибку. От этой ошибки нас предостерегают и вселенские православные патриархи, когда утверждают, что не одна только церковная иерархия, а весь церковный народ является хранителем православной веры и христианской жизни. Поэтому на всем русском православном народе, а не на одном только духовенстве, лежит ответственность за здоровое течение церковной жизни, за ее верность апостольскому и отеческому преданию, примерам и заветам мучеников и постановления Вселенских Соборов. Считать Церковь состоящей из одного только духовенства, это значило бы не понимать самого ее существа, как Тела Христова. Как в теле человека каждая его часть имеет свое место и назначение, так и в Церкви Христовой каждый ее член имеет свое место и назначение, и на каждом из них лежит ответственность и забота о правильном течении церковной жизни. Заботясь о том, чтобы в своей собственной личной, жизни быть верным последователем Христа и исполнителем Его заповедей, православный человек должен распространять эту заботу и на свою собственную семью, которая по Апостолу является малой церковью Христовой. В апостольских посланиях он найдет все необходимые указания, какой должна быть жизнь христианской семьи, отношения между мужем и женой, между родителями и детьми, чтобы семья была действительно малой Церковью Христовой, и чтобы жил в ней Господь. После семьи, следующей более крупной единицей церковной жизни, является церковный приход, группирующийся около своего приходского храма. Все члены церковного прихода составляют также одно духовное тело. Все они тесно связаны общей молитвой, храмом, богослужением, принятием Святых Таинств и должны чувствовать себя членами одной семьи, одного тела, в котором, по слову Апостола, "членов много, а тело одно. Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова - ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, а которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения, и неблагообразные наши более благовидно покрываются, а благообразные наши не имеют в том нужды. Посему страдает ли один член, страдают с ним все члены, славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы тело Христово, а порознь члены" (1 Поел. Кор. XII 20-24). Такими словами Апостол говорит о Коринфской Церкви, но Коринфская Церковь того времени, это то же самое, что наш нынешний церковный приход, так что слова Апостола вполне применимы к любому нашему церковному приходу и показывают, какова должна быть его внутренняя жизнь и взаимные отношения его членов. На всех прихожанах лежит одна и та же обязанность - заботиться вместе со своими пастырями о сохранении в чистоте и неповрежденности древнего апостольского и святоотеческого православного предания и христианской жизни. Из союза церковных приходов составляется в наше время высшая церковная единица - епархия, возглавляемая не священником, а епископом. В епархиях та же самая задача - сохранение веры и жизни христианской - осуществляется и поддерживается уже не священником, а епископом при содействии собирающихся епархиальных съездов духовенства и мирян. По всей же русской Церкви вопросы общественной русской жизни рассматриваются и разрешаются Всероссийским Церковным Собором, подобным Московскому Собору 1917 года. Такой общерусский Церковный Собор должен был бы собираться каждое трехлетие или четырехлетие, а в случае надобности и чаще. На всех этих епархиальных съездах и всероссийских соборах главным предметом обсуждения и внимания должна быть забота о сохранении в чистоте православного христианского самосознания, забота о чистоте веры и жизни христианской в соответствии с заветами Христа Спасителя и Его апостолов. Если мы так определим нашу православную церковную задачу (а без этого можем ли мы носить имя православных христиан?)

Такова задача, всегда стоявшая и теперь стоящая перед русским православным народом и его духовными руководителями, особенно теперь, когда истекает первая тысяча лет от его встречи со Христом (988-1988) Не нужно смущаться продолжительностью сроков и колебаться уверенностью в исполнимости стоящей перед нами задачи; эта задача не есть задача времени - столетий или тысячелетий, это есть вечная, неизменная задача христианского человечества - сохранить Христа в сердце нашем, а, следовательно, и в жизни нашей. Ею мы должны жить и ею спасаться. В ней заключается и смысл, и цель, и радость жизни всех верующих во Христа и Его Евангелие.

