вспомнить ни Бога, ни себя, ни основные ценности жизни, есть такое опьянение. И

это относится не только к вещам, стоящим вне области Божией: можно быть так же

увлеченным церковными ценностями, а не только мирскими. В некотором смысле быть

увлеченным церковными ценностями более опасно, потому что такое увлечение

сводит эти ценности на уровень идолов, кумиров, ложных божков, которым мы

поклоняемся.

Это не имеет никакого отношения к тому, что вначале я назвал вдохновением:

вдохновением ученого, художника, кому Богом открыто видеть за внешней формой

того, что его окружает, какую-то глубокую сущность, которую он извлекает,

выделяет, выражает звуками, линиями, красками и делает доступной окружающим

людям— невидящим. В свое время Георгий Федотов написал замечательную

статью о Духе Святом в творчестве: это не опьянение127. Но когда под влиянием красоты, или

любви, или знания мы забываем именно этот смысл, который раскрывается ими, и

делаем предметом наслаждения то, что должно быть предметом созерцания,—

тогда мы теряем трезвость. В церковной жизни это бывает так часто и так

разрушительно, когда люди в церковь приходят ради пения, ради тех эмоций,

которые вызываются стройностью или таинственностью богослужения, когда уже не

Бог в центре всего, а переживание, которое является плодом Его присутствия.

И одна, опять-таки основная, черта православного благочестия, православной

духовности— это трезвость, которая переносит все ценности, смысл всего от

себя на Бога. Это выражается порой почти страшно. Когда я совершаю похороны, я

всегда долго-долго выжидаю, прежде чем сказать первые слова богослужения,

молясь о тех, которые их услышат, о тех, которые потеряли родного или близкого

человека, потому что есть слова, которые можно нести на своих плечах только

всей верой, и больше чем своей верой: силой Божией,— или, вернее, такие

слова, которые могут нас нести, но которые мы понести не можем. Как перед лицом

гроба можно начать молиться словами Благословен Бог наш? Сколько нужно

веры, доверия, почитания Бога, принятия Его путей, смирения— или хотя бы