Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

читал.

Когда я решил кончать самоубийством, за мной было: эти какие-нибудь две

фразы моего отца, что-то, что я улавливал в нем, странное переживание этого

священника (непонятная по своему качеству и типу любовь)— и все, и ничего

другого. И случилось так, что Великим постом какого-то года, кажется,

тридцатого, нас, мальчиков, стали водить наши руководители на волейбольное

поле. Раз мы собрались, и оказалось, что пригласили священника провести духовную

беседу с нами, дикарями. Ну, конечно, все от этого отлынивали как могли, кто

успел сбежать, сбежал, у кого хватило мужества воспротивиться вконец,

воспротивился, но меня руководитель уломал. Он меня не уговаривал, что надо

пойти, потому что это будет полезно для моей души или что-нибудь такое, потому

что, сошлись он на душу или на Бога, я не поверил бы ему. Но он сказал:

«Послушай, мы пригласили отца Сергия Булгакова, ты можешь себе представить, что

он разнесет по городу о нас, если никто не придет на беседу?» Я подумал:

да, лояльность к моей группе требует этого. А еще он прибавил замечательную

фразу: «Я же тебя не прошу слушать! Ты сиди и думай свою думу, только будь

там». Я подумал, что, пожалуй, и можно, и отправился. И все было действительно

хорошо, только, к сожалению, отец Сергий Булгаков говорил слишком громко и мне

мешал думать свои думы, и я начал прислушиваться, и то, что он говорил, привело

меня в такое состояние ярости, что я уже не мог оторваться от его слов. Помню,

он говорил о Христе, о Евангелии, о христианстве. Он был замечательный

богослов, и он был замечательный человек для взрослых, но у него не было

никакого опыта с детьми, и он говорил, как говорят с маленькими зверятами,

доводя до нашего сознания все сладкое, что можно найти в Евангелии, от чего как

раз мы шарахнулись бы, и я шарахнулся: кротость, смирение, тихость— все

«рабские» свойства, в которых нас упрекают начиная с Ницше и дальше. Он меня

привел в такое состояние, что я решил не возвращаться на волейбольное поле,

несмотря на то что это была страсть моей жизни, а ехать домой, попробовать