Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
автоматически, так же, как мы прибегаем, скажем, к аспирину, чтобы не болела
голова. Надо поставить себя перед лицом Божиим, очистить свою совесть, отдать
себя в руки Божии и получить от Него те дары, которые Он нам захочет
дать,— и это может быть путем к исцелению. Чудо не может быть
автоматично— в том смысле, что мы не можем требовать от Бога: «Я к Тебе
обратился, а Ты меня должен исцелить!» Но мы можем открыться Богу настолько,
чтобы болезнь или прошла, или стала нам во спасение. Я помню, мне на Афоне в
единственный раз, когда я посетил Святую гору, монах сказал, что не надо
бороться за то, чтобы совершенно прошла болезнь, потому что болезнь нам
напоминает о нашей хрупкости и нас учит предавать себя в руку Божию. А лечиться
надо, постольку поскольку это нам дает возможность действовать и жить.
Не следует ли из этого, что в жизни верующего человека нет места врачу,
лечению?
Нет, я думаю, что есть место; и то, и другое должно быть применяемо. Если ты
заболеваешь (не простудой, конечно, а чем-нибудь серьезным), ты можешь
обратиться к Богу, поставить себя перед Его лицом, очиститься, причаститься
Святых Тайн, попросить о том, чтобы тебя помазали святым елеем, и вместе с этим
обратиться к врачу. Потому что Священное Писание нам говорит, что Бог создал и
лекарства, и врача и порой в его руке исцеление наше (Сир38:1—14). О том
же самом говорит Амвросий Оптинский: надо обращаться к врачу, потому что это
знак какой-то доли смирения. Нельзя сказать: «Я своими молитвами и своей полной
отдачей Богу обеспечу свое здоровье». Можно сказать: «В руки Твои, Господи,
предаю дух мой»— и быть готовым к тому, что ты будешь и дальше болеть и
умрешь. Но если речь идет об исцелении— а порой надо бороться за
здоровье и за силы, потому что у тебя задача, которую Бог тебе дал,— в
таком случае надо обратиться и к врачу, но не оставляя в стороне и духовное
исцеление. То есть, стоя перед Богом, знать, что, останешься ли ты жив, будешь
ли ты здоров или нет, в конечном итоге— в Его руке и что ты хочешь только