Одним из сильных возражений против того, что воскресение Иисуса Христа на самом деле совершилось, служил некогда вопрос: "Если Иисус Христос действительно воскрес, то почему Он, вместо того, чтобы явиться своим ученикам, не явился своим судьям и всему иерусалимскому народу как воскресший из мертвых, как святой, оправданный Богом и прославленный своим воскресением?" Удивительная мудрость Спасителя и верность взгляда, проявлявшаяся в каждом Его слове, в каждом Его поступке, выказывается и в той тайне, которой Он окружил от неверующего мира свое величие. Торжественное явление воскресшего Иисуса Христа иерусалимскому народу и Его судьям было бы несогласно ни с Его смиренным характером, всегда чуждавшегося всяких шумных свидетельствований о Себе. Ведь Он хотел, чтобы неверующий мир был приведен к Богу только религиозным и нравственным могуществом слова и духа евангельского, спасительной верой в царствие Божие, которое приходит не с шумом и блеском, а неприметным внутренним образом (Лк. 17: 20 - 21).

Вера по принуждению не есть вера. Пр ичем злоба врагов Иисусовых вполне устояла бы в своем неверии и после явления воскресшего Христа. Он могли бы сказать, что явившийся или не умирал, или ожил не божественной силой. Кроме того, такое явление могло бы восстановить народ против духовной власти, повлечь за собой вмешательство римского правительства - и мирное основание христианскои Церкви сделалось бы невозможным.

Наконец, в том, что Иисус Христос действительно воскрес, сомневаются из-за незначительных разногласий в евангельских сказаниях об этом событии. Но в этих разногласиях евангелистов видно только то, что встречается всегда и везде, если только свидетели передают какое-нибудь важное происшествие, произведшее глубокое впечатление на умы. В таком случае они не передают фактов ясно, дипломатически, с объективной точки зрения, но каждый рассказчик обыкновенно примешивает к рассказу свои личные впечатления. А какое впечатление может сравниться по своей силе с тем, которое испытали апостолы, узнавшие о воскресении своего возлюбленного Господа и Учителя?

Понятно, что свидетели воскресения Господа, под влиянием объявшего все существо их глубокого чувства радости, были даже не в состоянии усмотреть и запомнить в точности все обстоятельства этого радостного события. Потому и произошло, естественно, то, что в передаче этих обстоятельств должны были оказаться некоторые разногласия. Частные разногласия евангельских повествований о воскресении Иисуса Христа, при согласии их в общем и существенном, служит лучшим и яснейшим признаком отсутствия всякого преднамеренного вымысла, нарочито взаимного соглашения со стороны апостолов относительно воскресения Иисуса Христа.

Что сказала бы новейшая критика, если бы в исторических памятниках, которые мы имеем, существовало полнейшее согласие? Какое торжество было бы для нее в этом случае! Тогда сказали бы, что наши евангелия не отражают личного характера их писателей, с уверенностью стали бы утверждать, что это согласие не что иное, как явное выражение мифа, выдуманного Церковью.

Когда мы слышим и поем торжественную и радостную церковную песнь, многократно воспеваемую в светлые пасхальные дни, - песнь, выражающую всю сущность нашей веры: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав", - тогда все существо наше отзывается на нее невыразимо сладостным и трепетным предчувствием невечернего дня Царствия Христова, вечной жизни в блаженном общении в Победителем и Упразднителем смерти.

Как Христос "воистину воскресе", так воистину воскреснем и мы. Воскресение Иисуса Христа описано верными свидетелями; оно допоказывается всей историей христианства. Как же неверующие говорят, что не будет воскресение мертвых? Христианство есть религия воскресшего Бога, умертвившего смерть. Настоящая смерть есть только неизбежный переход к бессмертию: То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет (1 Кор. 15:36). 63

60. Ориген. Против Цельса. Кн. 2, 55.

61. Насколько известно, один только Реймар, автор "Вольфенбиттельских фрагментов", разделял с иудеями эту нелепую мысль.

62. Вот как высказывается Штраус против гипотезы о летаргическом сне Иисуса Христа: "Вышедший из гроба полумертвый, ходящий в болезненном виде, нуждающийся во врачебных пособиях, перевязках и уходе за собой и, наконец, изнемогающий от томительных страданий человек никак не мог бы произвести на учеников то впечатление победителя смерти и владыки жизни, которое послужило основанием всей дальнейшей их деятельности.

Такое возвращение только ослабило бы то впечатление, которое Иисус производил на учеников в жизни и смерти. Оно исторгло бы у них в высшей степени плачевные вопли, но никак не могло бы превратить их скорбь в воодушевление и уважение к нему довести до обожания". Однако ничуть не лучше и гипотеза визионерства, которую принимает сам Штраус, рассуждающий, казалось бы, так здраво и основательно. Мы не станем спрашивать его о том, каким образом призрак, созданный болезненно возбужденным воображением учеников Христовых, мог вкушать пищу перед ними, показывать им свои руки и ноги, давать осязать свои раны, беседовать с ними о Царствии Божием в продолжение сорока дней. Все это Штраус считает легендами, сочиненными впоследствии.

Поэтому нам остается спросить его: неужели и те пятьсот братий, которым, по словам апостола Павла, явился воскресший Иисус (1 Кор. 15:6), подверглись все одновременно одной и той же галлюцинации; и если так, то по каким же физическим и психическим законам могло это случиться? Каким образом сам Павел, не являвшийся прежде учеником Иисуса и потому не заинтересованный лично в Его воскресении, несколько лет спустя неожиданно подвергается той же самой галлюци-нации, которая была у первых проповедников воскресения? Более того, Павел увлекся ею до того, что даже стал апостолом мнимо воскресшего Христа (1 Кор. 15:8; ср. Деян. 9:4 и далее).

Наконец, почему всех этих визионеров, разглашающих неслыханную до тех пор вещь, ни разу не повели к гробу Христову, чтобы, указав на лежащий там труп, сразу рассеять их иллюзию, что весьма легко и естественно было бы сделать при самом первом появлении их видений? Зачем же дали этой иллюзии возможность все более распространяться и крепнуть до того, что она сделалась непоколебимой верой, готовой идти на смерть, и произвела глубочайший нравственный переворот в человеческой мысли и жизни, или, как выражается апостол, победила мир (1 Ин. 5:4). 63

63. В этих словах великого апостола заключается прекрасная, полная глубокого смысла аналогия бессмертия человека, взятая из естественной жизни. Посеянные зерна, сгнивая в земле, сохраняют нетленным свой росток - зародыш будущего растения, совершенно сходного с тем, которое произвело его.