Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
можем!— Он говорит: вы все со Мной разделите, но дать вам сесть по правую
и левую руку от Меня— не от Меня зависит (Мк10:35—40). Это значило:
будьте вы верны Мне до конца: разве вы Богу не можете поверить, что и Он
будет верен?
Это обращено ко всем нам, как было обращено безмолвно с креста ко всем тем,
которые ждали явления победы для того, чтобы примкнуть к Победителю: вы готовы
разделить со Мной Мою крестную земную участь? вы готовы пройти тем путем,
которым Я иду, путем жертвенной любви, забывающей себя, имеющей заботу только о
том, чтобы люди поверили в любовь Божию и стали Божиими людьми?
А были, верно, другие люди в этой толпе у Голгофы, которые были в сердце
ранены Христовыми словами, проповедью, чудесами, в конечном итоге— Его
образом и которым страшно было: а вдруг все это правда?! Потому что тогда надо
все менять в жизни, продолжать жить так, как я жил доселе, нельзя: нельзя жить
для себя, нельзя жить для малого круга своих, надо признать своим самым близким
ближним того человека, который во мне больше нуждается, надо научиться любить,
то есть жить другим и для другого. Стояли, думали: если умрет Христос на
кресте, то, значит, все это мечта, все это нереально и, значит, можно жить, как
жили до сих пор, можно жить безответственно, хищнической, сосредоточенной на
себе и на своих жизнью; тогда этот ужас любви, требующей всего, может быть
отстранен… И стояли и с надеждой ждали, что умрет Христос.
Разве мало таких людей теперь, и разве нет в каждом из нас чего-то от этих
чувств: если бы только можно было то или другое изречение евангельское ослабить
каким-нибудь объяснением, отстранить какими-то доводами, если можно было бы
Евангелие сделать легким, не требующим напряжения всех сил и отдачи себя той
силе, которая может совершить невозможное человеку?! Разве в нас нет подобных
поползновений? Да если бы их не было, то мы и не грешили бы, тогда воля Божия
была бы нашей волей, Божия правда— нашей правдой, Божия жизнь—
нашей жизнью! Наша греховность именно тем обуславливается, что мы все время