ужасным— бился я так около полугода, и в один прекрасный день дошел до

того, что биться уже больше не мог. Помню, я вышел утром из дому, не зная, что

это будет за день; я тогда преподавал в гимназии и во время какого-то урока

вдруг понял, что выбор надо сделать сегодня, сейчас. И после последнего урока я

пришел к отцу Афанасию и сказал: «Вот я пришел». —«Монахом становиться?»

—«Да». И тут он стал задавать мне самые невозвышенные вопросы: «Ну

хорошо, садись. Сандальи у тебя есть?» —«Нет». —«Пояс есть?»

—«Нет». —«Это есть?» —«Нет». —«Ну хорошо, это мы

добудем, я тебя постригу через неделю». Потом помолчали, я говорю: «А теперь мне

что делать?» Я ждал, что он мне скажет: вот будешь спать здесь на полу, а

остальное тебя не касается… «Ну а теперь иди домой». Я говорю: «В каком смысле,

как так?» —«Да, ты отказался от дома, от родных, а теперь возвращайся

туда по послушанию». Это был очень трудный момент, я должен сказать, но отец

Афанасий ни на какой компромисс бы не пошел.

Умер отец Афанасий через три месяца после моего пострига; я долго

недоумевал, что мне делать, потому что после такого опыта нахождения духовника

просто обойти всех возможных священников или представить себе духовником

Стефана, Ивана, Михаила или Петра было слишком нелепо. Помню, как я сидел у

себя и поставил себе вопрос: что делать?— и вдруг с совершенной ясностью

у меня в душе прозвучало: «Зачем ты ищешь духовника? Я жив». И на этом я

кончил свои поиски.

И когда он уже умер, я стал священником, в 1948году, по слову человека103, которому очень верил. Он был

французом, православным священником, до этого я видел его один раз, когда мне

было лет семнадцать, в день, когда я окончил среднюю школу и сдал экзамен на

аттестат зрелости. А тут я его встретил в Англии на православно-англиканском

съезде, и он прямо ко мне пришел и сказал: «Вы нам здесь нужны, бросайте

медицину, делайтесь священником и переходите в Англию». Я ему тогда сказал: «Вы

подумайте и скажите, это всерьез или нет. Потому что, если всерьез— я по