Нравственное Богословие

7. Адиафоры; коллизия обязанностей

Из факта свободы воли человека непосредственно следует ответственность его за свои действия. То, что человеческие действия вменяемы, значит, что он за них должен получить или награду, или наказание, смотря по своей заслуге или вине. Выражение "вменение" встречаем в книге Бытия: Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность (15:6), в книге Псалмов: Блажен муж, ему же Бог не вменит греха (31:2), - в послании к римлянам: воздаяние делающему вменяется не по милости, а по долгу. А не делающему, но верующему в Того, Кто оправдывает нечестивого, вера его вменяется в праведность (гл.4:4-5) и коринфянам: потому что Бог во Христе примирил с Собой мир, не вменяя людям преступлений их (5:19). Вменение или оценка человеческих действий совершается прежде всего внутри самого человека, в его собственной совести. Здесь человек непосредственно ощущает, что совершенные им действия составляют его неотъемлемую собственность, что суд совести или его одобряет, или осуждает. Но суд совести не непогрешим, по крайней мере, пока человек живет на земле, в состоянии неполного нравственного развития. Потому говорит апостол: я и сам не сужу о себе, ибо хотя я и ничего не знаю за собой, но тем не оправдываюсь; судия же мне Господь (1 Кор. 4:3-4). Итак, высший судия человеческих дел есть Бог, который испытует сердца и утробы (Иер. 17:10), перед очами Которого вся тварь обнажена и открыта (Евр. 4:13). Он, по слову ап. Иакова, как наш законоположник, так и судия (4:12). Но так как каждый из нас принадлежит к человеческому обществу, а в идее этого общества лежит мысль, что оно должно быть блюстителем справедливости, и, след., в праве судить наши действия и награждать или наказывать за них, то мы подлежим суду общества церковного и гражданского в лице их представителей. Выражение не судите, да не судимы будете относится к частным отношениям человека к человеку, а не к отношению человека, как члена общества, к обществу. А то, что в этом человеческом суде проявляется, в последнем основании, суд Божий, можно видеть в особенности в таинстве исповеди; здесь связываемое или разрешаемое представителем Церкви связывается или разрешается Самим Богом. Но так как и суд общества есть прежде всего суд человеческий, а все человеческое всегда несовершенно, то мы опять приходим к тому заключению, что один Бог совершенный, вполне справедливый судия. Основным правилом вменения должно быть то, что нам вменяется только совершенное самостоятельно и свободно. След., все совершаемое в период детства, когда человек по младенчески говорит, по младенчески рассуждает (1 Кор. 13:11), не может быть вменяемо ему. Потому-то св. Церковь призывает детей на исповедь только с семи лет. И гражданские законы отсылают малолетних преступников в исправительные заведения, а не в тюрьму или в ссылку. Но и взрослый человек может находиться в состоянии невменяемости. Так мы не вправе говорить о вменяемости грезящих во сне, лунатиков, помешанных и т.п., которых нравственное бытие, так сказать, связано (ср. Быт. 9:20 и д.). Хотя это положение надо несколько ограничить. Так преступление, совершенное в состоянии опьянения, - на том именно основании, что человек добровольно довел себя до такого состояния, в котором невольно совершил преступление, он повинен, если не прямо в самом действии, то за то состояние, в котором его совершил. Здесь вменение бывает посредственное. Вменяются и безнравственные сны, если они следствие безнравственной жизни. Нельзя вменять действия, которые нас насильно