Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
его жизнь. Опыт показал мне (и я должен с грустью сказать, что мой опыт
умирающих велик— в семье и вокруг, в годы войны, в годы обучения и работы
в госпиталях, а также за все годы моего священства), что два рода людей
спокойно встречают смерть. Они сравнительно редки. Это истинно верующие и
искренние неверующие. Не могут смотреть в лицо смерти полуверки или те, кто
верит на четвертушку, люди незрелые, люди, которые не верят в жизнь, в
вечность, в Бога, но в то же время не уверены, что умирание означает полное
уничтожение. Если бы можно было думать о смерти в терминах полного уничтожения,
небытия, проблемы в каком-то смысле не было бы. Но беда в том,
затруднение в том (вы ведь знаете, насколько ход мыслей в нашем сознании бывает
лишен логики), что многие люди думают: да, но как ужасно будет обнаружить, что
меня больше нет… Вы смеетесь, но спросите себя, насколько вы бываете логичны в
других областях и насколько вы уверены, что сами, думая о смерти— не
чьей-то, а своей собственной,— не чувствуете, что будет ужасно впасть в
небытие и увидеть: я— пустота, от меня ничего не осталось…
Разумеется, с точки зрения логики это абсурд, но очень многое в нашей жизни
абсурдно. Люди неверующие, по-настоящему уверенные в полном своем уничтожении,
могут умирать— я это видел, а также люди, которые встречаются со смертью
в момент, в ситуации, которая придает смысл их смерти. Я вам дам пример. Мотивы
его я похвалить не могу, но он хорошо иллюстрирует именно это отношение. Во
время боев в 1940году я был на фронте, принимал раненых, и мне сказали, что
в углу нашей палатки двое умирающих немцев. Поскольку я говорю по-немецки, меня
попросили сказать им несколько слов, чтобы им было не так одиноко умирать. Они
были до того изрешечены пулями, что это не поддается описанию. Я обратился к
одному из них и, просто чтобы что-то сказать, спросил: «Очень страдаешь?» Он на
меня посмотрел угасающим взором и ответил: «Я не чувствую страдания— мы
же вас бьем!» Я не хочу сказать, что причина, по которой он забыл о собственных
страданиях, хороша сама по себе, но так же сказали бы мученики, так же сказала