Правильная постановка религиозной жизни русского народа не может быть осуществлена без усилий самого верующего народа

Мы получили Церковный Собор только тогда, когда вся Россия была уже охвачена пламенем революции и начался ее всеобщий развал. Несколько столетий мы жили без Церковного Собора. Никакой Собор не мог уже тогда овладеть положением, и сам был увлечен революционным движением. И все-таки Всероссийский Церковный Собор был созван не напрасно и сделал многое. Он выяснил ошибки прошлого и указал, что надо было сделать раньше. Он восстановил патриаршество как средоточие духовной жизни русского народа православного и как выразителя русского православного самосознания. Многие важные постановления Собора (например, разделение патриаршества на митрополичьи округа) по обстоятельствам революционного времени не получили практического осуществления. Сама повседневная жизнь Церкви в ее самых элементарных проявлениях, например, обучение детей Закону Божию, правильное повседневное богослужение было нарушено. Перед православным народом, религиозное самосознание которого оживилось под влиянием Собора, возник ряд важных основных вопросов религиозной и церковной жизни, не получивших разрешения за недостатком времени и благоприятных условий. Мы не только не осуждаем, но от всего сердца приветствуем колоссальный государственный, социальный и хозяйственный труд советской власти, обеспечивший русскому народу его славную победу над ворвавшимся на Русскую землю хищником и опустошителем. Весь этот труд был необходим и своевременен в интересах общегосударственной жизни русского народа, и мы его от всей души горячо приветствуем и верим, что наступит момент для правильного устроения духовной жизни русского народа, но всему свое время и очередь. Советская власть выполнила с огромным успехом стоявшие перед ней государственные, социальные и хозяйственные задачи народов, составляющих единое русское государство. И теперь нужно ожидать, что скоро наступит момент, когда русскому православному народу будет предоставлена свобода устроить и свою церковную жизнь согласно соборным правилам Православной Церкви. Говоря о том, что религиозный вопрос православных русских людей может быть разрешен только самим верующим народом, мы, конечно, не имели в виду каких-либо насильственных действий со стороны верующих. Нам не оставили такого примера древние христиане. Мы только утверждаем, что верующий православный народ не может смотреть на себя, как на беспорядочную, неорганизованную толпу отдельных верующих людей. Русский православный верующий народ составляет стройный церковный организм, ведущий свое происхождение от первых веков христианства, от апостолов и мучеников, от самого Христа Спасителя и имеющий свои вековые церковные законы и правила. Так важно понимать русскую Церковь и русское государство, независимо от религиозных воззрений самих правителей государства. В том и заключается свобода совести, чтобы верующие смогли свободно жить по правилам своей веры, а не по усмотрению правителей государства.

