хотя еще не выкристаллизовался. Когда они слышали этот ответ Христа кому-то,

они, вероятно, схватывали Его слова: хотя вопрос задавали не они, но он уже

настолько назревал, что стоило сохранить ответ, потому что он скоро пригодится.

Были другие люди, которые говорили: мы не понимаем, о чем Он говорит. И вот

первое: мы должны себе отдать отчет, что не каждый день будет нам Бог говорить

что-то новое. Он, может быть, сегодня говорит другому, а ты в толпе стоишь и

хлопаешь ушами: не понимаю, о чем речь, что это такое.

Затем есть другие места, которые нас, скажем прямо, не очень трогают. В

общем порядке мы согласны: раз Бог так думает— почему бы и нет? Но

какие-нибудь слова, которые явно к нашей жизни не относятся, нас не задевают.

Например, притча о браке не специально волнует человека, который готовится к

монашеству.

Есть еще места, на которые мы реагируем отрицанием. Если бы мы были честны,

мы бы сказали: нет, Господи, это— нет, спасибо! Помню, я говорил раз о

заповедях блаженства. У меня есть благочестивая прихожанка, которая слушала,

слушала и говорит: «Ну, отец Антоний, если вы это называете блаженством,

пожалуйста, берите его себе, но я этого блаженства не хочу. На самом деле:

нищенствовать, плакать, голодать, жаждать, да еще быть гонимым,— и это вы

называете блаженством? Ну, спасибо вам!» Она хоть прямо сказала. Мы большей

частью вежливо укрываемся. Мы говорим: ах, да!— и тут же

отворачиваемся— ну да, я знаю, вот такой-то святой то-то говорил,

другой— третье, я же не святой, поэтому я еще не дорос.

А есть другие места, которые прямо в душу бьют. Помните, на пути в Эммаус

ученики говорили: разве сердце наше не горело в нас, когда Он говорил с нами

на пути? (Лк24:32). Как услышишь такое место, знай: тебе лично сказал

Господь. Причем даже не уйдешь от этого, потому что уже отозвался, сердце уже

дрогнуло, ум уже ухватился— значит нет никакой возможности сказать: это

ко мне не относится— это уже отнеслось. В тот момент, когда ты