разошлась, распалась) я попал в другую организацию, которая называлась «Витязи»

и была создана Русским Студенческим Христианским Движением92, где я пустил корни и где остался. Я, в

общем, никогда не уходил оттуда— до сих пор. Там все было так же, но были

две вещи: культурный уровень был гораздо выше, от нас ожидали гораздо большего

в области чтения и в области знания России, а другая черта была—

религиозность, при организации был священник, и в лагерях была церковь. И в

этой организации я сделал ряд открытий. Во-первых, из области культуры (похоже,

все мои рассказы о культуре мне в стыд и осуждение, но ничего не поделаешь).

Помню, однажды у нас в кружке мне дали первое задание— думаю, мне было

лет четырнадцать— прочесть реферат на тему «Отцы и дети». Моя

культурность тогда не доходила до того, чтобы знать, что Тургенев написал книгу

под таким названием, поэтому я сидел корпел и думал, что можно сказать

на эту тему. Неделю я просидел, продумал и, конечно, ничего не надумал. Помню,

пришел на собрание кружка, забрался в угол в надежде, что забудут, может быть,

пронесет. Меня, конечно, вызвали, посадили на табуретку и сказали: ну? Я

посидел, помялся и сказал: «Я всю неделю думал над заданной мне темой…»—

и замолчал. И в наступившей тишине прибавил: «Но я ничего не придумал». Этим

кончилась первая лекция, которую я в жизни читал.

А затем, что касается Церкви, то я был очень антицерковно настроен из-за

того, что я видел в жизни моих товарищей католиков или протестантов; Бога для

меня не существовало, а Церковь была чисто отрицательным явлением. Основной мой

опыт в этом отношении был, может быть, такой. Когда мы оказались в эмиграции в

1923году, Католическая Церковь предложила стипендии для русских мальчиков

и девочек в школы. Помню, мама меня повела на «смотрины», со мной поговорил

кто-то и с мамой тоже, и все было устроено, и мы думали, что дело уже в шляпе.

И мы уже собрались уходить, когда тот, кто вел с нами разговор, нас на минутку

задержал и сказал: «Конечно, это предполагает, что мальчик станет католиком». И

я помню, как я встал и сказал маме: «Уйдем, я не хочу, чтобы ты меня