Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
жесты отчаяния не в состоянии будут вернуть нам мир. Единственное, что мы можем
сделать— и это непросто,— это сказать: я был в одном состоянии,
теперь я в другом состоянии, в этом состоянии я нахожусь и изнутри этого
состояния я действую. В тот миг, когда мы можем это сказать, мы уже обрели
равновесие, которое нам позволяет действовать изнутри, а не извне. Это, думаю,
верно даже в отношении не только «технических» ошибок, но и в отношении греха.
Святой Иоанн Лествичник нам говорит: пока мы не согрешили, дьявол уверяет нас,
что Бог милостив, как только мы согрешили, он говорит: Бог неумолим. Так вот,
именно тут мы и можем поймать дьявола, потому что мы знаем, что он лжец по
природе. И мы можем сказать: я согрешил, самое время мне каяться, я могу
сделать нечто активное, динамичное, истинное, Бог может спасти меня, грешника,
какой я есть, Он не в состоянии спасти святого, которым я и не был,— и
так установиться в положении еще более реальном, чем прежнее.
Я думаю, одна из вещей, к которой дьявол всегда будет стремиться, это
привести нас в состояние беспокойства, внутреннего смятения. Потому что, с его
точки зрения, смятение, которое отделяет нас от Бога— поскольку оно
обращает нас на самих себя,— столь же полезно, как любой грех, важно,
чтобы мы не были с Богом. Если смятения достаточно, чтобы занять все наше
внимание, всю нашу внутреннюю жизнь, враг достиг своей цели.
Легко ли в сегодняшнем мире видеть Бога как источник гармонии?
Я думаю, что следует делать различие между миром в библейском смысле слова, то
есть тем, что вне Церкви, что явно не принадлежит области церковной, и
Церковью. Хотя провести такое четкое разграничение не просто, потому что через
наш грех мир присутствует в Церкви, и Церковь присутствует в мире, и не только
через нас, но главным образом через действие Святого Духа. Но разница все-таки
есть.
У Церкви есть иное, чем с точки зрения мира, видение— видение Божие.
Если в пределах этого церковного видения у нас нет собственного, личного