Этот страдальческий путь отстаивания своей религиозной свободы не будет новостью для Православной Церкви - он ей присущ от первых веков христианства. Ей приходилось идти этим путем и при язычниках, и при еретиках, и при магометанах, и теперь - при безбожниках. Придется идти тем же мученическим путем и в последующие времена, при антихристе и других врагах и гонителях веры. "В мире скорби будете, - сказал Господь своим ученикам. - Но дерзайте: аз победих мир". Первые христиане, не прибегая к оружию триста лет отстаивали свое право веровать во Христа и жить по своей вере и, в конце концов, получили свободу веры. Русский народ еще борется за свою веру и 30 лет [1] не освоился еще с приемами и способами отстаивать свое право на нее. Господь поможет ему. Кто-нибудь скажет, что мы говорим вещи общеизвестные и примитивные. Не спорим. Но что же можно сказать другое? Время идет. Русская молодежь вырастает в безбожии [2], отвыкает молиться, посещать церковные службы; вырастает в ложных понятиях о мире, о жизни, привыкает к этому, не может подняться на высоту христианского понимания мира и жизни; начинает считать безверие, отчужденность от Христа, от храма, от таинств, от молитвы явлением нормальным, привычным, естественным. Разве это допустимо для молодежи христианской? Кем станут впоследствии эти молодые люди? Кем вместе с ними станет и весь православный русский народ? Служителями Христа или сторонниками антихриста? Да и вся Русская земля - чем она явится в будущем? Можно не видеть зла в перемене государственного строя Русской земли. Всему свое время и место. Царское самодержавие выполнило свою историческую задачу - собрало и объединило необъятную Русскую землю. Война 1914-1917 годов ясно показала его внутреннюю слабость. Нынешняя война, напротив, обнаружила внутреннюю, победоносную силу новой России. Перед ней стоит дальнейшая задача - утвердить вековое и историческое православное самоопределение - свой духовный стержень и центр, и на нем основать свою дальнейшую государственную жизнь. Необходимо продолжение Церковного Собора 1917 года, который утвердит и осуществит при свободе веры свободу церковных съездов и Соборов, соборное христианское строительство жизни, свободу христианского воспитания детей и юношества, свободу религиозного печатного слова, свободу церковных съездов, свободу религиозной проповеди. Не силой оружия, не заговорами и восстаниями, не государственными переворотами утверждается Христова вера - она утверждается ее бестрепетным исповеданием. Не следует унывать, если усилия в этом направлении окажутся неудачными. В другое время, при других обстоятельствах они увенчаются успехом. Скажут - предоставляя свободу одному вероисповеданию, необходимо предоставить ее и другим. Несомненно. Но свобода исповедания еще не есть свобода пропаганды. Предоставляя верующим свободу вероисповедания, можно не давать им свободу миссионерства. Не силой оружия, не государственными мерами утверждается и распространяется вера - она утверждается ее бестрепетным исповеданием. Это единственный верный путь защиты и распространения своей веры, осуществленный первыми христианами, остающийся правильным и для нашего времени. Христианин должен всегда быть самим собой - и это будет лучший и самый верный путь миссионерства. Одна мученица в первые века христианства, от которой потребовали хотя бы притворного отказа от Христа, указала на стоявший на столе глиняный сосуд с водой и сказала: "Можете ли вы изменить форму этого глиняного сосуда, не ломая его? - Так и я, пока жива, не могу быть никем другим, как только христианкой". Таким должен быть и каждый христианин, а тем более православный нашего времени. И тем более, конечно, сами пастыри и архипастыри. Написано в 1946 году ^ Наши встречи с русской военной молодежью во время второй мировой войны и беседы с ней заставляют нас изменить это мнение ^

