Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
придает ему значение, ценность, а затем, если наше чувство становится более
глубоким, если возрастает в нас сознание «другого», то наступает момент, когда
мы вдруг понимаем, что теперь мы стали точкой на периферии, а он— центром
в нашем не статичном, а динамичном отношении человека, который обращен,
устремлен к другому.
Вспомните начало Евангелия от Иоанна, где в русском переводе говорится Слово
было у Бога (Ин1:1). Греческий термин, так же как и славянское Слово
бе к Богу,— не статичен, это термин динамичный: «к», «для»,
«обращенный к», «в направлении к», «устремленный к»112. Это отношение— не
взаимоотношение людей, которые друг на друга смотрят, это отношение между
Одним, абсолютно центральным, и Другим, существующим только для Первого, только
в направлении к Нему, только по отношению к Нему. Тут мы можем говорить о
любви, но теперь в этом «я люблю тебя» «я» так сузилось, что существует лишь
объективно, а субъективно человек уже забыл себя. Теперь имеет значение слово
«люблю», в которое включено и «я», ибо центром стало «ты»— «другой».
Когда мы пытаемся определить меру своего индивидуального «я», первое, о чем
мы можем себя спросить, это следующее: в каком смысле я могу сказать, что люблю
тех, кого люблю? Я не говорю о тех, которых не люблю,— их легион, не
говорю и о тех, кого люблю лишь потому, что они далеко и для меня не
обременительны: легко любить тех, кто за тридевять земель, и очень трудно
любить соседа, который хочет слушать радио, когда я хочу спать. И вот первый
вопрос, который мы должны себе задать: я говорю, что люблю свою жену, дочь, брата,
того или другого человека, что это значит? Люблю ли я его так же, как клубнику
со сливками? Иначе говоря, питаюсь им, пожираю его изо дня в день, изо дня в
день его парализую, высасываю его, как вампир? Тогда действительно его
присутствие для меня драгоценно, я не могу без него обойтись, он необходим для
самой моей жизни. Это ли мы хотим сказать? Так вот, если мы честны, то очень
часто нам придется согласиться: да, именно это. И нет ничего удивительного, что