Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

как удерживал жителей Вифлеема страх: что будет? Вот войдут в их жизнь, в их хижину

этот мужчина, эта женщина, ожидающая ребенка, стеснят, чего доброго—

останутся, и что будет дальше? Так и мы поступаем по отношению к Богу— мы

к Нему обращаемся легко, когда нам нужно, но открыть, широко распахнуть дверь

сердца, дверь жизни своей нам страшно: что если Его приход будет концом всего

того покоя, строя, который мы с таким трудом создавали и создаем? Что если Он

потребует от нас, чтобы мы всерьез приняли жизнь, чтобы мы всерьез поверили,

что Он— Господь, что Его пути должны быть нашими путями, Его мысли должны

стать нашими мыслями? Что если Господь разметает весь порядок, который нам так

дорог, порядок иногда мертвый, безжизненный, но порядок, в котором нам привычно

и удобно стало жить, без глубоких чувств, без сильных переживаний, без всякой

особенной мысли, живя как живется— только бы защищенной жизнью.

И вот Христос в самую ночь Своего рождения нам показывает, что ради нас,

чтобы нас освободить от плена, в который мы отдались, Он избирает свободно

полную незащищенность, изгнанничество, соглашается, еще до Своего рождения,

быть названным чужим и лишним, готов быть отброшенным, исключенным, готов Себя

отдать. И этим Он делается как бы, по-земному говоря, свободным. Миру, который

Его не принимает, Он ничем не обязан, Он этому миру может говорить правду, Он

может действовать с царственной Своей свободой. Те, кто прислушиваются к Нему,

делаются Его друзьями. Он Сам говорит: Я вас больше не называю слугами, рабами,

потому что слуга не знает воли своего господина, а Я называю вас друзьями, потому

что вам Я все сказал (Ин15:15)— все о Божиих путях, все о Своем

пути и все о наших путях.

И это продолжается через всю жизнь Христа. Он окружен небольшим кругом

людей, которые услышали в Его голосе правду, в Его словах узнали правду:

правду о жизни, истину о Боге и о человеке, и об их взаимном отношении, и о

том, что надлежит делать человеку, который в гармонии с Богом, который

Богу снова стал своим. А дальше— целое море противления; железное кольцо