включая и телесные, превращают в таинство, в нечто превосходящее землю и

возносящее в вечность.

В Священном Писании брак предстает выражением предельной радости, предельной

полноты. Это полнота не успокоенности, а торжества радости и любви. Самый

совершенный образ ее нам дан в так называемом браке Агнца

(Откр19:7, 9), то есть в соединении, в радости встречи Бога, ставшего

человеком, отдавшего всю Свою жизнь, все Свое бытие миру,— с тварью:

когда все уже завершено, когда нет уже противоположения, когда Бог и человек объединены

общей жизнью. И это не ограничивается человеком, а перерастает его и охватывает

всю тварь, так что апостол Павел мог сказать: Будет Бог все во всем (1Кор15:28).

С другой стороны, у нас есть образ, употребляемый апостолом и

характеризующий Церковь как Невесту Агнца (Откр21:9). Кто такая

невеста? Невеста, по существу, это девушка, которая нашла в себе такую глубину

и такую крепость, что она сумела, смогла полюбить единственной, неповторимой

любовью одного человека с готовностью оставить все и быть с ним, последовать за

ним, куда бы он ни пошел. А слово «Агнец» напоминает нам о ветхозаветном

пасхальном ягненке, который впервые был заклан в ту ночь, когда евреи бежали из

Египта (Исх12): непорочный, невинный агнец, жертва человеческого греха. Позже

этот образ был перенесен на Спасителя Христа как на непорочного Страдальца,

который принял муки, потому что люди отпали от Бога и перестали быть в полном

смысле людьми.

Итак, образ, данный нам в лице Невесты Агнца,— образ

трагической любви; любви, проходящей свой путь в нашем трагическом мире в

полном сознании этого трагизма, принимающей этот трагизм не как нежеланную,

отвергаемую муку, а как призвание, как участие и в судьбе самого мира, и

в тайнах Божиих.

Оба эти образа говорят о любви: любви совершенной, любви жертвенной до

конца, любви ликующей. В одной древней рукописи Евангелия есть место, где