принудили совершить. Человек, упавший с крыши и убивший прохожего, невиновен. Или если в период христианского мученичества язычники насильно руками христиан повергали ладан в огонь идолам, или оскверняли христианских женщин, то последние были неповинны. Мученица Лукерия сказала: "над телом вы властны делать что хотите, но дух наш принадлежит Христу. Тело не оскверняется, где нет согласия воли и ума; а воли нашей вы никогда не можете привести в согласие на греховное действие; Бог смотрит на согласие воли, а не на телесное действие, производимое насилием". Также не имеет места вменение в случаях неведения закона. Господь сказал фарисеям: если бы вы были слепы, не имели бы греха (Ин. 9:41). Но по отношению ко взрослым христианам надобно сказать, что неведение их большей частью не извинительно и должно быть вменяемо совместно с действиями, совершенными в сознательном состоянии, даже при неведения. Такое именно суждение Господь высказал о фарисеях. Он говорит, что явление Его на земле и дела, которые Он сотворил, должны были вывести их из состояния неведения; и потому они не имеют извинения в грехе своем (Ин. 15:22 и д.). О рабе, неведавшем воли господина своего и сделавшем достойное наказания, Господь говорит, что и он бит будет, хотя меньше (Лук. 12:48). Язычники, по неведению поклонявшиеся идолам, не безответны, по словам апостола, так как имели возможность познать Бога (Рим. 1:19-20). И в Ветхом Завете за грехи неведения требовалось принести очистительную жертву (Лев. 5:17-19). Проследим частные правила вменения. Эти правила в настоящее время надобно знать каждому, так как любой может быть призван в присяжные заседатели и должен будет судить людей. Во-первых, надо обратить внимание на то обстоятельство, первое ли это преступление закона и одиночное ли, или закон часто нарушается этим человеком и может быть преступление одно из целого ряда противозаконных действий. Если человек в первый раз, однажды наткнулся на противозаконное действие, то вина его смягчается, если же он часто преступал закон, то виновность его увеличивается. Во-вторых, надо исследовать, вышло ли противозаконное действие из зрелого обсуждения, или оно совершено необдуманно. Необдуманный проступок не настолько тяжек, как обдуманный. В-третьих, надо узнать, не было ли совершено преступление в состоянии сильного аффекта, т.е. большего душевного возбуждения, волнения, в сильной страсти. В-четвертых, бывают случаи, когда человек находится в слишком трудных обстоятельствах, напр., в крайней нужде, в большом горе, в великом страхе: в этом случае наказание может быть смягчено. В-пятых, надобно дознать, не был ли соблазнен человек на преступление. Совершивший преступление без прямого соблазна, виновнее введенного другим человеком в преступление. В-шестых, нам вменяется не только совершенное действие, но и все его последствия (Цар. 3:11 и д., Матф. 18:6). Напр., если родители живут беспутно и беспорядочно, то им вменяется не только их собственная безнравственная жизнь, но и таковая же жизнь их детей, поскольку она есть следствие небрежного воспитания. Вообще, чем больше человек мог предвидеть пагубные следствия своих действий, тем он повиннее, а чем более эти следствия были от него скрыты, и он не мог их предвидеть, тем менее он повинен. В-седьмых, основанием для смягчения вины может послужить нерадивое воспитание, полученное провинившимся. Наконец, следует обратить внимание на признание преступника в преступлении. Можно думать, что сознавшийся в преступлении сожалеет о нем, и поэтому уже находится на пути исправления.

