кажется, святой Исаак Сирин, с нашей совестью, с ближним, даже с предметами,

которых мы касались,— так чтобы вся земля могла сказать нам: «Иди в

мире», и чтобы мы могли сказать всему, что представляла для нас земля:

«Оставайся с миром, и пусть будет на тебе Божий мир и Божие благословение».

Невозможно войти в вечность связанным, опутанным ненавистью, в немирном

состоянии. И если мы хотим достичь этого в то короткое время, которое грядущая

смерть нам оставляет, очень важно рассматривать всю нашу жизнь как

восхождение— восхождение к вечности, не как смертное увядание, а как

восхождение к моменту, когда мы пройдем тесными вратами смерти в

вечность,— не совлекшись временной жизни, но, по слову апостола Павла,

облекшись в вечность (2Кор5:4).

Согласно православному преданию, первые три дня после смерти душа человека

остается около земли, посещает привычные ей места, как бы вспоминая все, чем

была для нее земля, так что душа покидает землю и предстает перед Богом в

полном сознании всего, что с ней происходило. Эти три дня окружены особым

вниманием. Мы молимся, мы служим панихиды, мы сосредоточены мыслью на всей

многосложности наших отношений с усопшим. И у нас есть свое задание. Мы должны

развязать все узелки в душе. Мы должны быть в состоянии сказать усопшему из

самой глубины сердца и всего нашего существа: «Прости меня!» и сказать также:

«Я прощаю тебя, иди в мире».

Может быть, в этом объяснение старого присловья, что об усопшем не следует

говорить дурного. Если мы истинно, во всей истине и правде, сказали усопшему:

«Я отпускаю тебя. Я встану перед Богом со своим прощением, пусть ничто, что

было между нами, не стоит на твоем пути к полноте и вечной радости», то как

можем мы вернуться назад, припомнить зло, припомнить горечь? Это не значит, что

мы закрываем глаза на реальность, потому что если действительно в жизни

человека было зло, если действительно было что-то неладное между нами и

усопшим, то тем более должны мы молить Бога освободить обоих— и нас