Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

жизни, не просто в общих словах, но в конкретном призвании: он значителен,

она значительна; как бы это мне ни было непостижимо, есть кто-то, для

кого его смерть, ее страдание— острая боль и подлинная

трагедия.

В отношениях между медиком и пациентом есть и другая сторона, которая также

связана с чувством сострадания, человеческой солидарностью, с благоговением к

его личному, единственному, неповторимому существованию. Это то, как пациент

отдает себя в руки врача. Тут есть элемент, который представляется мне очень

важным. Врач— это человек, у кого есть сознание значимости и, я бы

сказал, священности человеческого тела. Пока мы здоровы, мы думаем о себе как о

существах духовных. Конечно, у нас есть тело, которое позволяет нам

передвигаться из одного места в другое, действовать, наслаждаться жизнью; мы

обладаем пятью чувствами, у нас есть сознание, чувствительность— и все

это мы рассматриваем в терминах нашего духовного бытия. Мы принимаем свое тело

как нечто само собой разумеющееся, в каком-то смысле мы им пользуемся, как

только можем, но никогда не думаем о нем (или думаем очень редко) как о

партнере, равноправном с душой. Однако когда это тело слабеет, когда болезнь,

боль поражают наше тело, тогда мы внезапно обнаруживаем, что мое тело—

это я сам. Я— не мое смятенное сознание, не мои чувства, полные тревоги,

я— то тело, которому теперь грозит гибель, которое полно боли. Болезнь

эта— не обязательно рак, мы можем лезть на стену от зубной боли. Я

однажды попробовал вести себя аскетически или героически: у меня разболелся

зуб, и я решил, что буду просто терпеть— разве я не чисто духовное

существо? Мой чистый дух терпел боль в течение дня все с бльшим трудом,

затем настала ночь, и я не мог спать. Как ни странно, мой возвышенный дух не

спал из-за моего жалкого тела. И около двух часов ночи я порылся в ящике с

домашними инструментами и вырвал свой зуб клещами, которые обычно служили для

вытаскивания гвоздей.

В тот момент я осознал, что странным образом мое тело и мое «я» можно было

отождествить, они необычайно близки одно другому. Разве тот, кто болен—

каждый из нас, все мы,— не обнаруживает, какое большое значение имеет

наше тело? Что— если это тело разрушается, что— если оно становится

непристойной, отвратительной, разлагающейся массой плоти и костей? Подумайте о

проказе, подумайте о многих других заболеваниях, которые могут превратить наше

тело в нечто отталкивающее, отвратительное. А затем подумайте о том, как вы