вопросом: напрасно я умираю или нет? Но ей не был дан даже тот ответ, который

получил Креститель.

Вспомним еще Петра в ночь, когда взяли Христа, повели на суд и Петр прошел

за Ним во двор первосвященника (Мк14:66—72). К нему обращается служанка:

ведь и ты с Ним был?— Не знаю Этого Человека!— и отходит

ближе к выходу. Другие люди ему говорят: да, конечно, ты с Ним был, у тебя и

произношение галилейское: ты из того же круга!— Не знаю Этого

Человека. И другая служанка: ведь я же тебя видела в Гефсиманском

саду!— Нет! Я Этого Человека не знаю!— и выходит. Он вышел,

и он свободен; он теперь уже не Петр, не Кифа, не ученик, он теперь просто

Симон, сын Ионы, брат Андрея, он— как все; только, уходя, он повернулся,

взглянул на окно, через которое виден был суд; петух пропел; и Христос повернул

голову, посмотрел на Своего ученика-предателя, и Петр все вспомнил и заплакал.

Но он не вернулся; он не вернулся во двор архиерейского дома, он не сказал

служанкам и другим: я вам солгал, я был с Ним, я Его ученик…— он ушел.

Ушел со своим стыдом и отчаянием; в одном рассказе говорится: как раненый

зверь, спрятался он в доме Иоанна Марка (ср.:Деян12:12).

Наталья тоже могла выйти, снова быть собой— но она не вышла. И ее

образ вызывает у нас тот же вопрос: а что же дальше случилось? Зачем она

умирала? На это могло бы быть два ответа: первый— что никто большей любви

не имеет, нежели тот, кто душу свою, жизнь свою положит за своих друзей

(Ин15:13). Если бы даже погибли мать и дети, она исполнила бы до конца

завет: друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал6:2).

Она взяла на себя всю тяготу этой матери и ее детей и понесла, и этого было бы

довольно. Но это не все: мать и дети были спасены, они жили после этого многие

годы, двое из них еще живут. Но живут они как бы во свете этой смерти; мать мне

как-то сказала: мы всю жизнь прожили в надежде, что так проживем, чтобы мир не

был лишен ничего через смерть этой Натальи. Они о Наталье ничего не знали и