Адиафоры (нейтральные)

Адиафорами, или нравственно безразличными действиями называются такие действия, которые в законе ясно незаповеданы, не запрещены, т.е. они не подходят прямо ни под категорию добра, ни под категорию зла. Это такие действия, как танцы, шутки, игры, посещение театра, светская музыка, пышность в одежде, пище и питии и т.п. Область адиафор есть в особенности область тех действий и состояний, которым человек предается во время отдыха после трудов и развлечения в свободное время. Но эти действия отнюдь не безразличны. Они всегда или нравственно дурны, или нравственно хороши. Они дурны, если причиняют ущерб нравственности и когда эстетически прекрасное находится в противоречии с нравственным началом. Кто не знает, что театральные представления, танцы, игры, балы, особенно маскарады, роскошь в пище и одежде, беседы в собраниях нередко бывают такого свойства, что положительно должны быть запрещены, как разрушающие нравственную природу человека. Или с целью отдыха предаваться длительному сну, который много превосходит потребность организма. Но если указанные средства развлечения и отдыха умеренны и благородны, если они не противоречат достоинству человека-христианина, то их следует признать нравственно благими, так как они освежают наш дух, укрепляют наши силы для исполнения обязанностей, сообщают нам энергию для несения трудов. А всему, помогающему нам переносить труды и исполнять обязанности, принадлежит известная степень нравственного достоинства. Возможны и такие случаи, когда даже действия, находящиеся в непосредственном отношении к высшей цели жизни, являются в нравственном отношении безразличными. Это бывает при нравственном неведении, напр., в жизни малолетних детей. Для дитяти, в котором сознание долга и закона не развито, безразлично многое из того, что важно для взрослых, просвещенных нравственным сознанием. Но не следует забывать, что там, где нет нравственного сознания, нет и нравственности; здесь мы имеем дело с актами до-нравственности, и не может быть речи о нравственно безразличных действиях, как их понимают защитники адиафор. Если обратимся к Свящ. Писанию, то найдем, что оно даже такие действия, как еда и питье для поддержания организма, считает не безразличными в нравственном отношении. Едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию, говорит ап. Павел (1 Кор. 10:31). А творить что-либо во славу Божию - это не безразличное действие, а нравственно доброе. В другом месте апостол требует все совершать во имя Господа Иисуса Христа: все что вы делаете словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца (Кол. 3:17). В книге Апокалипсис то состояние, в котором человек ни тепел, ни холоден, т.е. безразличен, осуждается, как нравственно дурное (3:15). Осуждая фарисейское отношение свободной воли к нравственному закону, Свящ. Писание требует, чтобы любовь к добру и стремление к царству Божию проникли до самой глубины человеческой души и чтобы отсюда они распространялись на все действия человека, на все слова и движения, объединяя их в одной конечной цели и сообщая всему нравственный характер. Каждый из моментов человеческой жизни, даже самый незначительный, имеет отношение к целому. Будем ли рассматривать жизнь в длину, на ее продолжительность, или в ширину, т.е. на область деятельности, всегда действует одна и та же нравственная личность, и она повсюду ищет указанное Богом разумно-свободному существу назначение. Хотя нравственные обязанности не дробятся до такой степени, чтобы каждому моменту и движению человека соответствовала особая обязанность, но отсюда не следует, что есть моменты в жизни совсем не касающиеся нравственности, - предписания закона заменяют здесь нравственное расположение и такт, при которых нет безразличия.

Вопрос о "позволенном"

С вопросом об адиафорах связан и даже совпадает с ним, вопрос о "позволенном" или предоставленном человеку. Область позволенного есть прежде всего область тех эстетических действий (танцев, театра, игр и т.д.), которые некоторые считают нравственно греховными, другие - безразличными, а иные - позволенными (так как они в Писании ни заповеданы, ни запрещены). Позволенным именем можем назвать их и мы. Мы ограничили уже область позволенного тем, чтобы оно не заключало в себе противоестественных элементов. Теперь мы должны сделать новое ограничение в этой области, отмечая слова апостола: все мне позволительно, но не все полезно (1 Кор. 6:12), все мне позволительно, но не все назидает (10:23). Эти слова означают следующее: хотя все названные предметы, принадлежащие к области позволенного, вообще говоря, позволительны, но в частности, т.е. для известных лиц, они могут быть "не полезны", - могут не назидать человека, а портить его, и поэтому они не позволительны. Потому смотря по внутреннему состоянию личности можно решить, в какой мере каждый из нас может принимать участие в развлечениях указанного рода, и как вообще широка для него область позволенного. Что одному позволительно, то другому может быть во вред. Напр., тому, кто чувствует в себе избыток юношеских сил, - танцы подходящее развлечение; но танцевать под старость - совсем не подходящее занятие, след., танцы приличествуют юношеству. Таким образом, все те развлечения, которые тормозят нашу нравственную деятельность, должны быть признаны непозволительными. Это те действия, которые оставляют жало в нашей совести или препятствуют настроению духа, выраженному апостолом: непрестанно молитесь. Надо обращать внимание на выбор предметов для отдыха и развлечения, на индивидуальность, на возраст, на звание и состояние, на остальные обязанности, чтобы не причинить им ущерб. Можно припомнить в настоящем случае слова ап. Павла: все, что не по вере, грех есть (Рим. 14:23). Комментируя эти слова, один моралист говорит: "все то грех для меня, что не вышло из того основного убеждения, которое должно быть определяющим началом для всей моей жизни, что не находится в согласии с ним".

