солдатиков, помню маленький конструктор; помню, в Париже продавали тогда

маленькие заводные sidecars, мотоцикл с коляской,— такой был. Помню

первую книгу, которую я купил сам,— «Айвенго» Вальтера Скотта, «выбрал» я

ее потому, что это была единственная книга в лавке: малюсенькая лавка и

единственная детская книга. Бабушка решила, что мы можем себе позволить купить

книжку, и я отправился; продавщица мне сказала: о, ничего нет, есть какая-то

книжка, перевод с английского, называется «Иваноэ» (это французское

произношение «Айвенго»),— и посоветовала не покупать. И когда я вернулся

домой бабушке рассказать, она говорит: немедленно беги покупай, это очень

хорошая книга. До этого мы еще в Вене с бабушкой прочитали, вероятно, всего

Диккенса. Позже я разочаровался в Диккенсе: он такой сентиментальный, я тогда

не замечал этого, но это такой шарж, такая сентиментальность, что очень многое

просто пропадает. Вальтер Скотт— неровный писатель, то есть он

замечательный писатель в том, что хорошо, и скучный, когда ему не удается, а

эта книга мне тогда сразу понравилась. Ну, «Айвенго» такая книга, которая не

может мальчику не понравиться.

Боялся ли я чего-то в детстве? Диких зверей просто не было случая особенно

бояться. Бывали кабаны у нас в Персии, они были в степи, заходили в сад, бывали

другие дикие звери, но они по ночам рыскали, а меня все равно ночью из дома не

пускали, поэтому ничего особенно страшного не было. А темной комнаты я боялся,

но я не скрывал таких вещей. С одной стороны, надо мной никогда не смеялись ни

за какие страхи, ни за какие предрассудки, детские свойства, а отец в те

периоды, когда мы были вместе, во мне развивал мужественные свойства просто

рассказами о мужественных поступках, о том, какие были люди, и поэтому я сам

тянулся к этому. Не к какому-то особенному героизму, а к тому, что есть такое

понятие— мужество, которое очень высоко и прекрасно, поэтому

мальчиком я себя воспитывал очень много в дисциплине. Когда я начал уже больше

сознавать, когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, я в себе воспитывал