Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
включая и телесные, превращают в таинство, в нечто превосходящее землю и
возносящее в вечность.
В Священном Писании брак предстает выражением предельной радости, предельной
полноты. Это полнота не успокоенности, а торжества радости и любви. Самый
совершенный образ ее нам дан в так называемом браке Агнца
(Откр19:7, 9), то есть в соединении, в радости встречи Бога, ставшего
человеком, отдавшего всю Свою жизнь, все Свое бытие миру,— с тварью:
когда все уже завершено, когда нет уже противоположения, когда Бог и человек объединены
общей жизнью. И это не ограничивается человеком, а перерастает его и охватывает
всю тварь, так что апостол Павел мог сказать: Будет Бог все во всем (1Кор15:28).
С другой стороны, у нас есть образ, употребляемый апостолом и
характеризующий Церковь как Невесту Агнца (Откр21:9). Кто такая
невеста? Невеста, по существу, это девушка, которая нашла в себе такую глубину
и такую крепость, что она сумела, смогла полюбить единственной, неповторимой
любовью одного человека с готовностью оставить все и быть с ним, последовать за
ним, куда бы он ни пошел. А слово «Агнец» напоминает нам о ветхозаветном
пасхальном ягненке, который впервые был заклан в ту ночь, когда евреи бежали из
Египта (Исх12): непорочный, невинный агнец, жертва человеческого греха. Позже
этот образ был перенесен на Спасителя Христа как на непорочного Страдальца,
который принял муки, потому что люди отпали от Бога и перестали быть в полном
смысле людьми.
Итак, образ, данный нам в лице Невесты Агнца,— образ
трагической любви; любви, проходящей свой путь в нашем трагическом мире в
полном сознании этого трагизма, принимающей этот трагизм не как нежеланную,
отвергаемую муку, а как призвание, как участие и в судьбе самого мира, и
в тайнах Божиих.
Оба эти образа говорят о любви: любви совершенной, любви жертвенной до
конца, любви ликующей. В одной древней рукописи Евангелия есть место, где