"Сверхдолжные" совершенства и Евангельские советы

Устранив учение об адиафорах, или нравственно безразличных действиях, мы доказали, что в области человеческой воли нет ничего слишком ничтожного и маловажного, и все действия определяются законом или божественной волей. Теперь следует доказать, что в области свободной воли нет ничего слишком высокого, что выходит за пределы нравственного закона. А между тем католики допускают последнее в учении своем о сверхдолжном совершенстве. Представляя нравственный закон в виде известного количества заповедей, копируемых человеком в своей жизни, они думают, что возможно подняться выше предписаний закона туда, где начинается сфера чистого изволения человека (проще выражаясь — произвола) и необычайных заслуг его; здесь воля Божия не может предписывать человеку, а только разве советовать. Католики ссылаются для подтверждения своего учения на различение евангельских Заповедей и евангельских советов. Основывая вообще все учение о «советах» на месте из Евангелия Луки: когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17:10), они, в частности, для обетов нищеты и девства приводят известные места из евангелия от Луки гл. 18:22 и от Матфея, гл. 19:11; 12:21, и из послания ап. Павла к коринфянам, гл. 7; 9:4. 5:14-17. На основании этих мест и в нашей православной церкви существует обет монашества. Но, по учению нашей церкви, монахи своими обетами не совершают чего-либо сверхдолжного. Евангельские советы, по нашему учению, не состоят наряду с заповедями, как нечто совершенно отличное от них, а в пределах заповедей и обязательства; и след., они также есть заповеди, но не для всех, а для известных личностей, при известных обстоятельствах. О евангельском юноше, которому Господь предлагал отказаться от имущества и следовать за Ним, мы знаем, что он опечалился и отошел от Господа Иисуса. Господь, посмотрев вслед отходящему, сказал ученикам Своим: как трудно имеющему богатство войти в Царствие Божие. След., исполнение предложенного юноше совета было для него условием достижения небесного царства; а если так, то это не был совет в обычном смысле слова для всех, а такой совет, который был сказан для этого юноши. То же следует сказать и насчет обета девства, о котором Господь Иисус Христос сказал: не все вмещают слово сие, но кому дано: могущий вместить, да вместит. Выражение дано ясно показывает, что избрание брачной или безбрачной жизни не предоставлено произволу человека, но должно основываться на индивидуальном даровании и состоянии каждого. И, след., кому сообщен дар к безбрачной жизни, но он не воспользовался им, тот должен быть обвинен подобно ленивому рабу, зарывшему свой талант. А если так, то и совет девства имеет значение заповеди, но не для всех, а для лиц к тому призванных. На это обстоятельство и у православных христиан не всегда обращается должное внимание; следствием чего бывает то, что многие лица, имеющие дар к безбрачной жизни, не поступают в монашество (считая поступление в него зависящим только от их изволения, а не от повеления Божия, которое состоит в их индивидуальности и обстоятельствах жизни). И наоборот, многие лица, не получившие этого дара, поступают в монашество (считая это зависящим от их произвола). А место из евангелия от Луки (17:10), в котором говорится о неключимом рабе, неправильно объясняется католическими нравоучителями. По их толкованию, Господь Иисус Христос называет неключимым, т.