Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction
приобщились к мысли, к замыслу Божиему. Если мы разделяем Его желание, любим
то, что Он любит, мы с Ним едины.
И это очень важно, потому что очень легко превратить новозаветные правила, которые
нам дает Христос, в ветхозаветный закон, стать исполнителями, оставаясь как бы
вне этого опыта. Я помню человека, который так воспринял Евангелие. Он считал
себя чистым, светлым христианином. Он никогда не пропустил бы нищего, не позвав
его и не дав ему тарелку супа и медную монету, но он нищего никогда не пускал в
дом. Он останавливал его в дверях и говорил: «Только не смей вступать твоими
грязными башмаками в мой чистый коридор!» И когда тот кончал есть похлебку и
получал грош, он говорил: «А теперь иди и не возвращайся ко мне, я тебе все
дал, что тебе нужно!» Он считал, что исполнил дело милосердия— а в сердце
у него никакого милосердия не было.
Вот в этом и заключается разница между исполнением закона в юридическом
смысле и тем, чтобы стать человеком, для которого заповедь является зовом
жизни: стать таким человеком, который иначе поступить не может.
Второе понятие о грехе, тоже очень важное и связанное с предыдущим, это
оторванность от Бога. Мы только потому относимся к воле Божией как к внешнему
закону, что мы от Бога оторваны сердцем. Эта оторванность нашего сердца от
Бога, нашей воли от воли Божией, наших мыслей от мыслей и представлений
Божественных и является основной нашей греховностью, тем состоянием полусмерти,
потускнения, о котором я говорил раньше. Но грех еще развивается дальше, и из
этого состояния оторванности рождаются и последствия ее: осиротелость,
внутренний разлад, рознь с людьми, вражда с остальной тварью. И в этом
отношении грех расползается, приобретает бесконечное число разных оттенков:
ненависти, страха, жадности, всех видов сосредоточенности на себе, потому что
мы потеряли Бога. В начале Евангелия от Иоанна говорится (в славянском
переводе), что Слово Божие было к Богу (Ин1:1). В греческом тексте
говорится не о том, что это Слово «к Богу», а о том, что Слово как бы рвется,