Православный русский народ и партия большевиков

У многих возникает совершенно естественный и понятный вопрос - как мог православный русский народ, живший 1000 лет со Христом, восприявший глубоко в свою душу образ Христа, как величайшую святыню (и это не риторическая фраза, а подлинная действительность, подтверждаемая жизнью таких людей, как Антоний и Феодосии Печерские, Иоанн Многострадальный, Сергий Радонежский, Стефан Пермский, Засима и Савватий Соловецкие, Трифон Печенгский, Амвросий Оптинский, Парфений Киевский, Серафим Саровский), вырастивший и в мирской жизни тысячи и миллионы подлинных праведников (см., например, "Жизнеописания отечественных подвижников", собранные епископом Никодимом Белогородским, или художественные изображения, данные нам Лесковым, Л. Н. Толстым ("Хозяин и работник"), Тургеневым ("Живые мощи"), Достоевским ("Старец Зосима", "Алеша Карамазов"), Гаршиным ("Сигнал") и т.д.), создавший столько славных и знаменитых иноческих обителей, столь преданный своим православным праздникам и обычаям. Как мог этот народ ужиться с властью безбожной, поставившей своей первой задачей искоренить в русском народе все, что напоминает о Боге, о Христе, о будущей жизни, и терпеливо выносить все глумления над православными святынями, над мощами святых, разрушение церквей и монастырей, уничтожение священных церковных книг и икон, обезбожевание молодежи и проч.? Чем объяснить такую пассивность верующего православного русского народа, еще так недавно в таком огромном числе сходившегося со всех концов России на открытие Святых Мощей преп. Серафима Саровского или святителя Иоасафа Белогородского? Неужели все его многовековое православие было у него чем-то вынужденным, притворным, напускным? Не думаем... Вообще, русский народ не выносит ничего напускного, показного, притворного. Он многое готов перетерпеть из боязни обнаружить фальшивые чувства. И даже настоящие свои чувства он готов скрыть, чтобы их не посчитали за фальшивые. Но вместе с тем русская душа очень сложна, в ней многое уживается: добро со злом, святость с развращенностью, как об этом свидетельствует тот же Достоевский, да и другие. Не сочувствуя большевикам в одном отношении, народ сочувствовал им в другом, например, во вражде к "господам", а также в их заботах о трудящихся классах; мог не желать возвращения старой власти, и даже не столько "царя", сколько "господ", стоявших между царем и народом - помещиков и чиновников. Несправедливо было бы утверждать и то, будто русский народ принял советскую власть совершенно пассивно. Он видел ее неправоту во многих отношениях и, в особенности, ее религиозную неправоту, три года боролся с большевиками, поддерживая добровольческое движение и считая его более законным, нежели большевизм, а может быть, не надеясь на его окончательный успех. Без народного сочувствия и поддержки добровольцы не имели бы такого значительного успеха. Ведь вся Южная Россия и значительная часть Центральной, Запад и Сибирь находились в руках добровольцев. На Севере генерал Миллер успешно боролся с большевиками. Поворот произошел, главным образом, по вине самих добровольцев, не сумевших сохранить добрые отношения с народом и злоупотреблявших своей властью. Благодаря их ошибкам большевикам удалось справиться с трудным положением и перейти в контрнаступление. Но оставим прошлое и перейдем к настоящему. Мы замечаем странное и интересное явление. Под влиянием страшной мировой войны у большевиков стал выдыхаться их интернационализм: началась национализация большевизма. Психология большевиков стала меняться в сторону национализма. Это стало заметно еще в 1938-1939 годах. Нельзя было не увидеть в этом отрадного явления. Большевики стали, по-видимому, сознавать, что их интернациональная позиция не совпадает с народной психологией, оказывается чужда и не понятна русскому национальному чувству. Мы не обвиняем их в неискренности. Но их психология стала меняться. Они почувствовали или, может быть, перестали скрывать, что их интернационализм, привезенный с Запада, чужд русскому народу, не приемлется русской душой, и постепенно сами стали переходить на почву русского здорового национализма. Уже в 30-х годах большевики стали прославлять русских народных героев - Суворова, Кутузова, Нахимова... Невозможно было вырвать из русской души чувства, воспитанные в ней историей. Начались речи о любви к Родине, о защите Родины, и лозунги интернационализма стали замалчиваться, вопреки тому что мы слышали еще в 20-х годах. Послышались речи о любви к Родине, о защите Родины, началось все большее и большее прославление и превозношение русских национальных героев. За именами Суворова и Кутузова послышались имена Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Нахимова и Корнилова. Тяжкая война с немецкими захватчиками особенно содействовала перемене большевистской психологии. Инородный элемент в большевистском возглавлении как-то сам собой стушевался. Сталин? Но какой же он инородец? Он - грузин. Грузия - на пятьсот лет православнее России. Учился он в православной семинарии; его мать - православная, пользовалась общей любовью и уважением. Он вырос в православной атмосфере. Когда началась Великая Отечественная война, все больше стали слышаться русские фамилии командующих (не то было в 1917-1918 годах). Явился орден имени Суворова, а ведь Суворов - какой же он интернационалист? Все это происходило у всех на глазах и было очевидно. Русская земля явно национализируется. Интернациональные лозунги стушевались. И государственный гимн уже не тот. Родина все больше и больше выступает на первое место. Русский народ борется уже не за торжество интернационализма, а за свою родную землю, которую он не хочет отдавать захватчикам. Война пробудила и усилила процесс восстановления русского национального самосознания. Значит ли это, что большевики меняются, что нынешняя советская власть перестала быть интернациональной, а превратилась в русское, народное национальное правительство? Предоставим судить об этом тем, кто ближе нас стоит к ней. Мы же всему этому радуемся - коммунизм, видимо, отступает перед русским национальным сознанием и даже не перед русским, а перед всероссийским и всенародным государственным сознанием, создающимся из совокупности отдельных национальных сознаний. В этом заключается огромное всенародное значение минувшей войны для русского народа и русского государства. Русский народ сумел отстоять свое национальное достояние и выгнал непрошенного гостя за пределы своего государства. Недаром сами большевики называют настоящую войну отечественной - она такова и есть - все народы русской земли она связала единым чувством общей любви к великому отечеству.