е. ничего не стоящим, незаслуженным, того христианина, который совершает только то, что обязан совершить; след., говорят, христианин может совершить больше того, чем требуется от него обязанностью. На самом же деле мысль этого евангельского места такова: что бы человек ни совершил доброго, он должен сознавать, что совершил только то, что обязан был совершить, и не может претендовать на заслугу, на сверхдолжное совершенство и награду. Если же Бог награждает нас, то Он делает это по милости Своей. И мы неключимые, т.е. незаслуженные рабы, тем более, что мы грешники и следовательно, нам надлежит просить о прощении, а не претендовать на награду. Положительное же опровержение католического учения о сверхдолжных совершенствах и выходящих за пределы долга евангельских советах заключается в заповеди о любви, которая есть венец закона. Если мы обязаны любить Бога от всей души, от всего сердца, от всего помышления, то не следует ли отсюда, что все, что бы мы ни совершили благого, будет только исполнением любви; а любовь есть не совет только, предоставленный изволению человека, а общехристианская заповедь. Надо еще принять во внимание место из послания ап. Иакова: кто разумеет делать добро и не делает, тому грех (4:17). След., если евангельские советы добро для кого-то, то неисполнение их вменяется ему в вину, оно грех для него. Таким образом, если человек находится в таком положении, при котором поступление в монашество есть для него наилучшее действие из всех возможных, то оно тогда становится для него строгой обязанностью. Если же оно для такого человека не кажется строгой обязанностью, то только потому что им не понято, что это лучшее действие из всех возможных. Кто не согласен с этим положением, тот предпологает, что человеку позволительно избирать худшее. В том обстоятельстве, что воля Божия не всех обязывает к одинаковому способу ее осуществления, и что не всегда сразу бывает ясно для каждого, в чем состоит благая, угодная и совершенная воля Божия по отношению к нему (Рим. 12:2), заключается объяснение смысла слова «совет», в отличие от слова заповедь. Истинная сторона католического учения состоит в том, что каждый должен «советоваться» с самим собой и с другими. Но это совещание должно быть направлено только на то, чтобы исследовать волю Божию, которая должна быть непременно исполнена в данном случае; однако это последнее обстоятельство не принято во внимание католиками. Но исправляя католический взгляд на евангельские советы и проистекающие отсюда следствия, мы не можем оставить без внимания и протестантский взгляд на этот предмет. Протестанты не признают монастырей и монашеский образ жизни, они не хотят знать таких учреждений, которые состоят из лиц, посвятивших себя высшей религиозно-нравственной жизни, сделавших для себя заповедями такие евангельские советы, как безбрачие, нестяжательность и отречение от своей воли. Но если среди христиан есть лица, которые по своим индивидуальным дарованиям делают для себя заповеди из евангельских советов и которые промыслом Божиим направляются на такой путь жизни, то отсюда само собой следует, что эти лица составят особый круг в среде христианского общества и будут жить особыми общинами, в монастырях. Монастыри не создавались искусственно, но они сами возникали вследствие стремления некоторых лиц к высшей духовой жизни. Этот взгляд подтверждается историей. Следовавшие евангельским советам вначале жили разъединенно, скрываясь в пустынях, пещерах и других уединенных местах. Впоследствии, в силу естественного стремления человека к сожительству с подобными себе они соединились в общины и основали монастыри. А что безбрачной и вообще подвижнической жизни их принадлежит высшее нравственное достоинство — это будет объяснено и доказано дальше.

