тогда все мужчины вылезали, и белые, европейцы, люди знатные шли рядом с

поездом, а люди менее знатные толкали. И когда его протолкнут через эту

горбинку, можно было снова садиться в поезд и даже очень благополучно доехать,

что было, в общем, очень занимательно и большим событием: ну подумайте—

пятнадцать километров железной дороги!

Затем, когда мне было лет семь, я сделал первое великое открытие из

европейской культуры: первый раз в жизни видел автомобиль. Помню, бабушка

подвела меня к машине, поставила и сказала: «Когда ты был маленький, я тебя

научила, что за лошадью не стоят, потому что она может лягнуться; теперь

запомни: перед автомобилем не стоят, потому что он может пойти». Тогда

автомобили держались только на тормозах, и поэтому никогда не знаешь, пойдет

или не пойдет.

В Персии на первых порах у меня была русская няня; потом был период,

примерно с 1918 по 1920год, когда никого не было— бабушка, мама;

были разные персы, которые научили ездить верхом на осле и подобным вещам. Из

культурной жизни ничего не могу сказать, потому что не помню, в общем, ничего.

Было блаженное время— в школу не ходил, ничему меня не учили,

«развивали», как бабушка говорила. Бабушка у меня была замечательная, она

страшно много мне вслух читала, так что я не по возрасту много «читал» в первые

годы: «Жизнь животных» Брема, три-четыре тома, все детские книги, какие можно

себе представить. Бабушка могла читать часами и часами, а я мог слушать часами

и часами. Я лежал на животе, рисовал или просто сидел и слушал. И она умела

читать: во-первых, она читала красиво и хорошо, во-вторых, она умела сделать

паузу в те моменты, когда надо было дать время как-то отреагировать;

периодически она переставала читать, мы ходили гулять, и она затевала

разговоры, о чем мы читали: нравственные оценки, чтобы это дошло до меня не как

развлечение, а как вклад, и это было очень ценно, я думаю.

В 1920году мы начали двигаться из Персии вон: перемена правительства,