Критический момент в жизни русского народа

Мы еще раз утверждаем, что православная вера имеет право на существование в русском государстве, какой бы властью это государство не управляло. Не государственной власти, принадлежит право избирать для народа религиозный или безбожный путь. Если тысячу лет тому назад этот вопрос могла решать за народ его тогдашняя государственная власть, то теперь уже другое время - сам народ может решить, быть ему верующим или неверующим и как ему жить по своей вере. Правители государства не всегда могут правильно усмотреть и указать народу путь к его духовной жизни. И там, где уже существуют организованные религиозные общества, между ними и государством должны установиться правильные взаимные отношения. Но какое же соглашение, какие общие действия и общая духовная жизнь могут существовать между Церковью, верующей в Пресвятую Троицу и во Христа, Сына Божия, Искупителя и Спасителя человеческого рода, и между Государством, отвергающим эту веру, как пустое, глупое и вредное суеверие [1]? Конечно, никакого соглашения не может быть, а может быть только одна непрерывная борьба, как это и было в древней Римской империи, пока во главе империи не утвердилась власть, верующая в Единого Бога и во Христа. Иначе не может быть и в русском государстве. Или безбожная власть должна стать христианской, или православный русский народ должен отказаться от своей православной веры. Может безбожное правительство предоставить верующему народу свободу религиозной жизни по законам и обычаям его веры? - Конечно, нет. - Может ли верующий народ перестать верить во Христа, в Бога и жить по учению и правилам своей веры? - Тоже, конечно, нет. Отсюда для верующего русского народа остается единственный путь жизни - путь мученичества и страдания за веру, тот путь, которым триста лет шли первые христиане. Иного выхода нет: или со Христом, или против Христа. Нынешний самоотверженный подвиг русского народа в его великой и тяжкой борьбе за Родину показал, что русский народ не утратил ни любви к Родине, ни мужества, ни готовности жертвенно служить своему отечеству и умирать за него. Разве он этим своим подвигом не заслужил право свободно веровать в Бога и во Христа, жить по правилам и обычаям своей веры и воспитывать в этих правилах своих детей? Государственная власть не имеет никакого разумного основания стеснять религиозную свободу русского народа. И русский народ как народ верующий должен, конечно, решительно и твердо заявить свое право на религиозную свободу, не прибегая к насилию по примеру древних христиан, которые составляли, по свидетельству тогдашнего христианского писателя Тертуллиана, уже в III веке большинство в Сенате, и даже в армии терпеливо переносили все насилия государственной власти. Если наши предки, старообрядцы, при царях готовы были за одну букву богослужебных книг идти на страдания и смерть, в ссылку и на костер, то как же православному русскому народу не принять на себя всевозможные трудности, когда дело идет о сохранении самой веры христианской, православной. Ведь, может быть, сейчас уже наступает тот роковой час открыто исповедать свою православную веру в Бога и во Христа, о неизбежном наступлении которого предупреждал своих апостолов, а вместе с ними и нас всех, православных христиан, Господь Иисус Христос? Опыт минувшей войны показал, однако, что могут существовать - Православная Церковь и безбожное государство смогли совместно заботиться как о пострадавших от войны людях и зданиях, так и о средствах обороны и самозащиты. Их связала общая любовь к Родине, общая борьба с захватчиками. На этой почве возможен и дальнейший рост взаимного единения и сотрудничества ^

Большевистский вопрос есть прежде всего и главным образом вопрос религиозный