Коллизия обязанностей, казуистика

Хотя долг каждого человека один, но он подразделяется на множество обязанностей. Путем исполнения этих обязанностей, каждый из нас исполняет свой долг, а вместе с тем - нравственный закон. Наша задача состоит в том, чтобы расположить гармонично и своевременно выполнение этих обязанностей, чтобы каждая имела свое время и они между собой не сталкивались. Однако в нашей жизни, где грех произвел расстройство и беспорядок, такое столкновение часто происходит; оно называется коллизией обязанностей. В этом случае человеку надо в одно и то же время исполнить две обязанности (что невозможно), или исполнением одной обязанности нарушить другую. Напр., Ирод поклялся дать плясунье все, что она попросит; она попросила главу Иоанна Крестителя. Здесь, очевидна, коллизия двух обязанностей: обязанности соблюсти клятву и обязанности не причинить безвинно смерти человеку. Или напр., в дом забежал человек, преследуемый убийцей, и умоляет скрыть его; я его скрыл. В этом случае мне предстоит или сказать неправду, заявив, что этого человека здесь нет, или же выдать преследуемого, нарушив обязанность любви к ближнему, поступив безжалостно. Или случай о таких детях, родители которых живут в разладе, отец запрещает то, что мать повелевает, и наоборот: здесь коллизия обязанности повиновения отцу и обязанности повиновения матери. В средние века образовалась целая "наука" - казуистика, поставившая себе задачей разрешать сомнительные и запутанные случаи совести. Но со временем эта "наука" потеряла доверие вследствие искусственности и непригодности ее для жизни и даже развращающего влияния на общество. Казуисты старались предусмотреть всякий случай нравственной жизни (даже не встречавшийся) и создать для него правило. Выполнение такой задачи невозможно и излишне. Да и занимались они часто такими предполагаемыми случаями, о которых лучше бы умолчать. Остатки казуистики можно найти в современном католическом нравоучении. Протестантские же богословы решительно заявляют, что нравоучение не имеет никакого дела с казуистикой; по их мнению, во всяком сомнительном случае решать дело должна единственно совесть человека, его моральный кодекс, и никаким правилам тут нет места. Мы же, православные, избрали средний путь; он и есть истинный путь. Прежде всего, надо заботиться о предупреждении коллизий, и в особенности таких, в которых мы сами виноваты. Напр., человек не исполнил срочной работы, и в следующее время произойдет столкновение двух работ: прошедшей и настоящей. Для избежания подобных коллизий надо время распределять целесообразно. Надо все делать в свое время (всему час и время всякой вещи под небом, говорит Екклезиаст 3:1), тогда все обязанности будут находиться в гармонии между собой, и время нам не будет казаться ни слишком длинным и скучным, ни слишком коротким для выполнения необходимого. Надо также следить за тем, чтобы ложную коллизию не принять за действительную, т.е. столкновение обязанности со склонностью. Напр., жадный к деньгам прикрывает свою страсть обязанностью заботиться о семье; склонный к воровству оправдывается недостатком насущного хлеба и т.д. К тому же классу кажущихся коллизий принадлежат случаи между обязанностями права и обязанностями любви. Напр., один католический священник воровал кожу, чтобы шить бедным сапоги. Это уже случай заблуждения или, по выражению ап. Павла, обольщения человека, воображающего, что можно благотворить неимущим, нарушив права имущих. Названный католик не обратил внимания на слова ап. Павла: кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделить нуждающемуся (Еф. 4:28). В случаях же действительной коллизии надо руководствоваться следующими правилами. Во-первых, обязанности, предметы которых высшего свойства, надо предпочитать тем, которые свойства низшего. Потому мученики приносили в жертву свою жизнь, т.к. главной обязанностью для них было сохранить правду и веру. По этому же правилу мы обязанность сострадания к животным приносим в жертву обязанности развивать науку (когда производим эксперименты над животными ради интересов жизни человека). Это же правило имеет в виду ап. Павел, когда говорит: Повиноваться подобает Богу, больше нежели людям (Деян. 5:29; 4:19). Во-вторых, надо предпочитать более широкие обязанности более узким. Этому правилу следует воин, когда оставляет семью и идет служить отечеству, которое есть более широкая группа, чем семейство. Такому же правилу следуем и мы, когда жертвуем своими интересами ради спокойствия и благополучия других. В-третьих, возможен случай столкновения высоты обязанности с ее шириной. В этом случае широта обязанности должна быть принесена в жертву высоте обязанности. Напр., семья и отечество шире по объему индивидуальной личности, и потому индивидуум должен жертвовать собой ради них; но семья и общество не вправе потребовать от индивидуума поступить бесчестно, пожертвовать своей честью (совершить кражу, нарушить клятву) ради сохранения жизни и благополучия семьи или отечества. Имея в виду последние два правила, можно обсудить, что есть истинного и что есть ложного в совете Каиафы, данном иудеям, "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб" (Ин. 11:50). Мы не утверждаем, что эти правила дают точные указания для всех случаев коллизий; таких точных указаний не существует. Каждый индивидуальный случай требует особого обсуждения и решения. Правила служат для изощрения совести и для приобретения нравственного такта. Решать вопросы должны совесть и такт - чувства, навыком приученные к различению добра и зла (Евр. 2:14). Чем чище и совершеннее совесть человека, тем вернее будет решение вопроса. Чем больше человек заботится о приобщении того духовного снаряжения, о котором ап. Павел говорит в послании к ефесянам (6:10-17), тем удачнее будет он поступать в каждом данном случае. Бодрствование и молитва имеют значение и здесь. Кто водится духом Божиим (Рим. 8:14), тот выйдет победителем из самых запутанных обстоятельств. Из евангельских сказаний мы знаем, что для Господа Иисуса Христа не существовало никаких коллизий. Самые хитросплетенные речи фарисеев разрывались, подобно паутине, перед Его всесветлым взором и чистым намерениям (Матф. 22:15 и д.). След., истинный ученик и последователь Христов может надеяться на благополучное разрешение коллизий и на сохранение чистоты и спокойствия совести. Если же ему случится иногда из-за исполнения одной обязанности не выполнить или отодвинуть на время в сторону другую, то его успокоение состоит в мысли, что это не по нежеланию, а по невозможности одновременно исполнить две обязанности. Намерение же его то, чтобы всегда целесообразно сочетать все обязанности.

