Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
человеческое тело: что это не просто материальная оболочка для нашего
возвышенного духа, что тело— это и есть мы; и это настолько верно,
что, если нет этого тела,— где я?
Все это лежит в основе чисто человеческого отношения врача. Но существует
множество проблем, прямо связанных с медицинской этикой. Я хотел бы
остановиться на двух вопросах. Один из элементов клятвы Гиппократа, или старой
врачебной клятвы, гласит, что врач будет сохранять жизнь и облегчать страдания
больного. Практически вплоть до последней войны не возникало проблем
относительно пределов деятельности врача. Лишь после войны ситуация вышла
из-под контроля в том смысле, что сейчас мы располагаем лекарствами и овладели
хирургическими и иными приемами, позволяющими унимать страдание до ранее
недоступных пределов, успокаивать душевные муки и боль и продлевать жизнь. Так
вот: до какого предела мы вправе зайти в этом направлении? Позволительно ли и
возможно ли идти в этом направлении до бесконечности, или же есть критерии, которые
позволят нам (или заставят нас) войти в сотрудничество со страданием и смертью?
Я поясню слово «сотрудничество» одним примером.
Некоторые из вас, возможно, читали книгу Акселя Мунте, очень популярную в
тридцатые годы книгу о Сан-Микеле20.
Я читал ее давно и не могу вспомнить в деталях то, что хочу изложить вам, но
суть вот в чем. Когда автор был молодым студентом-медиком в парижском госпитале
Отель-Дьё (где и я начинал свое медицинское образование), сначала у него было
впечатление, что суть медицины— в борьбе между врачом и его врагом:
смертью. Смерть надо победить, смерть надо ненавидеть, смерть нельзя принять,
ей надо противостоять любыми средствами. А затем, наблюдая за врачами, и
особенно, возможно, за сестрами, он обнаружил в том, что касается пациента,
гораздо более тонкое взаимоотношение между врачом и смертью. Есть период, когда
можно бороться за жизнь, надежда велика, медицинские средства обнадеживают в
большей или меньшей степени, и, действительно, надежда порой оправдывается. Но