Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

о том, что она может разверзнуться и охватить и небо, и землю, и вечность и что

имя ей должно быть— «любовь». Причем любовь не такая, которая на мне или

во мне сосредоточена, а любовь просторная, способная охватить все более широкие

круги людей, событий, вещей.

И вот в течение подготовительных к Рождеству Христову недель мы читаем

евангельский рассказ о званых на пир. Прочтем его словами самого Евангелия:

Когда делаешь пир, зови нищих, увечных,

хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся

тебе в воскресение праведных. Услышав это, некто из возлежащих с Ним сказал

Ему: блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием! Он же сказал ему: один человек

сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба

своего сказать званым: идите, ибо уже всё готово. И начали все, как бы

сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти

посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и

иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не

могу придти. И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда,

разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и

переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб:

господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу:

пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой. Ибо

сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых,

но мало избранных (Лк14:13—24).

Разве это не точная картина того, о чем я говорил? Мы призваны на Божий пир.

Этот пир должен был начаться на земле, если бы человек не изменил себе и не

изменил Богу. Когда Бог создавал мир, Он его создавал прекрасным, в полной

гармонии с Собой и в гармонии всех тварей между собой. И этот мир мог бы

устоять в первозданной красоте, мог бы вырасти из красоты невинности в стройную

и уже непоколебимую красоту святости,— но человек изменил и себе, и Богу.