8. Иисус Христос - образец нравственной жизни

Черты нравственного совершенства Иисуса Христа

Для преуспевания в нравственной жизни недостаточен отвлеченный закон, нужен еще конкретный пример такой жизни. Мы имеем такой образец в Боге: будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершен есть (Матф. 5:48); но нам нужен еще такой пример, который выполнил бы требования и осуществил нравственный идеал, в тех условиях, в которые поставлены мы. Такой образец вселяет в нас веру в возможность истинно-нравственной жизни на земле, привлекает нас к добродетели и пролагает путь к такой жизни. Таковой образец мы имеем в лице воплотившегося и пожившего на земле Господа Иисуса Христа. В Свящ. Писании есть немало мест, призывающих нас к подражанию Христу. Напр., в послании ап. Петра читаем: Христос пострадал за нас, оставив нам пример, чтобы мы шли по следам Его (1 Пет.2:21). Кто говорит, что пребывает во Христе, должен поступать, как Он поступал (1 Ин.2:6). Ап. Павел призывает христиан иметь те же чувствования, какие были во Христе: ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе (Фил. 2:5), не угождать себе, как и Христос себе не угождал (Рим. 15:1-3), ходить в любви, как и Христос нас возлюбил (Еф. 5:2), взирая на начальника и совершителя веры Иисуса (Евр.12:2). Сам Господь сказал Своим ученикам после умовения ног: Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам (Ин.13:15); и на любовь Свою указывает, как на пример любви их друг к другу: да любите друг друга, как Я возлюбил вас (Ин. 15:12). Присматриваясь к образцовому значению для нас жизни Иисуса Христа, находим, что Он осуществил в Своей жизни высочайшую нравственную свободу и совершенную любовь. Эта свобода выразилась в отсутствии в Нем греха и ощущения греховного бремени, в гармонии Его характера, исключающей страсти и всякие увлечения, и во владычественном и независимом отношении к миру. В сознании полной свободы от греха Он говорит: кто из вас обличит Меня в неправде? (Ин. 8:46) или идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего (Ин. 14:30). Как безгрешного (хотя искушаемого), его не тяготила совесть и не возбуждала в Нем сознания разъединения с божественной волей. Гармоничный характер Господа Иисуса исключал одностороннее преобладание в Нем одной какой-либо стороны человеческой личности. Напр., мы различаем мужские и женские характеры, с преобладанием отличительных свойств. Во Христе Спасителе же мы видим гармоничное сочетание мужских совершенств, именно - несравнимой борьбы, побеждающего мир героизма, и женских - мягкосердечия, безграничной преданности, крайнего терпения, беспредельного послушания. Мы различаем характеры замкнутые и созерцательные, и открытые и деятельные, или практические. Во Христе же Спасителе видим гармоничное соединение созерцания и практической деятельности. А отсутствие в Господе Спасителе увлечений и страстей видим из того, что в Нем никогда не превозмогает одно какое-либо душевное состояние и не преобладают другие. Напр., глубокая скорбь скоро сменяется в нем душевной радостью, радость тотчас же растворяется печалью (Мк. 14:8-9); гнев смягчается состраданием, а сострадание переходит в гнев (Матф. 23:39); среди унижения Господь Спаситель никогда не забывает Своего царственного величия; и среди величия всегда сознает, что Он принял зрак раба и пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить другим. Отвергая в Господе Спасителе присутствие страстей, мы утверждаем, что в Нем было только одушевление и сильное желание выполнить Свое предназначение на земле. Потому говорит Он: огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся (Лук. 12:49). Имея нравственную свободу в Самом Себе, Господь Иисус Христос столь же свободен во всех Своих отношениях к окружающему миру. Напр., Он постится, но Он "есть и пьет", когда находит это нужным. Он находится вне семейных отношений, но Он принимает приглашение на брак. Он не имеет где главы преклонить, но Он никогда не просит ни у кого милостыни. Он считает Себя свободным от уплаты подати на храм, однако уплачивает подать, находя это нужным для Своей цели. Фарисеи искушают его, хотят уловить в нарушении Моисеева закона, в возмущении против царской власти, но Он единым словом обличает все их козни и выходит из искушения победителем. Народ восторгается и хочет провозгласить Его царем, но Он выше всякого земного чествования.