On the eve of confession
Сюда относятся все вразумления, которые произошли после падений и внезапной смерти сильных и великих мира сего. Так посрамление мира унижает его перед лицом его приверженцев, обличает его бессилие, и этим отвращает от него и дает смелость противостоять ему.
Наконец, нередко мир сам вытесняет и изгоняет из себя именно тем, что не удовлетворяет или обманывает ожидания. Человек ищет счастья, а в мире счастье - это только слава, честь, власть, богатство, утехи, но ничто подобное не удовлетворяет ищущего. Рассудительный скоро замечает обман и берется за ум. Блудный сын в притче говорил: Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я же умираю от голода. Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: "Отче! Я согрешил против неба и пред тобою" (Лк. 15, 17 - 18). На примерах святых угодников Божиих мы видим, что многие из них, разглядев суету и мятежность мира, удалялись от него и решительно посвящали себя Богу.
Еще одни узы духа исходят от сатаны и ангелов его. Они невидимы и большей частью совпадают с узами самоугодия и мира, которые сатана укрепляет своим влиянием и через них держит ум в помрачении. Но есть также и нечто, непосредственно исходящее от сатаны. От него исходит некоторая неопределенная робость и боязнь, смущающая душу грешника в любое время, а тем более тогда, когда он задумает доброе. Это можно сравнить с тем, как господин грозит слуге, когда тот начинает что-либо делать не по его воле и планам. От сатаны - разные козни духовные, как-то: у одних чрезмерная надежда на милосердие Божие, не имеющая прочных оснований, не отрезвляющая, а все более усугубляющая грехолюбие; у иных, напротив, отчаяние; у иных - сомнение и неверие; у иных - са-моуверенность и самооправдание, заглушающее всякое чувство раскаяния.
Да, многое исходит прямо от сатаны, хотя определить это трудно. Но и все греховное надо относить к нему, как к источнику, ибо он князь грешного мира.
Одна из его хитрых уловок - скрывать себя, наводить на грешников уверенность в том, что его нет. Вследствие этого он со свирепостью самовольничает в грешной душе, перекладывая внушаемые им греховные стремления на природу и вызывая ропот на Бога, будто бы запрещающего
естественное и повелевающего то, что не хватает сил выносить.
Вразумляющая Божественная благодать нередко избавляла грешников от челюстей ада посрамлением сатаны. Она выводила его на позор и предавала осмеянию, обнажая его бессилие и глупость и разоблачая его хитрости. Так постыдился он в лице Симона-волхва, священномученика Киприана и многих других. Все такие случаи сопровождались обращением и вразумлением немалого числа ослепленных. Во дни пребывания Господа на земле бесы, источник неверия и сомнений, становились проповедниками веры. И святые мученики часто заставляли силой Всемогущего Бога и отца, и детей лжи (Ин. 8, 44) говорить истину через идолов в капищах.
Такое раскрытие козней лукавого приводит грешника к уверенности в том, что он находится в злобных и вражеских руках, что его дурачат во вред ему, обманным и мрачным путем ведут к погибели и хотят ей порадоваться. Это неминуемо рождает чувство опасения за свое собственное благо, осторожность, подозрение, отвращение к хитрецу и к его изобретениям - порокам и страстям, ко всей прежней жизни. Отсюда уже недалек переход к источнику истины, добра и блаженства - Богу.
Вот пути и способы, которыми воздействует Божественная благодать на дух человека, исторгает его из уст несвойственной ему жизни и лицом к лицу показывает другую, лучшую жизнь, ту, в которой его ожидают радость и покой.
11. Извлечено в сокращении из книги "Путь к спасению" свт. Феофана Затворника. С. 145 - 146. См. также книгу "Уроки и примеры христианской любви" свящ. Григория Дьяченко. Изд. 3. С. 214 - 216
12. См. С. 86 настоящего издания, о преподобномученице Евдокии.
Всепрощение — внешняя одежда христианской любви
13
На вопрос св. апостола Петра: "Сколько раз должно прощать брату, до семи ли раз?" - Господь, видя такое короткое человеческое терпение и применяя Свое долготерпение к нашим немощам, определил: "Не семь раз, а семьдесят раз по семь" (см. Мф. 18, 21 - 22). Это то же, что сказать: "Всегда прощай и не думай не прощать".