языком падшего мира о том, что было когда-то, когда мир еще не пал. Это

попытка сказать нечто на одном языке, который не обладает ни словарем, ни

понятиями, ни опытом другого языка. И это надо принимать в учет, когда мы

читаем Ветхий Завет: мир от сотворения до падения— мир нам абсолютно

неизвестный. Мы можем гадать, можем пытаться представить, что тогда могло быть,

но мы не можем опытно войти в это.

Можно сказать, что мы в какой-то мере приобщены этому опыту, потому что

живем в Церкви, то есть в обществе, которое искуплено, которое спасено, которое

очищено воплощением, смертью и воскресением Христа и даром Святого Духа. Однако

мы являемся грешными существами и можем только как бы чутьем что-то улавливать.

Но мы не можем знать опытно, непосредственно то, что знал Адам, что

знала Ева, что знала вся тварь до того, как она оторвалась от Бога.

Это нам надо помнить, когда мы читаем начало Ветхого Завета. Мы должны его

читать как метаисторию, то есть не как историю, где описано все, как было, а

где в форме описаний падшего мира говорится о мире, которого больше нет и

которого мы не знаем, о мире, которого даже никогда больше не будет, потому

что, когда кончится время, когда наступит окончательная победа Божия и, по

слову апостола, будет Бог все во всем (1Кор15:28), мы не

сможем вернуться к тому моменту, когда на земле еще не было греха.

Это нам надо каким-то образом пережить, потому что представить себе это

нелегко, так же как нелегко представить себе жизнь, которой мы не приобщены

никаким образом.

Второе, о чем я хочу сказать,— это язык. Я не говорю о том, что никто

из нас не читает Ветхий или даже Новый Завет на тех языках, на которых они были

написаны, а о том, что самые слова иногда не только теряют свой смысл, но

постепенно меняют его, и мы переживаем слова в том новом смысле, в котором мы

теперь их употребляем, но не всегда в том смысле, в котором они были написаны.

Я сейчас хочу обратить ваше внимание на некоторые образцы.